Миха (махнув Наташе, поднимает обе руки).
Все поют «Мравалжамиер».
Ну а теперь, Сосо, скажи нам что-нибудь!
Сталин. Почему же непременно я? Я, товарищи, сегодня выступал в кружках четыре раза. А здесь нас за столом двадцать пять человек, и каждый из вас оратор, я в этом убедился. Вот, например, я вижу, Порфирий порывается произнести речь, которая у него, по-видимому, уже готова.
Миха. Нет, я как тамада против этого! Потом Порфирий!
Многие голоса: «Потом Порфирий!»
Сталин. Ну, что же… По поводу Нового года можно сказать и в пятый раз. Хотя, собственно, я и не приготовился. Существует такая сказка, что однажды в рождественскую ночь черт месяц украл и спрятал его в карман. И вот мне пришло в голову, что настанет время, когда кто-нибудь сочинит не сказку, а быль. О том, что некогда черный дракон похитил солнце у всего человечества. И что нашлись люди, которые пошли, чтобы отбить у дракона это солнце, и отбили его. И сказали ему: «Теперь стой здесь, в высоте, и свети вечно! Мы тебя не выпустим больше!»
Что же я хотел сказать еще? Выпьем за здоровье этих людей!.. Ваше здоровье, товарищи!
Порфирий. Твое здоровье, Сосо!
Все: «Твое здоровье!»
Тамада лишил меня моего существенного права произнести тост. А теперь я требую его.
Миха. Говори, но кратко.
Порфирий (обращаясь к Сталину). Я хочу тебе сказать, что я никогда не забуду твой первый разговор со мной, и прибавить то, что я не хочу умирать в постели! Все!
Миха. В первый раз, сколько я тебя ни слышал, ты сказал хорошо. Сядь, Порфирий.
Сталин. Доживешь?
Порфирий. Безусловно!
Сталин. Твое здоровье!
Порфирий запел «Хасан-Бегура», другие голоса к нему начинают присоединяться. В это время вбегает Котэ.
Котэ. Зарево! Где-то пожар!
Миха. Что? Пожар?
Наташа (бросается к окну, отодвигает занавеску, в окне дальнее зарево). Смотрите!
Многие бросаются к окнам.
Климов. Постойте-ка… Это где же? (Выбегает, за ним бросается Порфирий.)
Миха. Постойте, это в стороне Ротшильда? Ну да.
Теофил. Там и есть!
Канделаки. Сильвестр, да это, кажется, у вас!
Сильвестр. Что ты говоришь! Быть не может, неужели?
Хиримьянц. Да, там, там! Ротшильд горит!
Тодрия. Что, Ротшильд?
Вбегают Климов и Порфирий.
Климов. Вот те с Новым годом, с новым счастьем! Вот те Каспийско-черноморское нефтепромышленное — Оно горит! Братцы, это Ротшильд горит!
Многие голоса: «Ротшильд? Ротшильд?»
Порфирий. Горит кровопийское гнездо! Туда ему и дорога!
Климов. Что ты плетешь? Что же мы есть-то теперь будем?
Миха. Надо помогать тушить.
Наташа. Как же не тушить?
Теофил. Тушить?
Сталин. Конечно, тушить. Всеми мерами тушить. Но только… слушай, Сильвестр, нужно потребовать от управляющего вознаграждение за тушение огня.
Сильвестр. Верно, товарищи!
В это время послышался конский топот во дворе.
Вот он, уже тут!
Приказчик (вбегает). Братцы, что ж вы? Не видите, что ли?! Лесной склад на нашем заводе горит! Бросится огонь дальше, все слизнет! Братцы! Летите на завод помогать!
Сильвестр. Платить будут?
Приказчик. Обязательно! Будут платить щедрой рукой! Что же вы-то сидите, братцы? Аль не жалко завода?
Тодрия. Мы — типографские.
Приказчик. Независимо! Независимо! Всем будут платить! Помогайте!
Сталин (приказчику). Мы список составим. Всем уплатят по списку?
Приказчик. Икону сниму, всем, конечно!
Сильвестр. Поспешим, товарищи!
Приказчик. Скорее, братцы! (Убегает.)
Рабочие начинают выбегать. Сталин надевает пальто, идет к двери.
Наташа. Что ж, Сосо, ты приказчику прямо в лицо показался?
Сталин. Он сейчас в таком состоянии, что ничего не видит и не понимает. Он сейчас сам себя в зеркале не узнает.
Наташа. Куда ты?
Сталин. На пожар, тушить.
Наташа. Да нельзя тебе туда, Сосо! Ведь там вся полиция будет!
Сталин (указав в окно, где зарево уже стоит до полнеба). Неужели ты думаешь, что им сейчас до меня? (Выходит.)
Картина четвертая
Прошло два месяца. Начало марта. Кабинет кутаисского военного генерал-губернатора. Губернатор сидит за письменным столом и читает «Новое время». И, судя по всему, прочитанным недоволен.
Адъютант (входит). Телеграмма, ваше превосходительство.
Губернатор. Нуте-с…
Адъютант (читает). «Кутаисскому военному Губернатору. Секретно. Доношу о небывало беспокойном поведении рабочих на заводе Ротшильда. Подпись: полицмейстер города Батума».
Губернатор. Пожалуйста!.. Опять!.. Ах да… Ведь это на другом заводе тогда было? У меня все путается в голове из-за этих батумских сюрпризов.
Адъютант. Тогда было на манташевском.
Губернатор. Безобразие!.. (Перечитывает телеграмму.) И притом такая манера телеграфировать! Вот я, например, сижу перед вами, вообразите — Соломон Мудрый, ничего не разберу! Что это значит — «беспокойное поведение»?.. Беспокойное поведение может принимать различные формы, что подтвердит вам любой врач. Можно, например, вскрикивать и заламывать руки. Но если, предположим, я вас укушу или, скажем, начну бить стекла в кабинете, то это будет уже совсем другой вид беспокойного поведения. Как вы полагаете?
Адъютант. Я полагаю, ваше превосходительство, что они хотят устроить забастовку.
Губернатор. Безобразие! Тогда так и надо телеграфировать: они хотят… и… это… устроить… эту… А то он своими телеграммами только сеет во мне тревогу. Он нервирует. И что случилось с Батумом? Было очаровательное место, тихое, безопасное, а теперь черт знает что там началось! «Небывало беспокойное»… Темно, воля ваша, темно. Пишет вот вроде этого журналиста (подчёркивает ногтем место в газете): «время, которое мы переживаем, исполнено глубочайшего смысла». И все! Спрашивается, какого смысла? Что это за смысл? (Смотрит на стенную карту.) Прямо на карту не могу смотреть… Как увижу «Батум», так и хочется, простите за выражение, плюнуть! Нервы напряжены, ну буквально, как струны.
Адъютант. Что прикажете ответить полицмейстеру, ваше превосходительство?
Губернатор. Прежде всего, чтобы он телеграфировал внятно. Внятно-с.
Адъютант. Подробности?
Губернатор. Ну да… э… нет, нет! Только, ради бога, без этого слова! Я его хорошо знаю: он накатает мне страниц семь самых омерзительных подробностей. А просто — внятно. Что там и как.
Адъютант. Слушаю. (Выходит.)
Губернатор (над газетой). Но какого смысла? Вот в чем вопрос и штука!
Адъютант (входит). Телеграмма, ваше превосходительство.
Губернатор. Пожалуйста.
Адъютант (читает). «Ваншейдт уволил на Ротшильде триста семьдесят пять человек. Подпись: полицмейстер города Батума».
Губернатор. Сколько?
Адъютант. Триста семьдесят пять.
Губернатор. Гм… И опять — не угодно ли? Уволил! Почему уволил? Зачем? Ведь он целую, так сказать, роту уволил. Позвольте, этот Вайнштейн… это… э… управляющий?
Адъютант. Так точно, Ваншейдт.
Губернатор. Это безразлично. А важна опять-таки причина увольнения и смысл его. Смысл! Запросить.
Адъютант. Слушаю. (Выходит и через короткое время возвращается) Срочные, ваше превосходительство.
Губернатор. Да, да. Содержание.
Адъютант (читает). «Вследствие падения спроса на керосин жестянках на заводе Ротшильда Вайнштейном уволено триста девяносто человек. Подпись: корпуса жандармов ротмистр Бобровский.»
