— Спасибо вам, доктор, — повторил я. — Надеюсь, все сложится хорошо и для вашего сына.
Гранд-Централ я покидал в превосходном настроении. И тут меня окликнул знакомый голос. Бадди. Я направился к нему.
— Каким ветром тебя сюда занесло? Таким несчастным я его никогда не видел.
— Меня призвали.
— Ты уже прошел медкомиссию? Бадди закурил сигарету, глубоко затянулся и выпустил дым из широких ноздрей.
— У меня все в норме. Один-а. А что у тебя?
— Один-бэ.
— Это еще что такое? Впервые слышу.
— Я тоже. Но жаловаться мне не на что. Доктор рекомендовал отправить меня в авторемонтные мастерские.
— Да что ты понимаешь в автомобилях? Ты даже не знаешь, как на них ездить! Я уставился на него.
— Пошли отсюда. У меня есть идея! Из Гранд-Централ мы вышли на Лексингтон-авеню и завернули в маленький кафетерий. Взяли по чашке кофе, сели за пустой столик. Бадди пригубил кофе.
— Черт, какой горячий!
— Дай ему остынуть, — и я протянул Бадди формуляр, полученный от врача.
Он прочитал его, посмотрел на меня.
— А мне что с этого? Я такой не получу. — Он вытащил из кармана полоску бумаги, повертел ею у меня перед носом. — Мой врач определил меня в категорию один-а.
— Что с тобой произошло, Бадди? Куда подевался тот-хитрец, которого я всегда знал? Что с тобой сделала медкомиссия? Запугала до смерти?
— А что я могу поделать?
— Разве ты не помнишь старика-негра, который умеет так ловко подделывать документы? Ты еще меня с ним знакомил. Не он ли нарисовал Эдди лицензии, разрешающие ему изготовлять сельтерскую, развозить ее на грузовике и продавать?
— Да, я знаю этого старика.
— Он все еще при деле? Ты говорил мне, что он изготавливает карточки социального страхования, водительские удостоверения, свидетельства о рождении для четырнадцатилетних, чтобы те числились шестнадцатилетними и могли работать.
— А мне-то что до этого? — Бадди никак не хотел меня понять.
— Давай навестим его. Ты говорил, что он классный специалист. — Я сунул Бадди под нос свой формуляр. — Пусть изготовит копию и определит тебя в механики. Тогда нас не разлучит и армия.
— Ты забыл одну мелочь, — пробурчал Бадди.
— Какую?
— Ты белый. А я — черный.
— Кожа у тебя почти такая же светлая, как и моя. Если кто-нибудь спросит, мы скажем, что ты — кубинец.
Бадди молчал целую минуту. Потом улыбнулся, впервые за весь день.
— Я, наверное, псих. — Он достал из кармана деньги. — Поехали. Деньги на такси у меня есть. Чем скорее я перейду в категорию один-бэ и стану белым, тем лучше.
На следующее утро мы оба прошли дополнительную проверку и в тот же вечер ехали на автобусе в Форт-Дикс, штат Нью-Джерси.
Пять часов пути, и автобус остановился у ворот военной базы. Дождь сменился снегом. Температура воздуха падала с каждой минутой.
Из автобуса вышли двадцать призывников. Встретил нас здоровяк-сержант, вообразивший себя генералом. Отвратительный тип. Плевать он хотел, что мы промокнем и замерзнем. Про усталость я и не говорю. Сначала он выстроил нас в ряд. Потом перестроил по росту. Я со своими пятью футами и восемью дюймами оказался посередине, Бадди, вымахавший до шести футов и двух дюймов — в конце.
Потом сержант встал перед нами и провел перекличку. Все фамилии он аккуратно записывал в свой блокнот в черном переплете. Записав, сержант повторил перекличку, ставя в своем блокноте крестик против каждой фамилии. Наконец, он отвел нас к длинному столу, где мы получили обмундирование. Потом — в казарму, там было так же холодно, как и на улице. Сержант указал каждому его койку. К койке полагалась полочка, на которой стояли две книги, и тумбочка с двумя дверцами — В книгах вы найдете все необходимое, чтобы понять, как вы должны одеваться и вести себя в армии. Сейчас я вас оставляю. Увидимся при побудке, в пять утра. К тому времени вы должны одеться, как положено. Спокойной ночи.
— Сержант! — обратился к нему один из призывников, отдавая честь.
Сержант осадил его, едва это слово сорвалось с его губ.
— Призывник, младшему командному составу честь не отдается. Ее отдают только офицерам, начиная с лейтенанта и выше.
— Извините, сержант. — Призывник опустил руку. — Я просто хотел спросить, покормят ли нас обедом. Сержант расхохотался ему в лицо.
— Вам не повезло. Обед съели в восемнадцать ноль-ноль. Но утром вам дадут завтрак, — А как насчет отопления, сержант? — подал голос другой призывник.
— Ты теперь в армии, сынок! Так что придется позаботиться о себе самостоятельно. Где обед? Где отопление? — передразнил он призывников. — Я скажу офицерам, что нам прислали каких-то неженок! Разберитесь сами! — Он развернулся и вышел из казармы.
Мы переглянулись. Бадди покачал головой.
— Армия — дерьмо!
Он выглянул из окна. У дальнего угла стояли большие мусорные контейнеры. Как раз в этот момент к ним подходил солдат в белой поварской куртке.
Я прошелся по казарме в поисках вентиля, подсоединяющего батареи к общей системе отопления. Бадди тем временем повернулся к своим новым сослуживцам.
— Если вы скинетесь по паре баксов, обед я нам организую.
Прошло не так уж много времени, и Бадди стал капралом.
А на следующий день началась строевая подготовка. К вечеру болело все тело, а ноги просто жгло огнем. Я купил и использовал две банки мази Слоуна. Она так воняла, что другие солдаты моего взвода старались держаться от меня подальше.
Наконец наступило воскресенье. Я рассчитывал хоть немного отдохнуть. И мы отдыхали. До полудня. А потом нас снова погнали на плац. И только в шесть часов мы смогли принять душ и пообедать. К тому времени я едва держался на ногах. Рухнул на койку и тут же заснул.
Приснилась мне последняя пятница, которую я провел дома. Ко мне пришла Китти. Все свои вещи я уже уложил в дешевые чемоданы, которые купил по настоянию Китти. Она обещала, что сохранит их до моего возвращения. А потом Китти расплакалась.
Я прижал ее к себе, носовым платком вытер слезы.
Она заглянула мне в глаза.
— Не знаю, как мне без тебя жить. Буду вспоминать о тебе каждый день. Я так боюсь, что тебя убьют или ранят, Джерри. — Из ее глаз вновь покатились слезы. — Вдруг ты останешься без руки или ноги? Я буду о тебе заботиться.
Я засмеялся, попытался поднять ей настроение.
— Волноваться тебе придется только в одном случае: если мне отстрелят конец. — Я схватил ее руку и сунул себе в штаны. Член у меня уже стоял, а Китти, конечно, позаботилась, чтобы он затвердел еще сильнее. Она поглаживала мой фаллос, а я постанывал от удовольствия. Потом задрал ей платье, спустил трусики. «Киска» у нее уже взмокла. Я раздвинул губки и двумя пальцами начал мягко поглаживать клитор.
Китти сжала мои яйца, начала гонять мне шкурку. Я кончил чуть ли не сразу. Подхватил ее на руки и бросил на кровать.
Китти уже срывала с себя одежду, а я начал мазать ее соски соком «киски». Из моего члена еще сочилась сперма, и я поднес его к взбухшему клитору Китти. Когда на него падали капельки, Китти стонала в экстазе. Внезапно у меня вновь все встало И я оттрахал ее так, будто знал, что завтра уже не наступит.
Я взглянул на часы. Семь вечера. Мы лежали на кровати, курили. Я повернулся к Китти.
— Тетя Лайла ждет нас к обеду. Мы должны прийти к восьми.
Китти не ответила. Наклонилась ко мне, поцеловала. Потянулась к моему «игрунчику».
— Еще разок, а потом и отправимся.
— У меня не встанет, — возразил я. — Я приму душ, а потом начнем одеваться к обеду. Когда вернемся, тогда и потрахаемся.
Китти рассмеялась, а я поднялся с кровати и босиком зашлепал в ванную.
Проснулся я, как от толчка. Это был сон. По такой реальный. Мой последний вечер с Китти. О результате я мог бы не упоминать. Поллюция. В армии — впервые.
В подсобке воздух загустел от табачного дыма. Раз в неделю здесь играли в покер. Начинали в двадцать два ноль-ноль. По армейскому времени.
Сержант Майер, командир нашего взвода, сидел во главе стола.
— Прибавляю ставку, — процедил он, жуя кончик сигары, и бросил в миску четвертак. Бадди сошел с ума.
— Принимаю и прибавляю еще. В миске прибавилось полдоллара.
Я посмотрел на свои карты. Масть с тузом пик, но ведь мне жить с сержантом еще восемь недель. А Майер — такая сука. И в покер он играл лишь для того, чтобы сшибить лишний доллар. Сержантам много не платили.
Я посмотрел на разгоряченное лицо Бадди. Попытался дать ему знак — не зарывайся. Но Бадди думал только о покере. Я положил карты на стол.
— Я пас.
Сержант поднял ставку еще на полдоллара. Однако Бадди это не остановило. Он бросил в миску два доллара.
— Как насчет этого, сержант?
— Ты упрямый козел. — Сержант пожевал сигару, задумался. — Принимаю твою ставку и поднимаю ее. — На стол легла пятерка.
Бадди не отступил, приняв ставку сержанта. Последний выложил свои карты на стол. Четыре туза. А в это время туз пик лежал передо мной. Я присвистнул.
