- Оттого, что ведет ее печальный шофер, - мрачно ответил господин в черном.
- Ага, - промолвил г-н Колбаба. - А позвольте спросить, ваша милость, отчего же так печален господин шофер?
- Оттого что он не получил ответа на письмо, которое отправил ровно год и один день тому назад, - ответил господин в черном. - Понимаете, он написал своей возлюбленной, а она ему не ответила. И вот он думает, что она его разлюбила.
Услышав это, г-н Колбаба воскликнул:
- А позвольте спросить, вашего шофера не Франциком звать?
- Его зовут господин Франтишек Свобода, - ответил печальный господин.
- А барышню - не Марженкой ли? - продолжал свои расспросы г-н Колбаба.
Тут отозвался печальный шофер.
- Мария Новакова - вот имя изменщицы, которая забыла мою любовь, - промолвил он с горьким вздохом.
- Ага, - радостно воскликнул г-н Колбаба. - Милый мой, так вы и есть тот глупец, тот дурак, тот пень, та тупица, тот путаник, тот стоерос, то бревно, та дубина, та балда, то полено, то помело, тот капустный кочан, тот урод, тот пентюх и та кликуша, тот ненормальный, тот помешанный, тот простофиля, тот лунатик, тот юродивый, тот губошлеп, тот распустеха, тот растереха, та тыква, та картофелина, тот шут, тот паяц, тот дурень, тот петрушка, та лапша, тот слюнтяй и тот ван?к, который опустил в почтовый ящик письмо без адреса и без марки? Господи! Как я рад, что имею честь с вами познакомиться! Ну, как же барышня Марженка могла вам ответить, ежели она вашего письма до сих пор не получила?
- Где, где мое письмо? - воскликнул шофер Францик.
- Да вы мне только скажите, - ответил Колбаба, - где барышня Марженка живет, и письмо, будьте уверены, сейчас же полетит прямиком к ней. Господи боже ты мой! Целый год с одним днем таскаю я это письмо в сумке, по всему свету рыскаю, ищу эту самую барышню Марженку! Ну-ка, золотой мой паренек, давайте мне живо, скорей, мигом, без промедления, адрес барышни Марженки, и я пойду вручу ей это письмецо.
- Никуда вы не пойдете, господии почтальон! - сказал господин в черном. - Я вас туда отвезу. Ну-ка, Францик, поддай газу и кати к барышне Марженке.
Не успел он договорить, как шофер Францик дал газ, машина рванулась вперед и пошла, мои милые, писать по семидесяти, по восьмидесяти километров, по сто, по сто десять, сто двадцать, сто пятьдесят, все быстрей и быстрей, так что мотор пел, заливался, рычал, гудел от радости, и господин в черном должен был держать обеими руками шляпу, чтобы не улетела, и г-н Колбаба вцепился обеими руками в сиденье, а Францик кричал:
- Славно катим, а? Сто восемьдесят километров! Ей-богу, не едем, а летим прямым ходом по воздуху. Вон она, дорога-то, где осталась! Ей-ей, у нас крылья выросли!
И, летя так со скоростью сто восемьдесят семь километров, увидали они хорошенькую беленькую деревушку - да это Либнятов, честное слово! - и шофер Францик сказал:
- Ну вот и приехали!
- Тогда остановитесь! - промолвил господин в черном, и машина опустилась на землю у деревенской околицы.
- А "бугатти" этот неплохо бегает! - с удовольствием отметил господин. - Ну, теперь, господин Колбаба, можете отнести барышне Марженке письмо.
- Не лучше ли будет, ежели господин Францик сам расскажет ей, что в этом письме написано. Ведь там целых восемь орфографических ошибок!
- Что вы! - возразил Францик. - Мне стыдно ей на глаза показаться: ведь она столько времени ни одного письма от меня не получала. Верно, совсем уж меня забыла и не любит нисколько, - прибавил он сокрушенно. - Идите вы, господин Колбаба; она живет вон в том домике, у которого окна такие чистые, как вода в колодце.
- Иду, - ответил г-н Колбаба.
Замурлыкал себе под нос: "Едет, едет, едет он, едет славный почтальон", и - раз, два, правой - к тому домику. А там, у чистого окошечка, сидела бледная девушка и подрубала полотно.
- Дай бог здоровья, барышня Марженка, - окликнул ее г-н Колбаба. - Не платье ли себе шьете подвенечное?
- Ах, нет, - печально ответила барышня Марженка. - Это я саван себе шью.
- Ну-ну, - участливо промолвил г-н Колбаба. - Ай-ай-ай, угодники пресвятые, ей- ей-ей, мученики преподобные, может, до этого не дойдет! Вы, барышня, разве больны?
- Не больна я, - вздохнула барышня Марженка, - а только сердечко у меня разрывается от горя. И она прижала руку к сердцу.
- Господи боже! - воскликнул г-н Колбаба. - Подождите, барышня Марженка, не давайте ему разрываться еще немножко. Отчего ж это оно у вас так болит, позвольте спросить?
- Оттого, что вот уже год и день, - тихо промолвила барышня Марженка, - уже день и год я жду одного письмеца, а оно все не приходит.
- Не горюйте, - стал утешать ее г-н Колбаба. - А я вот целый год и день письмо одно ношу в сумке и не найду кому отдать. Знаете что, барышня Марженка? Отдам-ка я его вам!
И он подал ей письмо.
Барышня Марженка побледнела еще больше.
- Господин письмоносец! - тихим голосом промолвила она. - Это письмо, наверно, не ко мне: на конверте нет адреса!
- А вы загляните внутрь, - возразил г-н Колбаба. - Если не к вам, вернете мне, вот и все.
Барышня Марженка распечатала дрожащими руками письмо, и, только начала читать, на щеках ее выступил румянец
- Ну как? - спросил г-н Колбаба. - Вернете мне или нет?
- Нет, - пролепетала барышня Марженка, сияя от радости. - Ведь это то самое письмо, господин почтальон, которою я целый год и день ждала! Не знаю, как и благодарить вас, господин письмоносец.
- Я вам скажу как, - ответил г-н Колбаба. - Уплатите мне две кроны штрафа за то, что письмо без марки, понятно? Господи Иисусе, я ведь с ним целый год и день бегаю, чтобы эти две кроны в пользу почты взыскать! Вот так: покорно благодарю, - продолжал он, получив две кроны. - А там вон, сударыня, кто-то вашего ответа ждет.
И он кивнул на шофера Францика, который - тут как тут стоял на углу.
И пока г-н Францик получал ответ, г-н Колбаба, сидя рядом с господином в черном, говорил ему:
- Год и день, ваша милость, я с этим письмом пробегал, да стоило того: во- первых, чего только не повидал! Такая это чудная, прекрасная сторона, - хоть у Пльзня взять, хоть у Горжице, либо у Табора... Ага, господин Францик уже назад идет? Ну, понятно: такое дело легче с глазу на глаз уладить, чем письмами без адреса.
А Францик ничего не сказал; только глаза его смеялись.
- Поехали, сударь?
- Едем, - ответил господин в черном. - Сперва отвезем господина Колбабу на почту
Шофер сел за руль, нажал стартер, включил сцепленье и газ, и машина тронулась с места плавно, легко, как во сне. И стрелка спидометра сейчас же остановилась на цифре 120 километров.
- Хорошо идет машина, - с удовольствием отметит господин в черном. - Она мчится так оттого, что ее ведет счастливый шофер.
Они доехали благополучно - и мы тоже.
Большая докторская сказка
В давние времена на горе Гейшовине имел свою мастерскую волшебник Мадияш. Как вы знаете, бывают добрые волшебники, так называемые чародеи или кудесники, и волшебники злые, называемые чернокнижниками. Мадияш был, можно сказать, средний: иной раз держался так скромно, что совсем не колдовал, а иной раз колдовал изо всех сил, так что кругом все гремело и блистало. То ему взбредет в голову пролить на землю каменный дождь, а как-то раз до того дошел, что устроил дождь из крохотных лягушат. Словом, как хотите, а такой волшебник - не очень-то приятный сосед, и хоть люди клялись, что не верят в волшебников, а все-таки норовили всякий раз Гейшовину сторонкой обойти, а ежели при этом говорили, будто через нее дальше и в гору высоко ходить, так только для того, чтобы в своем страхе перед Мадияшем не признаваться...
Вот сидел раз этот самый Мадияш перед своей пещерой и сливы ел - большие такие, иссиня-черные, серебристым инеем покрытые, а в пещере помощник его, веснушчатый Винцек по-настоящему звать: Винцек Никличек из Зличка, - варил на огне волшебные снадобья из смолы, серы, валерияны, мандрагоры, змеиного корня, золототысячника, терновых игол и чертовых кореньев, коломази и адского камня, трын-травы, царской водки, козьего помета, осиных жал, крысиных усов, лапок ночных мотыльков, занзибарского семени и всяких там колдовских корешков, примесей, зелий и чернобылья. А Мадияш только смотрел за работой веснушчатого Винцека и ел сливы. Но то ли бедняга Винцек плохо мешал, то ли еще что, только снадобья эти в котле у него пригорели, перепарились, пережарились, перекипели или как-то там перепеклись, и пошел от них страшный смрад.
"Ах ты пентюх нескладный!" - хотел было прикрикнуть на нею Мадияш, но второпях перепутал, каким горлом глотать, либо слива во рту у него ошиблась - не в то горло попала, только проглотил он эту сливу вместе с косточкой, и застряла косточка у него в горле - ни наружу, ни внутрь. И успел Мадияш рявкнуть только: "Ах ты пен...", а дальше - не вышло: голос сразу отнялся. Только хрип да сип слышится, будто пар шипит в горшке. Лицо кровью налилось, сам руками машет, давится, а косточка ни туда, ни сюда: крепко, прочно в глотке засела.
