Вайдэи больше не могла противостоять злу и лишь скорбела о собственном бессилии. Она погружалась в ад, в бездонную пучину мрака и ужаса, где рассыпались в прах идеалы гармонии и справедливости. Вперив взор во тьму каменного колодца, Вайдэи молилась, собрав угасающие силы. Она жаждала света. И воззвала со всей страстью своей души к Будде, пребывавшему в далёкой Земле:
— О Всемогущий! Помоги мне! Зачем мне жить и бороться в этом уродливом мире людей?
Молитва её достигла Будды, и он явил Вайдэи свой лучезарный лик. Будда поведал умирающей, обессилевшей женщине о роковых обстоятельствах рождения её сына Аджаташатру. А также о сверкающем великолепии Чистой земли, которая вскоре откроется ей за то, что она, несмотря на тяжкое бремя кармы, веровала истово и глубоко. То, что поведал ей Будда, ныне известно как «Амитаюрдхьяна сутра».
Страдания благочестивой Вайдэи были предопределены жестокой кармой, которую люди, при всех их мудрости и могуществе, изменить не в силах. Проницательная и сострадательная Вайдэи выносила в своём чреве зло. Её сын был воплощением кармы её супруга, теперь и она не могла не избегнуть мук, что принесёт рождённый ею дух зла. Проще было смириться и уподобиться закосневшему во зле Аджаташатру. Но эта мысль была противна Вайдэи, хотя борьба сулила ей чудовищные страдания.
— И благочестивая Вайдэи поняла, — сказал проповедник, — что власть, богатство, мудрость, — всё то, чего так жаждут люди, есть мирская тщета и суета сует. Осознав это, Вайдеи так страстно возжелала спастись, что воззвала к Шакьямуни. Он молилась за всех простых женщин, которые не умеют обрести истинную веру. И Будда услышал её стенания и открыл ей Путь к спасению.
— Основатель нашей школы, пресвятой Синран, в своём трактате «Таннисё»[57] писал так, — заключил проповедник. — «Даже праведник смертен. Что ж говорить о грешниках?» Это следует толковать следующим образом. Человеком могут двигать самые благие намерения, но стоит лишь оглядеться, и становится ясно, что над всеми людьми тяготеет неотвратимый закон причины и следствия. Каждый постоянно творит зло, даже не сознавая того… Человек ничего не в силах изменить сам, и только Свет, приходящий извне, только молитва милосердному Будде Амиде может спасти его. Вот в чём суть учения нашей школы.
Проповедник привёл ещё пару примеров чудесного спасения верой, подобных истории благочестивой Вайдэи, и закончил проповедь. Даже во время проповеди некоторые прихожанки беспрестанно твердили «Наму Амида Буцу, Наму Амида Буцу!»
После того как проповедник покинул храм, всем поднесли чай и сладости. С благоговением вкушая угощение, прихожанки вели тихую беседу не столько на тему прослушанной проповеди, сколько о своих семейных делах. Эти сборища носили название «Женская церковь». Прихожанки были женщины из зажиточных и богатых семейств. Они собирались регулярно, раз в месяц. Иногда кто-то приводил с собой незамужнюю дочь или молодую подругу, но в основном это были дамы выше среднего возраста. Иногда на проповедь приходила сестра настоятеля храма — женщина, известная своей высокой учёностью. Она сидела, выпрямив спину и вытянув, словно журавль, длинную шею.
Томо обменялась несколькими фразами со знакомыми жёнами богатых дельцов, взяла сумочку-мешочек и покинула храм раньше других. Ей предстояла встреча с агентом по недвижимости семьи Сиракава в Кодэмматё. Речь шла о повышении арендной платы.
Проходя через главный зал, Томо молитвенно сложила руки. Миновав огромную территорию храма, Томо вышла за ворота и направилась в сторону Кодэмматё, всё ещё поглощённая мыслями об истории благочестивой Вайдэи.
Она познакомилась с учением «Чистой земли» по настоянию покойной матери больше десяти лет назад, незадолго до её смерти. Тогда мать жила в доме старшего сына в Кумамото. Томо совершила путешествие на далёкий остров Кюсю, взяв с собой совсем ещё молоденькую Сугу. Узнав о том, что Юкитомо привёл в дом наложницу, мать пришла в ужас. Томо хотелось успокоить её, предъявив ей Сугу. Пусть мать своими глазами увидит, что девушка больше похожа на застенчивую невесту, нежели на ужасную и дерзкую любовницу.
Увидев Сугу, мать действительно успокоилась, даже быстрее, чем ожидала Томо, но материнское сердце чуяло, как тяжко дочери жить под одной крышей с такой юной красавицей, ублажавшей мужа.
— Человек не в силах переделать свою жизнь сообразно своим желаниям, как бы он ни тщился. Прими свою участь и смирись. Уповай на милосердие Будды Амиды, — повторяла мать. Снова и снова она возвращалась к разговору о том, что Томо, вернувшись домой, непременно должна посетить храм Хоигандзи и обрести утешение в учении «Чистой земли».
Лишь после смерти матери Томо вспомнила этот завет. Она оправдывала себя тем, что заботы о доме не оставляют свободного времени, но потом Эцуко выдали замуж, Митимасу тоже худо-бедно женили, даже внуки родились, — и теперь она уже не могла не исполнить последнюю волю матери.
Первое время Томо ходила в храм и слушала проповеди скорее из чувства долга, и никакие молитвы Будде Амиде не могли пролить бальзам на её истерзанное сердце. И только когда стало известно о тайной связи мужа с собственной невесткой, в её душе проклюнулись первые ростки веры…
Никто из окружающих даже не понимал, сколько страданий принесла Томо чёрствость и грубость сына. Каким бы деспотом и тираном ни был её супруг, у Юкитомо хватало ума и здравого смысла понять, что его жизнь зависит от мнения света. Хотя бы за это его можно было уважать как мужчину. Но для Митимасы не существовало ни этических норм поведения, ни любви — ничего из того, что составляло основу всей жизни Томо. Митимаса был хамоват, он унижал окружающих, а уж к жене не испытывал даже подобия нежных чувств. Им двигала только похоть. Вряд ли Мия смогла бы выдержать столько лет в этом доме, не свались на неё нечаянное счастье любви свёкра.
Когда Томо узнала о связи невестки и мужа, она испытала глубокое презрение. Томо была воспитана в строгих правилах самурайской морали, и для неё Мия являлась бесстыжей распутницей, предававшейся пороку с недостойным упоением. Помимо Суги и Юми у Юкитомо было немало любовниц, так что Томо уже привыкла к жившей в её душе безысходной тоске, однако адюльтер с Мией привёл её просто в смятение.
Томо почувствовала, что её загнали в угол. Теперь её больше заботила не собственная судьба, а благополучие её бесценного Такао. Она даже представить не могла, что будет любить внука такой неистовой любовью. Жалость к сироте со временем переросла в слепое обожание. Какое это имело значение, что он — сын ненормального Митимасы. Узы крови ещё сильнее привязывали Томо к внуку. С собственными детьми Томо всегда была холодна и строга, но Такао любила безграничной любовью. Из-за этой любви Томо переменила своё отношение не только к сыну, но даже к Мие и Суге. Суга, цветок, сорванный нераспустившимся… Мия, которую отвращение к мужу толкнуло в объятия Юкитомо… Обе они заслуживали жалости, а не ненависти. И этих женщин погубили её собственный муж и её родной сын! Да, человек совершенно бессилен перед неотвратимой кармой… Всё это напомнило Томо страдания благочестивой Вайдэи. И молитва «Наму Амида Буцу!» невольно срывалась с её губ. Слепая, всепоглощающая любовь к Такао пугала её, отвратительная трясина связей между мужем, сыном, любовницей и невесткой засасывала всё сильнее. Но не по своей воле Томо несла это бремя, и не дано ей было избавиться от него…
Последнее время у Томо прибавилась ещё одна забота. Однажды она зашла в дом на Цунамати. Мия, сильно располневшая после последних родов, легкомысленно болтала о всяких пустяках. Засовывая в ротик Намико — пятому ребёнку — блестящую соску, она заметила:
— А что, наша Суга-сан собралась замуж? Вы слышали?
— Глупости какие! Кто это тебе сказал? — Голос Томо даже не дрогнул. Она невозмутимо выбила о край жаровни свою короткую трубку, однако сердце у неё так и ёкнуло.
— Папочка говорит: «Наша Суга увлеклась этим парнем, Конно. Он, правда, моложе её, но всё это пустяки. Вот закончит он колледж, надо будет их поженить. Пожалуй, открою для них аптеку…»
— Неужели прямо так и сказал? Шутил, наверное… Да Конно лет на десять моложе Суги! — Томо деланно рассмеялась. Мия тоже залилась смехом, сощурив глаза, словно услышала что-то невероятно смешное.
— В общем-то, да… Но разве возраст имеет значение, если люди любят друг друга? И всё же отец будет очень переживать. Потерять Сугу после стольких лет… — безучастно бросила Мия, словно ей самой нечего было скрывать.
— Думаю, ты права. Это будет тяжко, — если не для отца, то, во всяком случае, для меня. Поздно брать в дом ещё одну женщину, и… Впрочем, я думаю, Суга просто опекает Конно. Ничего такого между ними нет, — отрезала Томо и вышла. Однако с того момента принялась бдительно следить за Сугой и Конно, пытаясь понять, связывают ли их любовные отношения.
