Беспокойство Чика было не напрасным. Через четверть часа после того, как с помощью полиции он занял помещение, Гутхабер явился в городскую управу. Он побежал прямо к Сирмаи.
– Ну, знаешь, Йожи, такого еще не бывало… никогда не было!.. До сих пор я в какой-то степени верил, что в нашем государстве есть законность… Но чтобы такое! Вот, смотри! Черным по белому написано решение министерства – так? И, несмотря на это, он на основе решения нижестоящего органа, вынесенного еще в сентябре прошлого года, разрешил занять мое помещение! Ну, знаешь ли, такого, знаешь ли… Я… я просто не нахожу слов! У меня голова идет кругом! Если бы мне кто-нибудь рассказал… я не поверил бы!..
Сирмаи с серьезным видом потянулся через стол.
– Ну-ка, покажи! – И, посмотрев исполнительный лист и донесение полиции, вернул бумаги. – Сами его выбирали! – пожав плечами, хмуро сказал он.
– Но послушай, Йожи!.. – вскочил Гутхабер в растерянности.
Сирмаи отмахнулся:
– Чего уж там! Ты считаешь это чем-то чрезвычайным? – Он закурил сигарету и уже другим тоном продолжал: – Я просмотрел несколько дел. Известная логика, несомненно, имеется в тех решениях и постановлениях, которые за это время издал бургомистр. Известная! – это слово он подчеркнул и, неожиданно повысив голос и показывая на документы в руках Гутхабера, не горячась и довольно сухо, пояснил: – Но совсем особая логика! Разве ты не видишь? Логика босяков!..
Гутхабер все еще не мог прийти в себя от волнения.
– А вот когда ты поглубже разберешься во всем…
Не обратив внимания на его слова, Сирмаи продолжал:
– Я просмотрел «Официальный бюллетень» за прошлые месяцы и кое-какие документы. И вижу, что с точки зрения законности здесь все гладко. Я не заметил ничего, что выходило бы за рамки прав, предоставленных бургомистру…
– Но позволь, если бы ты знал…
– Но ведь вы-то здесь были, в конце концов! Вы же – национальный комитет! Разве не так? Мне не его поведение непонятно, а ваше!
– В октябре с трех моих домов на улице Фё полностью растащили черепицу…
– Вот я и спрашиваю: вы-то где были?
– …бургомистр издал распоряжение, которым под свою личную ответственность разрешал безвозмездно использовать черепицу с крыш разрушенных домов…
– Не этого… не этого механика считаю я ответственным за сознательное и довольно хитрое нарушение целого ряда законов… Однако продолжай! Это уже интересно: средь бела дня растаскивать уцелевшую черепицу!
– …для того, чтобы покрыть поврежденные крыши домов, годных для жилья. Он сказал, что тот, кто до наступления зимы…
– А ну-ка, расскажи, расскажи подробнее! Я тебя слушаю. Это очень интересно!
Служащий городской управы Руди Янчо свернул с улицы Фё на проспект Ракоци в тот самый момент, когда Гитта выходила из дверей магазина мод. Молодой человек с девичьим лицом и очень светлыми волосами густо покраснел, не смея тронуться с места. Гитта уже сделала движение, чтобы пройти мимо, но, заметив его беспомощность и какое-то детское замешательство, она, осененная внезапной мыслью, пошла прямо на него. Мило улыбаясь и уже издали протягивая ему руку, Гитта сказала:
– Сервус,[2] Руди!
Молодой человек не сразу смог ответить на это приветствие и едва слышно прошептал:
– Сервус…
А Гитта щебетала. Не сводя глаз с Янчо, она улыбалась ему своей обворожительной улыбкой.
– Ай-яй-яй! Вот, значит, как! Ты даже не рад! А если бы мы с тобой случайно не встретились? Ну, погоди же, вот я намылю тебе за это твою белобрысую голову! Эх, ты! Видишь, как я рада нашей встрече? Пойдем! Проводишь меня в салон, к барышням Петраши. Согласен? По дороге поговорим. Если хочешь, подождешь меня, а потом проводишь до дому. И, может, зайдешь к нам, хорошо? Нет, обязательно зайдешь! Ты что, разве не знал, что мы приехали? Только не лги!
Молодой человек неуклюже потянулся к ее свертку.
– Разреши, я тебе помогу.
– Не надо! Это не мужское дело. Оставь!
Некоторое время они шли молча. Глядя сбоку на молодого человека, Гитта время от времени кокетливо щурила глаза.
– Итак?…
Руди Янчо чуть отстал. Потупив голову, он сказал хриплым голосом:
– Я знал, что ты уже дома. Три дня ждал, что ты… Но я словно… боялся… Даже очеяь боялся того…
– Что такое? Может быть, я уже кому-нибудь нос откусила?
И, запрокинув голову, Гитта звонко рассмеялась.
– Нет, нет… Не то, Гитта!.. Перестань смеяться!
– А почему бы мне и не посмеяться? Ха-ха! Если мне смешно! Может, мне уж и смеяться нельзя?
Но, увидев серьезное и печальное лицо молодого человека, она изменила тон:
– Ну хорошо, не буду, не буду. Честное слово, Руди, не буду! Не хочу, чтобы ты обо мне плохо думал… Наоборот! Посмотри, какая я паинька, иду впереди тебя и тем самым облегчаю твое положение. В общем… Ты любишь ту девушку, не так ли?
– Какую? Я не понимаю, о чем ты?…
– Я всего три дня дома, но уже все знаю. Мир не без добрых людей, которые всегда спешат сообщить такие новости.
– Однако…
– Дочь нового бургомистра, некая Марта. Или как там ее зовут?
– Магда.
– Ах да, Магда! Я все путаю ее имя. Одним словом – да?
– Гитта! Но ведь это совсем, совсем другое! Я даже не могу объяснить тебе…
– И не нужно объяснять! К чему? «Совсем, совсем другое». Ну и прекрасно!
Смущенный Янчо растерянно развел руками.
– Мы с ней просто хорошие друзья. Серьезно, очень хорошие друзья…
– Ха!
– Эта девушка – интересный и очень… умный человек…
– Та-ак!
– Она не похожа на других… Да я и не смотрю на нее как на женщину. У меня даже в мыслях не было…
– Вот оно что!.. Ну и…
– Для меня открылся совсем иной мир, непохожий на тот, в котором мы жили до сих пор. Благодаря ей я, по сути дела, познал смысл этого нового мира.
– Великолепно! Значит, ты уже познал его, этот смысл?! Ну что ж, как-нибудь и меня познакомишь с ним, хорошо?
– Эта девушка с детских лет принимает участие в рабочем движении. Она очень много читала…
– Как, она даже читать умеет? Восхитительно!
– Она окончила партийную школу…
– Что такое? Ах, да! Ну, и что ей поставили по истории партии?
– Не язви! Она действительно мой хороший друг. Но не больше. И она не могла бы стать для меня большим, ведь…
– Что ведь?…
– Ведь ты хорошо знаешь, как… какие чувства у меня были к тебе…
– Были?
– Они и сейчас те же… И ты это знаешь!
– Что? Откуда же мне это знать?
– Гитта!
Девушка сразу стала серьезной.
– Да, ты говорил. Не раз говорил мне о своем чувстве… Но доказал ли ты чем-нибудь свою любовь? Говорить легко, и мужчины очень щедры на это. Это известно.
– Не притворяйся, Гитта! Ты ведь знаешь… что у нас только официальной помолвки не хватало до свадьбы… И не делай вид, будто ты все забыла!
Девушка остановилась, резко повернулась к нему и почти со злостью сказала:
– Выходит, я притворяюсь? Здорово! Нечего сказать! Уж лучше бы ты не притворялся!
– Я не притворяюсь и по-прежнему… Но ты так внезапно уехала, что мы даже не успели поговорить…
– Русские не соблаговолили ждать, пока мы с тобой нежно простимся… И поэтому у меня не было времени даже отказаться от своего единственного обещания. Разве не так?
– Но с тех пор… Могла же ты как-нибудь дать весточку о себе или…
– Как? – почти крикнула Гитта.
Некоторое время они молча шли рядом. Потом молодой человек тихо и робко заговорил:
– А теперь, когда вы приехали… Я знаю, что у вас был прием. Вы приглашали служащих из управы.
– Никого мы к себе не приглашали! Просто тот, кто сам чувствовал, что нужно прийти, пришел. И нечего злиться. – Ее тонкие брови сошлись у переносицы. – И вообще я попрошу тебя воздержаться от упреков в мой адрес… Тем более, что не успела я сойти с поезда, как мне уже рассказали про тебя и про твою девицу! Может, ты думал, что после этого я побегу за тобой? Соперничать с какой-то Андричек, или как там ее… Это было бы уж слишком…
– Гитта! Ради бога!
– Но ведь не бог же влюблен в Марту Андришко!
– Гитта, ты рассуждаешь сейчас так… – И вдруг он коротко рассмеялся. – Я даже не знаю, как это объяснить, но, говоря по правде, я рад этому. Да, рад. Ведь я думал, что ты уже забыла все… И потому боялся показываться тебе на глаза, не смел прийти к вам…
– А я ждала тебя.
В этот момент они подошли к салону. Прощаясь, Гитта подала молодому человеку руку.
– Я зайду с тобой и подожду тебя там, – сказал он.
Пока Гитта примеряла за ширмой платье, Руди перелистывал старые иллюстрированные журналы и журналы мод. За ширмой слышался тихий воркующий говор, перешедший затем в шепот; потом вдруг раздался громкий смех. Вслед за этим из-за ширмы танцующей походкой вышла Гитта и повернулась на каблучках перед молодым человеком. На ней было темно-синее шерстяное платье, которое у талии она придерживала руками.
