И, упершись в колени унизанными бриллиантами пальцами, Ханако как ни в чем не бывало стала усаживаться поудобнее. Ее нос становился все великолепнее, а Мэйтэй и хозяин для нее уже как будто не существовали.
Не говоря уже о хозяине, даже Мэйтэй, казалось, был поражен этим внезапным ударом, и некоторое время оба находились в состоянии полной прострации, но когда постепенно оправились от потрясения, то сразу почувствовали весь комизм положения и, словно сговорившись, разразились громким хохотом. Только Ханако, видя, что все идет не так, как ей хотелось бы, сидела мрачная и злая, всем своим видом как бы говоря: «Мол, это же очень невежливо, смеяться в такой момент».
— Так это была ваша дочь? Здорово! Все было, как вы говорите, а, Кусями-кун? Не иначе Кангэцу влюблен в их дочь… Теперь уже нечего скрывать, давай признаемся.
— Угу, — только и буркнул в ответ хозяин.
— Конечно, чего там скрывать, и так уже все ясно. — К Ханако вернулось ее обычное самодовольство.
— Ладно, так уж и быть. Расскажем вам все, что знаем о Кангэцу-куне. Кусями-кун! Ты же хозяин. Перестань смеяться, а то так мы никогда не кончим. Ох, и страшная же это вещь тайна. Сколько ни прячь, все равно как-нибудь обнаружится. Но вот что странно. Как это госпоже Канэда удалось проведать обо всем? Просто удивительно, — разболтался Мэйтэй.
— Я-то всегда начеку, — с победоносным видом заявила Ханако.
— По-моему, даже слишком начеку. А все-таки от кого вы узнали об этом?
— От жены рикши, что живет рядом с вами.
— Того самого рикши, у которого есть черный кот? — спросил хозяин. От удивления у него глаза вылезли на лоб.
— Да, того самого. Я частенько пользовалась ее услугами в этом деле. Мне было интересно узнать, о чем говорит Кангэцу-сан каждый раз, когда приходит сюда, вот я и попросила ее подслушать, а потом рассказать мне.
— Какой ужас, — воскликнул хозяин, глядя на Ханако широко раскрытыми глазами.
— Пустяки. Что делаете и что говорите вы, меня совсем не интересует. Только Кангэцу-сан.
— Да хоть Кангэцу, хоть кто… В общем, проделки этой бесстыдницы, жены рикши, мне совсем не по вкусу, — разозлился хозяин.
— Разве она не может подойти к вашему забору и стоять там сколько ей вздумается? А если вам не нравится, что ваши разговоры слушают другие, то или говорите тише, или переезжайте в другой дом, который побольше, — без тени смущения заявила Ханако. — И не только жена рикши. Кое-что мне рассказала также учительница музыки.
— О Кангэцу?
— Не только о Кангэцу-сане, — с угрозой в голосе ответила Ханако.
«Не по себе ему, наверное, сейчас», — только успел я подумать о своем хозяине, как тот произнес:
— Эта учительница, которая корчит из себя благородную, набитая дура…
— Позволю себе заметить, она все-таки женщина. Так что со своим «набитая дура» вы ошиблись адресом.
Манеры Ханако красноречиво говорили о том, что собой представляет эта женщина. Она, кажется, явилась сюда только затем, чтобы устроить скандал. Мэйтэй, как всегда, был верен себе и с интересом наблюдал за перепалкой между хозяином и Ханако. Он был совершенно невозмутим и очень напоминал отшельника Тэккая, следящего за боем сиамских петухов.
Хозяин, понимая, что по части колкостей Ханако намного превзошла его, был вынужден на некоторое время замолчать. Но тут его неожиданно осенила какая-то идея.
— Вы изображаете дело так, словно Кангэцу влюблен в вашу дочь, а я слышал совсем по-другому, ведь правда, Мэйтэй-кун? — воскликнул хозяин, призывая в свидетели Мэйтэя.
— Да, он нам тогда рассказывал, будто ваша дочь заболела… что-то там говорила в бреду.
— Ничего подобного, — воскликнула госпожа Канэда, теперь она выражалась более четко и определенно.
— Однако Кангэцу говорил, что действительно слышал об этом от жены одного профессора.
— Ведь это моих рук дело, я сама попросила профессоршу сделать так, чтобы Кангэцу-сан обратил внимание на нашу дочь.
— И профессорша согласилась?
— Да. Не даром, конечно. Пришлось потратиться.
— Значит, вы решили не возвращаться домой до тех пор, пока не узнаете о Кангэцу-куне всю подноготную? — спросил Мэйтэй необычайно грубым тоном: видно, ему тоже надоела Ханако. — Кусями-кун, если и будем рассказывать, то так, чтобы он не пострадал от этого… Сударыня, мы, я и Кусями, расскажем вам о Кангэцу-куне лишь то, что не сможет повредить. Лучше всего, если вы будете спрашивать по порядку.
Ханако в конце концов согласилась и стала не спеша задавать вопросы. Теперь она снова заговорила вежливым, учтивым тоном.
— Говорят, что Каигэцу-сан физик, но не могли бы вы рассказать, что он избрал своей специальностью?
— В аспирантуре он занимается изучением земного магнетизма, — серьезным тоном отвечал хозяин.
К несчастью, Ханако не поняла, что это означает, и, хотя она многозначительно воскликнула «о!», лицо ее изображало недоумение.
— А он сможет стать доктором наук, если будет продолжать заниматься?
— Вы хотите сказать, что если он не станет доктором, то вы не отдадите за него свою дочь? — с неприязнью спросил хозяин,
— Конечно, — совершенно спокойным тоном ответила Ханако. — Ведь людей, которые просто окончили университет, сколько угодно.
Хозяин взглянул на Мэйтэя, и его лицо выразило еще большее отвращение.
— Мы не можем точно сказать, станет он доктором или нет. Спросите о чем-нибудь другом. — Мэйтэю тоже было явно не по себе.
— Он и сейчас занимается этим самым земным… ну, как его?
— Несколько дней тому назад он сделал в Физическом обществе доклад о результатах своего исследования на тему «Механика повешения», — поспешил сообщить хозяин.
— Фу, мерзость какая! Повешение… Уж очень он странный человек. С этим повешением или еще там с чем-то ему никогда не стать доктором.
— Конечно, если он сам повесится, то сделать это будет трудно, но не исключена возможность, что благодаря именно «Механике повешения» он станет доктором, — сказал Мэйтэй.
— Вот как? — произнесла Ханако, переводя испытующий взгляд на хозяина. К сожалению, она не понимала значения слова «механика», поэтому испытывала беспокойство. Однако госпожа Канэда, очевидно, решила, что ей не пристало обнаруживать свою необразованность, и ей ничего не оставалось, как попытаться что-нибудь понять по выражению лиц своих собеседников. У хозяина лицо было хмурым.
— А еще чем-нибудь другим, более понятным, он не занимается?
— Недавно он написал трактат «От рассмотрения устойчивости желудей к вопросу о движении небесных тел».
— Неужели в университете изучают даже какие-то там желуди?
— Я тоже всего лишь дилетант и точно сказать не могу, но если этим занимается Кангэцу-кун, значит вещь стоящая, — с серьезным видом подтрунивал Мэйтэй.
Ханако, кажется, поняла, что разговоры о науке ей не по зубам, и, решив больше не задавать никаких вопросов, поспешила перевести разговор на другую тему.
— Теперь бы мне хотелось спросить о другом… Ведь правда, что он на Новый год сломал два передних зуба, когда ел грибы?
— Это вопрос мой, — оживился Мэйтэй. — Правда. Сейчас у него на том месте прилепился кусок куямоти.
— Неужели ему совершенно несвойственно щегольство? Почему он не пользуется зубочисткой?
— Непременно укажу ему на это при первой же встрече, — ухмыльнулся хозяин.
— Мне кажется, что у него очень плохие зубы, если даже о грибы ломаются. Верно?
— Пожалуй, не скажешь, что хорошие, а, как ты думаешь, Мэйтэй?
— Не хорошие, но довольно симпатичные. Вот только непонятно, почему он до сих пор не вставил новые. Очень странно смотреть на эти залежи куямоти.
— Не вставляет потому, что нет денег, или просто из прихоти?
— Успокойтесь, долго ходить беззубым он не будет. — К Мэйтэю постепенно возвращалось хорошее расположение духа.
Ханако заговорила снова:
— Мне хотелось бы взглянуть на какое-нибудь его письмо или еще что-нибудь в этом роде, если у вас, конечно, есть.
— Разве что открытки, у меня их много, вот посмотрите, пожалуйста.
И хозяин принес из кабинета три или четыре десятка открыток.
— Мне не надо так много… Только парочку…
— Ну-ка дай, я выберу, какие получше, — сказал Мэйтэй и протянул Ханако открытку с картинкой. — Вот, кажется, интересная.
— О, даже с картинкой, очень красивая картинка, посмотрим… Фу, барсук! Почему он решил нарисовать барсука? Барсук здесь прямо как настоящий, удивительно! — воскликнула Ханако с восхищением.
— Вы прочитайте, что там написано, — смеясь, сказал хозяин.
Ханако читала так же, как читает наша служанка.
— «В последний день года по лунному календарю горные барсуки устраивают гуляние и танцуют до упаду. В песне, которую они поют, говорится: „Сегодня вечером к концу подходит год, и даже „по горам идущий“ сегодня к нам не забредет. Тра-та-та-та“». Что это такое? Насмешка какая-то, — рассердилась Ханако.
