Спросите епископа Клогерского насчет каламбура про брата лорда Стоуэла[331], который я ему отправил; по-моему, он чрезвычайно мне удался.
В этом письме 199 строк, не считая постскриптумов; я пересчитал их просто из любопытства.
Письмо, надо сказать, получилось довольно-таки длинное. Право же, оно длиннее, чем проповедь.
Я получил еще одно письмо от миссис Фентон, в котором она пишет, что виделась с вами; надеюсь, вы не отправились к ней специально с визитом; я скоро ей отвечу: речь идет о некоторой сумме денег, находящейся у леди Джиффард.
В почтовой конторе сказали, что в Ирландию было отправлено восемь пакетов, так что, мои юные дамы, вините не Престо, а отсутствие попутного ветра.
Мой нижайший поклон миссис Уоллс и миссис Стоит; первую я, кажется, давно не упоминал.
Лондон, 23 декабря 1710.
[суббота]
Одиннадцатое письмо я по обыкновению своему отправил вам нынче вечером и сразу же начинаю двенадцатое. О том, что я обедал со Стрэтфордом у лорда Маунтджоя, вы уже знаете, а больше я ничего рассказывать не стану, догадайтесь почему. Да потому, что я собираюсь поразмыслить о разных материях и делах чрезвычайной важности, а не о надоевших мне до смерти первинах, которые я отложил до тех пор, пока мистер Гарли не получит письмо королевы. Меня занимают теперь дела куда более неотложные, о коих вы, возможно, узнаете в один прекрасный день после дождичка в четверг. А сейчас посидите лучше рядышком тихонько, пока я буду занят, и помалкивайте, потому что я так велю, а когда я улягусь в постель, я вас позову, и мы опять немного поболтаем, так-то вот; тут пока посидите. — Ну, а теперь придвиньтесь поближе, посмотрим, что мы можем еще рассказать этим надоедливым девчонкам, ведь они все равно не дадут мне уснуть раньше двенадцати. Признаюсь, мне не терпится узнать, как вы поживаете, однако я принял за непреложную истину: если от вас ничего нет, значит все обстоит благополучно, потому что я сам буду вести себя с вами именно так; и если бы произошло нечто такое, о чем вы тотчас должны узнать, я не преминул бы сообщить вам об этом с первой же почтой, даже если бы накануне отправил вам письмо. Запомните это, юные дамы, и да хранит вас обеих господь всемогущий и ниспошлет нам радость быть снова вместе; а еще сообщите мне, как обстоят наши взаимные денежные расчеты с тем, чтобы вы могли получить деньги задолго до положенного срока и не нуждались в них[332]. Прошу вас, пока я нахожусь здесь, предупреждать меня всякий раз по крайней мере за месяц, чтобы я мог своевременно послать свои распоряжения. Запомните это, слышите, дорогие мои плутовки, и любите Престо так же, как он любит МД.
24. Думаю, что вы проведете сочельник гораздо веселее, нежели мы здесь. Перед тем как пойти в церковь, я побывал при дворе, и в одной из комнат, где было не так многолюдно, ко мне подошел человек в красном мундире без шпаги и после обычных приветствий осведомился, как поживают дамы. Я спросил, каких собственно дам он имеет в виду? Он ответил: «Миссис Дингли и миссис Джонсон». «Судя по тому, что я слышал от них в последний раз, очень недурно», — сказал я. «А вы давно оттуда приехали, сэр? — спросил он. — Сам-то я никогда в Ирландии не бывал…», — но как раз в эту минуту ко мне обратился лорд Уинчелси[333], и этот человек отошел в сторону. Уходя, я опять его увидел и тут только вспомнил, что это рябой Ведо[334], и подойдя к нему, принес свои извинения, сославшись на то, что голова моя была забита одним делом, о котором я должен был переговорить с лордом Уинчелси, после чего я осведомился о здоровье его жены и таким образом все сошло гладко. Он спросил, где я живу, потому что хочет заручиться моей поддержкой в Ирландии, похлопотать, что ли, о ком-то перед кем-то, не знаю точно, что именно. После церкви я опять побывал при дворе, где сэр Эдмунд Бэкон[335] сообщил мне весьма неблагоприятные новости из Испании[336], о которых вы услышите еще до получения этого письма. Как стало известно, мы потерпели там полное поражение, и было странно наблюдать, как за каких-нибудь два часа у всех при дворе изменилось выражение лица. Леди Маунтджой увезла меня к себе обедать, но я не стал там засиживаться и рано возвратился домой, а сейчас я уже в постели, потому что писать своим МД всегда следует в постели, так уж положено. Мистер Уайт и мистер Ред, не будьте толстокожи, пишите маленьким МД, лишь на спинке лежа; а вот Брауну и Блэку я другой совет даю, чтобы они МД писали, лежа только на боку; мистер Оук и мистер Уиллоу, навострите ушки, вы должны МД писать, привалясь к подушке. — Что такое? мне кажется, как будто пахнет горелым; что бы это могло быть? впрочем, ничего удивительного: в этом доме чем только не воняет. Я собираюсь в четверг съехать отсюда и поселиться через дорогу. Пожалуй, мне все же придется встать и проверить камин, потому что запах усиливается; подождите минутку. — Я встал и осмотрел свою комнату, но ничего не обнаружил, кроме мыши, которая забралась погреться за каминную решетку и которую мне не удалось поймать. Никакого запаха гари я там не почувствовал, а вот теперь в спальне слышу его опять. Возможно, я подпалил шерстяную занавеску, только и всего, а я и не сообразил. Нынче вечером Престо какой-то удивительно бестолковый, не правда ли? — Да, в самом деле. — А что, если я проснусь и увижу, что дом горит. Ладно, так и быть, рискну все же заснуть, спокойной ночи.
25. Послушайте, юные дамы, если я буду писать вам так же помногу, как в прошедшие дни, то каким образом уместятся тогда на этом листе записи за две недели, да еще и ответ на ваше письмо? Вы, конечно, не даете себе труда над этим задуматься и преспокойно позволяете простаку Престо продолжать в том же духе. Желаю вам веселого Рождества и еще много-много таких же праздников, но только вместе с бедным Престо и в каком-нибудь славном уголке. Сегодня около восьми утра я был уже в церкви, принял причастие и к десяти возвратился домой, а потом в два явился ко двору, потому что нынче день орденской Цепи, то есть день, когда рыцари ордена Подвязки надевают свои цепи[337]; но королева так долго причащалась, что я, не дождавшись, отправился восвояси и пообедал со своим соседом Фордом, ведь в этот день все обедают дома. Любопытно, что этот праздник отмечают чуть ли не в каждом доме по всей Англии, или, по крайней мере, повсюду, где есть хотя бы немного мяса; очень славный обычай. — Вот вам забавный каламбур: один малый, проживающий неподалеку отсюда и притязающий на то, что он излечивает малярию, написал на своей вывеске «Мулярия»; какой-то джентльмен, глядя на эту вывеску, осведомился: «Любопытно, как же этот мул лечит?»; «Не знаю, — ответил я, — но такой грамотей навряд ли чудодей». Не правда ли, превосходно. К слову сказать, а спросили ли вы у епископа насчет каламбура по поводу брата Стоуэла. Цап! Ну что, вот я вас и поймал, юные дамы? Теперь вы начнете притворяться, будто спрашивали насчет дурацких каламбуров, да еще к тому же латинских? Нет, вы, конечно, раскусили меня и не стали спрашивать у епископа. Впрочем, вы ведь глупышка и, наверно, спросили. — Нынче я опять встретил во дворце Ведо; на этот раз он был при шпаге; быть может, он разорился, продал свою лавку и купил офицерскую должность? я его, однако, не спрашивал. Признаться, я не уверен, что его зовут Ведо, но что слугу Парвисола зовут Ведел, это я знаю точно. Из-за последних неблагоприятных известий банковские акции, без сомнения, упадут, как это уже произошло с селедочными[338], хотя всего лишь два дня тому назад я сумел бы заработать на своей сделке 12 фунтов. Тем не менее я не собираюсь их продавать, потому что со временем они вновь подымутся. Как ни странно, но лорд Питерборо предсказал это поражение как-то вечером у мистера Гарли при мне еще два месяца тому назад. Он утверждал, что мы должны быть готовы к тому, что Стэнхоп потеряет Испанию еще до Рождества, он-де ручается за это головой, и высказал нам свои соображения; и хотя мистер Гарли доказывал противоположное, тот упорно твердил свое. Нынче утром я рассказал об этом при дворе лорду Энглси, и стоявший рядом джентльмен подтвердил, что и он слышал, как лорд Питерборо это говорил. Видно, не зря мудрость гласит, что дурной язык может накликать беду. И еще есть старинная поговорка: однажды угадал я в самый раз, чем заслужил доверие тотчас, с тех пор я трижды подрывал кредит, но это мне нисколько не вредит. Нет, нет, сударыни, это печалит только вас, а не меня.
26. Клянусь сатаной! рождественские подарки слугам вконец меня разорят! В кофейне эти прощелыги вздумали просить теперь больше обычного, и каждый дает им по кроне, так что и я, к стыду своему, дал столько же, не считая множества полукрон, розданных привратникам вельмож. Сегодня я добрался до Сити водою и пообедал не больше и не меньше, как с самим типографом лондонского Сити[339]. Мы с ним довольно близко сошлись, тому есть некоторые причины, о коих вы узнаете только, когда мы увидимся; к несчастью, на обратном пути дождь настиг меня на расстоянии двенадцати пенни от дома. Я наведался также к мистеру Гарли, но не застал его и при этом потерял еще полкроны на рождественских чаевых его привратнику, после чего доехал до кофейни, где и проторчал из-за дождя до девяти. Нынче пришло два письма — от архиепископа Дублинского и от мистера Берниджа[340]; последний прислал мне жалостное описание кончины леди Шелберн и поведал о своих неудачах; он не прочь стать капитаном, и я помогу ему, если сумею.
