Чарлз в тот вечер собрался обратно, и отец его решил было отправиться вместе с ним, но дамы не давали на это согласия. И другим будет больше хлопот, и ему больше горя; и тут родился более остроумный план и тотчас был приведен в исполнение. Послали карету в Крюкерн, и Чарлз оттуда привез куда более полезное лицо, а именно старую няню, которая вынянчила всех детей, дождалась, пока ленивца и баловня Харри отослали в школу следом за братьями, и теперь доживала свой век подле опустелой детской, штопала все чулки, врачевала все волдыри и шишки, какие попадались ей под руку, и была рада-радешенька, что ей разрешили ухаживать за голубушкой мисс Луизой. Миссис Мазгроув и Генриетте уже являлась смутная мысль о Саре, однако без поддержки Энн они и не решились бы и не сумели ее осуществить.
На другой день не кто иной, как Чарлз Хейтер, снабдил их подробными сведениями о Луизе, без которых они дня не могли прожить. Он не поленился съездить в Лайм, и отчет его вселял надежду. Луиза теперь реже впадала в забытье. Судя по всему, капитан Уэнтуорт оставался в Лайме.
Энн предстоял назавтра отъезд, событие, которое всех пугало. Что им без нее делать? Они друг другу слабые утешители. И до того они сетовали, что Энн сочла за благо сделать общим достоянием те намерения, в какие каждый ее тайком посвятил, и уговорить всех сразу отправиться в Лайм. Это оказалось нетрудно; скоро решили ехать, ехать завтра же, жить ли в гостинице, снять ли жилье – неважно, и дожидаться, пока не окрепнет бедняжка Луиза. Они облегчат труды пекущихся о ней добрых людей, они помогут миссис Харвил в ее заботах о собственных детях; словом, все так радовались принятому решению, что Энн была счастлива, что его подсказала, и, наблюдая их сборы и спозаранок провожая в путь, она была довольна последним утром своим в Апперкроссе, хоть сама и осталась таким образом в одиноком, покинутом доме.
Она была последней, исключая двух детишек, на Вилле, она была самой последней, единственной, оставшейся после тех, кто наполнял и оживлял оба дома и кому Апперкросс обязан был своим духом веселья. Сколько за немногие дни перемен!
Если Луиза выздоровеет, снова все будет хорошо. Здесь воцарится еще большая радость. Энн ничуть не заблуждалась насчет того, что последует за ее выздоровлением. Месяц-другой, и комнаты, ныне такие пустые, приют ее тихой задумчивости, снова наполнятся легким говором, смехом, счастьем взаимной любви, всем тем, от чего так далека Энн Эллиот!
Обреченная на бездействие, она предавалась подобным размышлениям в пасмурный ноябрьский день, когда надолго зарядивший мелкий дождик туманил вид за окном, и потому, разумеется, обрадовалась, заслышав карету леди Рассел; и все же, как ни рвалась она отсюда уехать, расставаясь с Большим Домом, бросая прощальные взоры на Виллу, на черную ее, промокшую и неуютную веранду и даже на убогие домишки арендаторов, едва различимые сквозь мутное стекло, она не могла не грустить. В Апперкроссе промелькнули мгновенья, делавшие его незабвенным для ее сердца. Он был свидетель многих жестоких, теперь затянувшихся ран и редких минут облегчения, суливших примиренье и дружбу, на которые вперед уже нельзя ей надеяться и которые навеки останутся для нее драгоценны. Все оставляла она позади, со всем расставалась, кроме воспоминаний.
Энн ни разу не бывала в Киллинче с тех самых пор, как покинула в сентябре дом леди Рассел. Нужды в том не было никакой, а когда ей изредка представлялся случай отправиться в Киллинч-холл, она от этого уклонялась. И воротилась лишь для того, чтобы вновь обосноваться в элегантных покоях Киллинч-лодж и радовать взоры хозяйки.
К радости, с которой леди Рассел готовилась встретить друга, примешивалось беспокойство. Она знала, кто частенько наведывался в Апперкросс. Но, к счастью, то ли Энн пополнела и похорошела, то ли так показалось леди Рассел; и, выслушивая ее комплименты, Энн забавлялась, соотнося их с молчаливым восхищением своего кузена и надеясь, что еще выпадет ей на долю новый расцвет юности и красоты.
Но вот они разговорились, и она сама заметила, какие в ее душе произошли перемены. Заботы, которые переполняли ее при расставании с Киллинч-холлом и которые привыкла она заглушать в семействе Мазгроув, выказывавшем к ним столь мало интереса, теперь утратили для нее значение. Она потеряла из виду отца, и сестру, и Бат. Их нужды заслонились для нее нуждами Апперкросса; и когда леди Рассел, воскрешая прежние опасения и надежды, одобряла дом, снятый внаймы на Кэмден-плейс, или не одобряла то обстоятельство, что миссис Клэй до сих пор еще с ними не рассталась, Энн, к стыду своему, замечала, насколько ближе ей Луиза Мазгроув, и Лайм, и все тамошние знакомцы; насколько более занимает ее дружба Харвилов и капитана Бенвика, нежели устройство родного ее отца на Кэмден-плейс или приверженность к миссис Клэй ее родной сестрицы. Ей стоило немалых усилий с приличным вниманием поддерживать разговор, казалось имевший до нее самое прямое касательство.
Не без неловкости приступили они сперва и к другому предмету. Им пришлось коснуться несчастья в Лайме. Накануне, не успела леди Рассел переступить порог, на нее тотчас обрушилась неприятная новость; но следовало же ее и обсудить; надо было порасспросить, посетовать на неосторожность, пожалеть о последствиях, а при этом нельзя было не поминать и капитана Уэнтуорта. Энн поняла, что ей это дается труднее, чем леди Рассел. Она никак не могла прямо смотреть ей в глаза, выговаривая его имя, покуда не догадалась в беглых чертах сообщить, что думает она об его отношениях к Луизе. И сразу она почувствовала облегчение.
Леди Рассел оставалось ее выслушать и пожелать молодым людям счастья, но сердце ее дрожало от некоторого злобного удовольствия из-за того, что некто, в двадцать три года умевший, кажется, понять достоинства Энн Эллиот, восемь лет спустя мог плениться чарами Луизы Мазгроув.
Первые несколько дней прошли тихо, не разнообразясь ничем, кроме бог весть какими путями находивших Энн записок из Лайма о том, что Луиза чувствует себя лучше. По прошествии же этого срока учтивость леди Рассел взяла свое, и, подавив неприятные воспоминания, она сказала решительным голосом:
– Мне надо пойти к миссис Крофт. Мне непременно надо пойти, и не откладывая. Энн, достанет ли у тебя мужества переступить со мною вместе ее порог? Нам обеим предстоит, полагаю, тяжелое испытание.
Предстоящее испытание, однако, ничуть не ужасало Энн. Напротив, она со всею искренностью заметила:
– Вам, думаю, будет куда трудней; вы не смирились с переменами. Я же, оставаясь по соседству, с ними успела свыкнуться.
Она многое бы еще могла прибавить, ибо была о Крофтах мнения самого высокого, считала, что отцу ее необыкновенно посчастливилось, понимала, что прихожане обрели прекрасный пример, а бедняки – помощь и опору, и, как ни горько и стыдно было ей выдворяться из Киллинча, она в глубине души признавалась себе, что удалился тот, кто не заслуживал права здесь оставаться, и, простясь с владельцами, Киллинч-холл перешел в куда более достойные руки. Бесспорно, ей причиняли боль эти умозаключения и были они горьки; зато избавляли и от той горечи, которую, уж верно, испытывала леди Рассел, переступая знакомый порог и проходя по давно изученным покоям.
Нет, уж Энн-то не могла говорить себе: «Эти покои должны бы принадлежать нам одним. Ах, и кто же их теперь занимает! Древнее семейство обречено скитаться! И вместо него водворяется невесть кто!» Нет, только думая о покойнице матери, только вспоминая, как сиживала она тут, бывало, во главе стола, и могла она вздыхать вышеописанным образом.
Миссис Крофт всегда встречала Энн с добротою, позволявшей надеяться, что она к ней благоволит, нынче же, принимая ее в этом доме, она была к ней особенно внимательна.
Скоро беседа сосредоточилась на печальном происшествии в Лайме, и, сопоставя свои сведения о пострадавшей, обе дамы пришли к выводу, что получили их в один и тот же час прошедшего утра: капитан Уэнтуорт побывал вчера в Киллинче (впервые со дня несчастья), и он-то и доставил записку для Энн, как бы таинственным образом до нее дошедшую; он оставался несколько часов и потом вновь отправился в Лайм, не намереваясь, кажется, более покидать его. Расспрашивал он, в частности, и о ней; выражал надежду, что мисс Эллиот не переутомили недавние труды, и отнесся об этих трудах с большим уважением. Что было чрезвычайно мило с его стороны и доставило ей почти ни с чем не сравнимое удовольствие.
Что же до самого происшествия, две неколебимо разумные женщины, придерживаясь неопровержимых фактов, уж конечно, сошлись на том, что оно явилось следствием неосторожности и юного легкомыслия; что дело нешуточное и даже подумать страшно, как долго придется еще дрожать за здоровье Луизы и как еще долго будут сказываться потом следы сотрясения! Адмирал подвел общий итог, воскликнув:
