Разница в обращении детей к работнику чувствовалась мгновенно. Старший, Такао, вырос в большом доме с дедушкой и бабушкой, а Кадзуя воспитывала на Цунамати мать.
Конно даже не двинулся:
— Спущусь, спущусь, уже скоро. Мальчики, пока поиграйте сами. Если я не соберу все сливы, достанется мне от вашей бабушки! — отозвался он и снова принялся трясти ветви.
Мальчишки ещё постояли под деревом, тщетно взывая к Конно. Но потом сдались.
— Ну ладно, приходи попозже!
— Мы будем на лужайке! — крикнули они и помчались вверх по склону.
— Конно-сан, в самом деле, достаточно! Хватит уже, спуститесь и отдохните. Вы же сами говорили, что вам сегодня ещё готовиться к экзамену…
— Да… Но экзамен начинается только в шесть.
— Вот я и говорю, перед экзаменом лучше отдохнуть, настроиться и спокойно повторить материал, — заметила Суга.
— Не беспокойтесь, всё будет хорошо! — рассмеялся Конно и стал спускаться, переступая с ветки на ветку — затем легко спрыгнул на землю.
— Нобу! Ёси! Отнесите сливы на кухню и хорошенько промойте, — приказала Суга служанкам. Те с усилием подняли корзину и, сгорбившись под её тяжестью, побрели вверх по холму.
— Посмотрите, сколько листьев нападало! Какой свежий запах… — вздохнула Суга, потом взяла в руки метлу и принялась сметать в кучу палые листья.
— Остановитесь, госпожа! Я сам подмету…
— Нет-нет, вам нужно отдохнуть!
— Пустяки. Несколько дней назад вы лежали с мигренью! Хотите, чтобы вам опять стало плохо, госпожа? — Конно выхватил метлу из рук Суги и принялся сгребать листья.
Некоторое время Суга стояла неподвижно, молча глядя в землю, от которой поднимался густой аромат травы, потревоженной резкими движениями Конно, затем тихо сказала, не поднимая глаз:
— Вы опять за своё, Конно-сан… Не нужно называть меня госпожой.
Конно смущённо крякнул и опустил метлу.
— О, простите меня, простите великодушно! Это я по привычке… Как-то само вырвалось. Но ведь вокруг никого нет, так что ничего страшного не случилось!
— Никого, говорите… А потом кто-нибудь непременно напомнит об этом! Мне это очень неприятно…
— Скажут, наверное, что в доме не может быть две госпожи… Кто-то назвал хозяйку китайской императрицей… До чего отвратительная старуха!
— Как вы можете говорить так о нашей хозяйке?! Конно-сан… Она же госпожа!
— В этом доме есть только один хозяин — Сиракава-сан. Меня просто бешенство душит, когда она обращается к вам так фамильярно, будто вы — простая служанка! Все, конечно, величают её «госпожой», но что связывает её с господином? Как ни взгляни, настоящая госпожа здесь — вы! Разве нет?
Суга стояла, опершись рукой о ствол сливы, небрежно двигая садовые гэта белыми пальчиками ног. Она молча слушала пылкие излияния Конно. Слова студента наполняли её сердце сладкой болью.
— Вы не должны говорить такое. Госпожа очень сильная личность, она даже сильнее хозяина. И он её глубоко уважает, что бы там ни казалось со стороны. Если она вас невзлюбит, недолго вам быть в этом доме…
— А мне наплевать! — Конно раздражённо швырнул метлу в сторону. — Слишком уж вы покорны, барышня Суга! Нужно только нашептать господину на ушко нужные слова, и поставить старую каргу на место!
— Какие ужасные вещи вы говорите… да разве я смогу сделать такое? — пробормотала Суга, распахнув свои огромные, мрачные глаза. В чёрной радужной оболочке мерцали голубые крапинки.
Пару дней назад Томо отправила Конно в районную управу за какими-то бумагами. Поскольку самой её дома не оказалось, по возвращении Конно сунул бумаги Суге вместо того, чтобы вручить их лично Томо. Спустя какое-то время Томо окликнула Конно, встретившись с ним в коридоре.
— Конно-сан… Вы принесли бумаги из районной управы?
— Да, я принёс документы, но вас не было дома, я и отдал их госпоже Суге.
Конно всегда чувствовал себя не в своей тарелке в присутствии Томо. Вот и сейчас он ссутулился и втянул голову в плечи, соблюдая официальный тон.
— Вот как… Выходит, вы отдали Суге…
— Ну да… — Конно пошёл было дальше, однако Томо кашлянула, давая понять, что разговор не окончен.
— Постойте-ка, Конно-сан. Я хочу обратить ваше внимание на одно обстоятельство. Прекратите называть Сугу госпожой. В этом доме лишь одна госпожа — это я. Если кто-то и впредь будет позволять себе вольности, то вскоре все домочадцы отобьются от рук.
Томо говорила мягко, почти ласково, но Конно показалось, что его ударили по голове молотком. Он подобострастно поклонился и ретировался. Бросив украдкой взгляд на Томо, он отметил, что её гладкое желтоватое лицо осталось совершенно бесстрастным. Выражения глаз было не разобрать под тяжёлыми, немного припухшими веками.
Конно нанялся в дом Сиракава около года назад, рассчитывая, что служба в усадьбе позволит ему немного подзаработать и продолжить учёбу в вечернем фармакологическом колледже. Поначалу Конно, как и все в доме, называл Сугу «барышня Суга». Казалось, что Суга и в самом деле выполняет роль экономки. В отсутствие Томо, частенько отлучавшейся из дому, она рассеянно бродила по комнатам, заглядывала на кухню, передавая челяди инструкции Сиракавы и выполняя его прихоти. Когда ей решительно нечем было заняться, она садилась в гостиной у жаровни-хибати, курила длинную трубку или читала вслух для Юкитомо книгу или газеты. По ночам, она, разумеется, стелила себе в комнате Юкитомо. Одна деталь ярче прочих говорила о её особом положении в доме — рассадка во время трапезы членов семейства Сиракава.
Сам Юкитомо восседал на почётном месте, следом садились Томо с Такао, затем шли остальные. Даже Митимасе, Мие и их детям отводились свои места, когда они обедали в усадьбе. Перед каждым ставили маленький лакированный столик. Служанка выносила большую лакированную бадейку с варёным рисом, водружала её посреди комнаты и садилась подле. И только у Суги не было столика. Она сидела спиной к служанке, лицом к Юкитомо, за его столом, и прислуживала господину — накладывала в чашку рис, очищала от костей рыбу… Сама она тоже брала еду с хозяйского блюда.
Зрелище стареющего Юкитомо и молодой красавицы Суги, едящих с одной тарелки, говорило о странной близости, немыслимой даже между женой и мужем, между отцом и дочерью. Любой человек со стороны понял бы всё с первого взгляда.
Увидев впервые эту картину, Конно тотчас же догадался, какой подтекст вкладывают слуги и посетители в обращение «барышня Суга».
В большой семье Конно было девять детей. Сам он шёл третьим по старшинству и после школы какое-то время служил учеником в захудалой аптеке в Тибе, но честолюбие не давало ему покоя, и он возмечтал получить лицензию аптекаря. За этим он и приехал в Токио и за короткое время успел сменить несколько добропорядочных семейств, к которым успешно втирался в доверие. Человек он был мелочный, ограниченный, однако быстро соображал, кто в доме настоящий хозяин и за какие ниточки нужно дёргать, чтобы получить желаемое.
Едва попав в дом Сиракава, Конно тут же усвоил, что Юкитомо — непререкаемый авторитет и полновластный хозяин, а Томо отводится роль управительницы, что с мужем её ничего не связывает, а вот Суга и внук Такао — две самые большие привязанности Юкитомо.
В Такао дедушка и бабушка души не чаяли, Суга, видя это, тоже баловала Такао и потакала ему во всём, а потому, решил Конно, верный способ добиться расположения Юкитомо — это завести дружбу с мальчишкой. Кроме того, молодому холостяку иногда требуется помощь заботливых женских рук, например, починить одежду. Нужно упрашивать служанок, и вообще унижаться однако всё решается молниеносно, если за Конно просят Томо или Суга. Томо с её холодной чопорностью оставалась для Конно непостижимой загадкой, неприступной скалой, но вот Суга… За сомнамбулической медлительностью движений и вялостью речи угадывалась некая тень несбывшихся желаний, тщетных надежд и разбитых амбиций.
— Не понимаю, почему барышня Суга не съедет отсюда и не поселится в собственном доме, — заметил он как-то в разговоре с Маки. — Она бы осталась наложницей господина, но при этом стала госпожой и хозяйкой!
Маки только головой покачала.
— У нёс на такое не хватит духу. Она молчаливая, замкнутая, угрюмая… Что ни говори, она попала сюда пятнадцатилетней девчонкой и провела в этом доме без малого двадцать лет. У неё нет такой хватки, чтобы вить из хозяина верёвки. А кроме того наш хозяин всегда делает только то, что считает нужным. Вряд ли он отпустит женщину, которая столько лет была его собственностью. Особенно теперь, когда он начал стареть. Бедная барышня Суга, у неё нет ребёночка… Как подумаю о её будущем, просто сердце от жалости разрывается!
Вскоре после этого разговора Конно начал обращаться к Суге как «госпожа Сиракава» и именовать её «молодой хозяйкой» в разговорах с домочадцами. Когда он, словно бы невзначай, впервые назвал её так, Суга обомлела от страха. Она широко распахнула глаза и открыла рот, словно хотела что-то сказать, но, судорожно сглотнув, не ответила ничего. От внимания Конно не ускользнула вспыхнувшая на её лице мгновенная радость.
