Впервые о братьях Дзуккато Жорж Санд узнала из книги итальянского художника и архитектора XVI века Джорджо Вазари «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих». Вазари очень кратко писал о судьбе венецианцев Франческо и Валерио Дзуккато, которые достигли высокого мастерства в искусстве мозаики и жестоко за это поплатились. Их обвинили в мошенничестве. Враги утверждали, что братья Дзуккато, стремясь подняться в своих работах до полотен прославленных венецианских живописцев, втайне пользовались красками и палитрой. Несчастных мастеров мозаики отдали под суд, их подвергли пыткам. Заинтересовавшись рассказом Вазари, Жорж Санд ознакомилась с материалами судебного процесса братьев Дзуккато, состоявшегося в 1563 году. Судебное расследование послужило к славе Франческо и Валерио Дзуккато. Влиятельная комиссия, составленная из величайших венецианских мастеров живописи — Тициана, Тинторетто, Веронезе, Пистойя и Скьявоне, — признала обвинение ложным, а противникам Дзуккато — мозаичистам братьям Бьянкини и Бартоломео Боцца — пришлось выслушать немало нелестного о своей работе. Вот те скупые сведения, которыми располагала Жорж Санд, создавая образы своих главных героев. Но, для того чтобы нарисовать картину жизни Венеции XVI века — эпоху, в которую действовали герои ее повести, — Жорж Санд понадобилось прочитать еще очень много книг, перелистать груды архивных документов.
Много столетий гордая «царица Адриатики», как называли когда-то Венецианскую республику, была владычицей торговли между Востоком и странами Запада. Смелые венецианские купцы-мореплаватели проникали во все порты мира, непобедимый венецианский флот наводил страх на соседей, Венеция владела колониями на островах и побережье Средиземного моря, а с XV века подчинила себе многие города Северной Италии. Открытие Америки (1492) и морского пути в Индию (1498), переместившие торговые пути из Средиземного моря в Атлантический и Индийский океаны, неудачи в войнах с турками поколебали могущество Венецианской республики. Жорж Санд отмечает первые признаки экономического и политического упадка Венеции XVI века. «В финансовых делах, как и во всех делах Венецианской республики, в ту пору царил полнейший беспорядок», — пишет она в главе XX.
Мрачной тенью легла на страну тайная деятельность вездесущей инквизиции. Но в руках венецианских патрициев и купечества сохранялись огромные, накопленные прежде богатства; ремесленное производство процветало. Иностранцев поражали великолепие быта венецианской знати, ослепительная роскошь костюмов, пышность государственных праздников, красота построек.
Вся Италия в XVI веке переживала небывалый, могучий подъем искусства. То была эпоха Возрождения: искусство освобождалось от средневековой власти религиозных догматов. Художники по-прежнему обращались к евангельским и библейским сюжетам, но вносили в них земное, светское содержание. На первый план в искусстве выступал человек, его внутренний мир, его связь с природой.
Венецианская школа живописи, сложившаяся еще в конце XV века, занимала центральное место в искусстве итальянского Возрождения. Тинторетто, Тициан, Веронезе и другие светила «великолепного созвездия» венецианских живописцев, изображая святых, писали их с простых людей, со своих живых современников, и создавали прекрасные человеческие образы. Жорж Санд с глубоким уважением и восторгом пишет об этих знаменитых художниках. Но все же не они — главные герои ее повести, не они занимают ее воображение. Точно так же и не парадная сторона жизни сказочно богатой Венецианской республики привлекает ее внимание. Красочный праздник в честь святого Марка, который она описала с таким превосходным знанием мельчайших деталей национального быта, — это праздник народный, праздник ремесленных цехов и религиозных братств, объединявших трудовой народ Венеции. Жорж Санд обратилась к жизни тогдашних ремесленных цехов, чтобы прославить искусство, создаваемое простым человеком, искусство, которое тогда еще не отделилось от ремесла. «История культуры рассказывает нам, что в средние века ремесленные коллективы каменщиков, плотников, резчиков по дереву, гончаров умели строить здания и делать вещи изумительной красоты, еще не превзойденной художниками-одиночками… «Маленькие» люди были великими мастерами — вот что говорят нам остатки старины в музеях и величественные храмы в старинных городах Европы», — писал Горький[42]. Вот искусство таких безыменных мастеров, безвестных тружеников, которым Венеция была обязана славой одного из самых красивых в мире городов, больше всего интересовало Жорж Санд. Не случайно она сделала героями своей повести мастеров мозаики.
Мозаика — старинное декоративное искусство, известное еще грекам, римлянам и народам древнего Востока, — достигла высокого совершенства в Венеции XVI века. Искусство мозаики близко к живописи. Но если живописец пишет кистью, то мастер мозаики «набирает» изображение. Он складывает, тесно подгоняет друг к другу и скрепляет цементом или мастикой тысячи маленьких разноцветных кусочков камня, мрамора, стеклянных цветных сплавов (смальты) и делает это с такой точностью, что перед зрителем возникает картина, блещущая яркими, сочными красками. Большей частью мастера работали по картонам живо-! писца, точно повторяя его рисунок и краски. Мозаикой обычно украшали церкви и другие монументальные здания. В роскошный наряд многоцветной мозаики на золотом фоне был убран собор святого Марка: стены, своды, колонны — все было покрыто мозаикой. Мозаика необыкновенно прочна и способна сохранять краски на тысячелетия; издавна ее называли «вечной живописью». Жорж Санд вкладывает в уста Тинторетто, беседующего со стариком Дзуккато, похвальное слово мозаике. «Хвала мастеру мозаики — стражу и хранителю цвета!» — восклицает он.
Однако Себастьяно Дзуккато презирает работу своих сыновей. Он видит в их деятельности нечто менее достойное, чем живопись. Действительно, в мозаике, требующей терпения, тщательности, точности и физических усилий, труд художника, создающего прекрасные изображения, еще был тесно слит с ручным трудом рабочего, ремесленника. Такая работа к тому же особенно нуждалась в коллективности, в дружеском согласии художника и его помощников, и это больше всего увлекало Жорж Санд. Мастерскую Франческо Дзуккато, где над мозаичными композициями вместе работали мастера, подмастерья и ученики, она нарисовала как прекрасный, идеальный коллектив, в котором царит товарищество, не знают соперничества, признают таланты и радуются успехам Друг друга. Валерио и Франческо Дзуккато изображены писательницей как настоящие люди своего времени — художники эпохи Возрождения. Они разрабатывают мрачные религиозные сюжеты, но стремятся внести в них дух радости и человечности. Фигуры на мозаике, созданной ими, легки и воздушны, лица исполнены душевной красоты. Особенной одухотворенностью наделили художники лики двух архангелов, которые так напоминали их собственные лица.
В образы братьев Дзуккато Жорж Санд вложила свое представление о том, каким должен быть истинный художник. Валерио и Франческо очень разные люди по характеру, но они одинаково преданы искусству. Оба они прекрасны, великодушны, поэтичны, низкие помыслы чужды им. Жизнь их заполнена тяжелым трудом, непрерывными поисками новой композиции, новой, более совершенной техники. Им чинят препятствия, строят козни, на них клевещут, но они до конца сохраняют свою стойкость, свою чистоту. Они не приспособляются ни к чьим вкусам, они героически защищают свое искусство от нападок невежественных сановников, в чьих руках находится их судьба. Против человечных, талантливых братьев Дзуккато ополчаются подлые, грубые Бьянкини, которые сами не верят в художественные достоинства мозаики. Они вовлекают в свои бесчестные интриги Бартоломео Боцца, ученика Франческо Дзуккато. Боцца одарен, трудолюбив, по-своему даже честен. Но душа его омрачена завистью, злобой, и он не может подняться до совершенства в искусстве — его работы мертвы и холодны. Только художник с чистой душой способен творить вдохновенно — вот заветная мысль Жорж Санд.
В повести много тонких, метких характеристик. С насмешкой и презрением рисует писательница образ невежественного прокуратора-казначея, облеченного высокой властью управлять искусством республики и ничего в этом искусстве не понимающего. Запомнит читатель и жестокого, трусливого Винченцо Бьянкини…
Немногими штрихами Жорж Санд набрасывает живой портрет Тициана — умного, дипломатичного, осторожного. В противоположность ему Тинторетто угрюм и замкнут, но как он правдив и искренен!
Много мыслей будит маленькая книжка Жорж Санд, рассказывающая о талантливых художниках, пролагавших новые пути в искусстве, — она зажигает стремлением к творчеству, верой в силу человеческой воли.