Симон Руст уехал домой в первый день Рождества и перед отъездом ни о чём не уговорился с Фредерикой. После этого он сватался в нескольких местах на Церковном острове и всюду получал согласие благодаря богатству отца. Но Симон нигде не связал себя окончательно и оставался до поры до времени свободен. Наконец Симон посватался к учительнице из пасторской усадьбы, но та была девица из благородных, я здесь Симон Руст получил отказ.
Всё это Фредерика слышала и часто сокрушалась больше, чем следовало.
На Тринадцать Святых в этом году, как и в прошлые годы, предполагались танцы в избе корабельщика Иоахима, и Марцеллиус, как всегда, распоряжался всем. Были наняты скрипачи, пригласили заблаговременно и мастера своего дела, Дидрика. Парни уже пригласили своих девушек, и Фредерика обещала Марцеллиусу прийти.
И вот после обеда пристала к острову четырехвёсельная лодка, прислал её старый рыбак Руст за Фредерикой, с приглашением на танцы на Церковный остров в тот же вечер. Фредерика сейчас же собралась и нарядилась, как на настоящий бал.
Марцеллиус стоял на пристани. Он сказал:
— Ну, теперь, пожалуй, уж будет окончательно решено?
— Да, да, теперь будет решено, — ответила Фредерика. Всю дорогу она сидела в лодке с таким видом, словно знала, что теперь делать.
Богатый рыбак Руст принял её хорошо, а вечером, когда начались танцы, парни с Церковного острова приглашали ее наперебой. Симон же, хозяйский сын, по-прежнему шутил со всеми и хотел, чтобы между ним и Фредерикой всё оставалось в таком же неопределённом положении.
Через известные промежутки весь вечер гостям подавали напитки и кофе, и старый Руст не скупился на одну-две лишних полбутылочки. Сам он сидел в горнице с несколькими пожилыми рыбаками. Симон Руст выпивал стаканчик за стаканчиком, чтобы не прослыть гордецом, но танцевать по-настоящему с молодыми рыбачками ему не пристало; он ведь был воспитателем юношества.
Ночью, когда все разошлись по домам, Фредерика осталась одна с Симоном, она должна была ночевать у них. Но даже и теперь Симон был с нею не ласковее, чем прежде, и она была бы очень глупа, если бы приняла его толчки в бок за вечную любовь.
— Я вышла немножко освежиться, — сказала Фредерика.
— Напрасно, — ответил Симон, — это может иметь серьезные последствия для твоего здоровья.
— Бог знает, зачем это дверь в амбар открыта, — сказала Фредерика, показывая на дверь.
Симон не мог сказать, почему дверь открыта
— Давай затворим её, — предложила Фредерика.
Они подошли к амбару. От звёзд и северного сияния было совсем светло. Фредерика заглянула в амбар и сказала:
— Покажи-ка, много ли у вас корма.
Они вошли в амбар.
— Вот тут у нас один настил для сена, а там — другой, — сказал Симон.
— Где? — спросила Фредерика. Симон влез на сено и показал ей. За ним полезла и Фредерика.
III
Фредерика ещё некоторое время поддерживала в Марделлиусе некоторую уверенность, что брак их может состояться, и Марцеллиус жил с этой тайной надеждой. Но потом, в марте, Фредерика больше уже не колебалась и сказала Марцеллиусу, что теперь всё кончено, и нечего больше просить, она выйдет за Симона.
— Вот как, — сказал Марцеллиус.
И ни словом не упомянул о лодке. Она может получить лодку задаром, ему теперь всё равно. У него было достаточно времени подготовиться к своей судьбе, и целую весну Марцелдиуса видели за работой, как прежде. Но он был уже не так бодр и весел и больше держался в одиночестве.
И вот дни стали длиннее, солнце и оттепель согнали снег, так что нельзя уже было спускать лодки с ледника на северном берегу. Корабельщики недели две ходили без дела, но, когда прошли весенние бури и Атлантический океан снова успокоился, корабельщики выехали на рыбную ловлю в окрестности островов. В одну из таких поездок Марцеллиус и его брат заработали много денег, спасли шкуну, носившуюся по морю без мачт и экипажа.
Нельзя было ошибиться: уважение к Марцеллиусу на острове после этого подвига сильно поднялось, и так как он каждый день навещал спасённое судно, стоявшее у пристани, то сделался чем-то вроде капитана покинутого корабля. Объявились датские комиссары и заплатили премию за спасение. Сумма была очень велика по понятиям жителей Чёрного острова, но молва ещё увеличивала её, и рассказов об этой премии было не обобраться. Прошёл слух, будто Марцеллиус хочет записаться в купцы и будет называться Иоахимсеном.
Однажды он пошёл к Фредерике и сказал:
— Так, значит, ты уж наверняка выйдешь за Симона?
— Да, — ответида она, — так сложилось…
Она проводила его до его избы и дорогой сказала:
— Если б всё было, как в старину, я попросила бы тебя съездить к Симону и привезти его сюда. Но ты ведь стал теперь такой важный, Марцеллиус.
Тогда Марцеллиус ответил:
— Я докажу тебе, что стал не важнее, чем был.
И поехал к Симону.
После отъезда Симона, Марцеллиус пришёл опять и, в слепоте своей, снова спросил Фредерику:
— Ну, что же, теперь вы уж уговорились?
Она ответила:
— Да. Есть важная причина, чтобы остаться при прежнем решении.
— Значит, нечего больше и спрашивать?
— Ты сам знаешь, можно ли что-нибудь поделать с сердцем, — сказала Фредерика. — Я никогда не была влюблена ни в кого, кроме него.
На это Марцеллиус ничего не ответил, потому что это был тонкий книжный язык. Он попросил ее зайти выпить кофе, но она отказалась, поблагодарила и сказала, что незачем ему расходоваться. Уходя, она вспомнила о лодке.
— Ты ведь не гонишься за тем, чтоб он уплатил тебе за лодку, — сказала она, — ты и без того так разбогател теперь. Симон просил узнать на всякий случай.
— Нет, Бог с ней, с лодкой, — отвечал он. — У меня, слава Богу, достаточно денег и богатства. Когда вас огласят?
— Через две недели.
— А ты не собираешься в этом году на стрижку овец? — спросил он.
Она отвечала:
— Это мы отложим тоже недельки на две. Ещё есть время, снег ещё не весь стаял.
— Я только так спросил, — сказал он.
А стричь надо было жёсткорунных овец исландской породы. Их выпускали раз и навсегда на какой-нибудь остров, и они жили там зиму и лето и сами отыскивали себе корм. Раз в год их ловили и стригли, и бывало это весной, с наступлением тёплой погоды.
Через две недели в кирке на Церковном острове огласили Фредерику и Симона Руста. Наконец-то дело у них решилось, на деревне давно ждали этого.
В тот же вечер Фредерика пришла в избу корабельщика Иоахима, шутила и была в очень весёлом настроении.
— Давай Бог счастья! — сказала жена корабельщика. — Я нынче слышала твоё имя с амвона.
— А ты не ошиблась? — спросила Фредерика в шутку.
— Пошли Бог счастья! — сказал и Марцеллиус. — Что ж, ты подумала о стрижке?
Фредерика засмеялась и ответила:
— Что это ты так торопишься в этому году! Что с тобой? Ты ещё на Крестопоклонной неделе начал говорить об овцах.
— У меня была причина спрашивать, — ответил он.
— Впрочем, я пришла сказать тебе, что ты можешь ехать с нами завтра утром, — сказала Фредерика.
Он быстро спросил:
— Так я могу поехать с вами, говоришь ты? Но, может, ты сама не поедешь в этом году?
Она почти решила поберечься эту весну; но при коварном вопросе Марцеллиуса покраснела и ответила:
— Не поеду? Почему же бы это мне не поехать?
Да, Фредерика не хотела показать, что она всё полнеет и полнеет за последние недели, и потому решила в этом году, как и раньше, сама ловить овец.
Услышав это, Марцеллиус сейчас же вышел и не возвращался, пока она не ушла.
Марцеллиус спустился по ступенькам до скал, где находилась лодочная мастерская. Это была длинная пещера, в которой быди устроены штапели для всяких лодок, от душегубок до десятивёсельных. Здесь он всё прибрал хорошенько и вымел пол. Стоял конец мая месяца, было светло часов до одиннадцати вечера и даже позже. Марцеллиус заглянул на пристань. Его пятипарная лодка стояла на причалках и точно смотрела на него. Было уже за полночь, когда он пошёл домой.
Не раздеваясь, он присел на край постели. Старший брат его уже спал. Марцеллиус подошёл к окну и долго смотрел в него.
— Эхе-хе! Господи, Господи! — проговорил он и вернулся к постели.
Он лёг, не раздеваясь, и не спал всю ночь. Как только он заслышал, что мать разводит огонь, он встал, разбудил старшего брата и сошёл вниз. Было всего четыре часа утра.
— Раненько ты нынче поднялся, — сказала мать
— Я собираюсь на стрижку, — ответил он. — Если мы хотим остричь всех овец сегодня, то надо выехать пораньше.
Они собрались все трое, мать и оба сына, пошли к учителю и подождали на дворе, пока Фредерика не вышла. Фредерика взяла с собой только одну работницу. Они сели в лодку впятером.
