Проснулась Кэлли оттого, что услышала, как поворачивается в замке ключ Пепиты. Но почему нет голосов? Что случилось? И тут она услышала шаги Артура. Услышала, как с усталым тупым звуком шлепнулся на пол тяжелый солдатский мешок, звякнула о стул каска.
– Ш-ш! – тихо воскликнула Пепита. – Может быть, она все-таки спит.
И наконец раздался голос Артура:
– Но ты ведь сказала…
– Я не сплю! – радостно крикнула Кэлли, – я сейчас приду! – прыгнув из тени в лунный блеск, торопливо задергивая молнию на своем околдованном халате, влезая в туфли и дрожащими пальцами закрепляя косы вокруг головы. Ни звука не раздалось из-за стены, пока она все это проделывала. Может, ей только приснилось, что они здесь. С бьющимся сердцем Кэлли шагнула в комнату, захлопнув за собой дверь.
Пепита и Артур неподвижно стояли по ту сторону стола, словно в строю. Лица их, находившиеся на разных уровнях – темная кудлатая голова Пепиты лишь на дюйм выше облаченного в хаки плеча Артура, – были схожи одинаковым отсутствием всякого выражения, как будто бы внутренне они все еще отказывались быть здесь. Лица казались какими-то невнятными, выветренными – может, это были проделки луны? Пепита быстро проговорила:
– Мы, наверно, очень поздно пришли?
– И неудивительно, – ответила Кэлли, – такая чудесная ночь. – Артур все не поднимал глаз – он упорно рассматривал три чашки на столе.
– Артур, очнись, познакомься с Кэлли. Кэлли, это, естественно, Артур.
– Ну, естественно, это Артур, – откликнулась Кэлли, чистосердечный взгляд которой с первой же минуты не покидал лица Артура. Чувствуя его растерянность, она обошла стол и протянула руку. Он поднял взгляд, она впервые опустила, скорее осознав, чем ощутив, коричнево-красное пожатие своей ладони в лунной перчатке. – Добро пожаловать, Артур! Я так рада, что наконец-то с вами познакомилась. Надеюсь, вам здесь будет удобно.
– Вы очень добры, – ответил он после паузы.
– Не говорите так, пожалуйста, – отозвалась Кэлли, – Пепита здесь такая же хозяйка, и мы обе надеемся, – правда, Пепита? – что и вы будете чувствовать себя как дома. Не стесняйтесь, пожалуйста. Жаль, конечно, что квартирка та«мала.
– Нет, почему же, – медленно, как под гипнозом, произнес Артур, – по-моему, здесь очень мило.
Пепита поглядела на них мрачно и отвернулась.
Хотя Артуру было в свое время об этом рассказано, он все же дивился сейчас, какими судьбами свело под общий кров этих двух столь несхожих девушек. Пепита, такая маленькая (только голова у нее была великовата), – смесь ребяческой резкости и совсем недетской страстности, и Кэлли – такая степенная, белая и высокая, словно незажженная восковая свеча. Да, она была словно свеча, что продают у церковного входа, даже в самой манере держаться у нее могло быть нечто от исполнения обета. Она и не сознавала, что своей естественной воспитанностью дочери старомодного сельского доктора выгодно отличалась от них двоих. Артур обнаружил, что его тронула наивная уверенность, с которой Кэлли носит этот свой халат, больше подходящий для шлюхи; над ним поднималось ее лицо, еще глянцево-розовое ото сна; а когда она, опустившись на колени, зажгла газовую плитку под чайником, открылась деликатная выгнутая линия босой ступни, уходящей в нарядную зеленую туфлю. Пепита стала слишком близка ему, чтобы он смог когда-нибудь увидеть ее словно впервые – так, как он видел сейчас Кэлли; в каком-то смысле он вообще никогда не видел Пепиты впервые – она была, да и теперь временами оставалась не в его духе. Да, именно так: он и думать не думал о Пепите, не помнил ее, пока не начал думать о ней со страстью. Он, можно сказать, не успел увидеть ее прихода, любовь их была как внезапное столкновение во тьме. Чтобы покончить с неловкостью этих первых минут, Кэлли, не вставая с колен, осведомилась: не хочет ли Артур вымыть руки? И, когда они услышали, что он с грохотом сбегает с лестницы, сказала:
– Как же я рада, что вам досталась такая луна.
– Почему? – спросила Пепита и добавила: – Ее было слишком много.
– Ты устала. У Артура тоже усталый вид.
– С чего ты взяла? Он привык много ходить. Все дело в том, что когда некуда деться…
– Но, Пепита, ведь ты…
В этот момент вернулся Артур, еще от двери увидел приемник и устремился прямо к нему.
– Наверно, сейчас ничего не услышишь? – сказал он с сомнением.
– Нет, после полуночи передачи у нас кончаются. Да все равно в этом доме не положено поздно слушать радио. Кстати, – прибавила Кэлли с дружелюбной улыбкой, – боюсь, Артур, мне придется попросить вас снять ботинки, если, конечно, вы не собираетесь все время сидеть. Жильцы под нами…
Пепита, вся передернувшись, пробормотала что-то себе под нос, но Артур сказал: «Конечно!» – тут же сел и принялся стаскивать ботинки. Помолчав, окинув взглядом свежее хлопчатобумажное покрывало на диване, он спросил:
– Ничего, если я буду на этом сидеть?
– Это моя постель, – сказала Пепита, – ты будешь в ней спать.
Затем Кэлли сделала какао, и они стали укладываться. Условились, кто за кем пойдет в ванную, и Кэлли отправилась спать первая: она плотно прикрыла за собой дверь, чтобы Пепита и Артур могли поцеловаться перед сном. Пепита вошла в спальню без стука, встала посреди комнаты и начала сбрасывать с себя одежду. С ненавистью глянув на кровать, осведомилась:
– На какую сторону?
– Я решила, что тебе захочется лечь ближе к краю.
– Тогда чего ты стоишь?
– Право, не знаю, раз я у стенки, лучше мне залезть первой.
– Так залезай!
Они напряженно вытянулись бок о бок, и Кэлли спросила:
– Ты думаешь, у Артура есть все, что ему нужно?
Пепита тряхнула головой.
– Мы ни за что не уснем с этой луной.
– А ты и вправду веришь, что от луны с людьми что-то происходит?
– Ну, некоторым из нас особо много дури она не прибавит, при всем старании.
Кэлли задернула шторы.
– Что ты хочешь этим сказать? Ты разве не слышала? Я спросила, все ли есть у Артура.
– Вот это я и хочу сказать, что, у тебя и вправду винтика в голове не хватает?
– Пепита, если ты будешь так себя вести, я здесь не останусь!
– В таком случае ложись с Артуром.
– А как насчет меня? – громко произнес Артур из-за стенки. – Я, девушки, слышу каждое ваше слово!
Окрик Артура не столько смутил их, как застал врасплох. Там, за стеной, в своем одиночестве он словно сбросил путы благовоспитанности, в голосе его зазвучала привычная мужская властность. Артур был раздражен, хотел спать и не принадлежал никому.
– Извините, – в унисон сказали девушки.
А Пепита разразилась беззвучным хохотом, от которого затряслось их ложе; она смеялась и смеялась и, наконец, чтобы остановиться, укусила себя за руку, при этом ее локоть задел Кэлли по щеке. Пришлось шепотом извиниться. Ответа не было. Пепита потрогала свой локоть и убедилась – да, действительно мокрый.
– Слушай, Кэлли, ну что ты ревешь? Что я тебе сделала?
Кэлли круто повернулась на бок, прижимаясь лбом к стене,
к подоконнику, к нижнему краю шторы. И продолжала неслышно плакать; время от времени, не дотягиваясь до платка, она промокала глаза уголком занавески. Так и не уразумев, в чем дело, Пепита вскоре уснула, бывает все же толк от собачьей усталости.
Часы били четыре, когда Кэлли проснулась снова, однако нечто иное заставило ее поднять опухшие веки. Она услышала через стену, как Артур, шлепая босыми ногами, усиленно старается не шуметь. В результате он, конечно, налетел на угол стола, Кэлли села, рядом, чуть отвернувшись, неподвижная, как мумия, лежала Пепита, вся во власти крепчайшего цепкого сна. Вдруг Артур застонал. Задержав дыхание, Кэлли быстро перелезла через Пепиту, нащупала на каминной полке свой фонарик, снова прислушалась. Артур застонал опять. Двигаясь бесшумно и уверенно, Кэлли открыла дверь и скользнула в комнату.
– Что с вами, – спросила она шепотом, – вы больны?
– Нет, я только взял сигарету. Я разбудил вас?
– Но вы стонали.
– Разве? Извините. Я понятия не имел.
– Но это с вами часто бывает?
– Говорю вам, понятия не имею, – повторил Артур.
Воздух в комнате был насыщен его присутствием, табачным духом. Артур, видимо, сидел на краю дивана, накинув шинель. Кэлли чувствовала запах этой шинели, и с каждой затяжкой тусклый красноватый огонек бегло освещал его лицо.
– Где вы там, – спросил он, – посветите!
Непроизвольным движением Кэлли нервно тронула кнопку фонарика, и он на миг зажегся.
– Я здесь, у двери, Пепита спит, пожалуй, я тоже пойду.
– Послушайте… Вы, наверно, раздражаете друг друга?
– До сих пор этого не было, – сказала Кэлли, следя за неуверенным движением его сигареты к пепельнице, что стояла на краю стола. Терпеливо переминаясь босыми ногами, она прибавила: – Вы знаете, обычно у нас все совсем по-другому.
– Пепита чудно проявляет свои чувства – конечно, ей неловко, что мы тут мозолим вам глаза, мне, во всяком случае, неловко. Но что было делать, правда?
