В опьянении гашишем нет ничего подобного. Мы не выйдем за пределы естественной мечтательности. Весь период опьянения является, правда, одной непрерывной, необъятной грезой благодаря силе красок и быстроте концепций; но она сохранит индивидуальность самого мечтателя. Человек ищет сна, сон овладевает человеком, но этот сон будет настоящим сыном своего отца. Пребывая в бездействии, человек искусственным путем вводит сверхъестественное в свою жизнь и в свое мышление; но несмотря на этот внешний, спонтанный подъем его чувств, он остается тем же человеком, тем же числом, лишь возведенным в очень высокую степень. Он порабощен; но, к несчастью, порабощен самим собою, той частью своего «я», которая господствовала в нем; он хотел сделаться ангелом, а стал зверем, в данный момент могущественным зверем, если только можно назвать могуществом чрезмерную чувствительность при отсутствии воли, сдерживающей или направляющей ее.
Пусть же светские люди, непосвященные, желающие ознакомиться с этими исключительными наслаждениями, твердо запомнят, что они не найдут в гашише ничего чудесного, ничего, кроме чрезвычайно яркой действительности. Мозг и весь организм, на которые действует гашиш, дают только свои обычные, индивидуальные проявления, правда, более интенсивные как по своему количеству, так и по своей силе, но всегда верные своему происхождению. Человек не может освободиться от фатального гнета своего физического и духовного темперамента: для чувств и мыслей человека гашиш будет лишь зеркалом – зеркалом увеличивающим, но совершенно гладким.
Вот перед вами это вещество: комочек зеленой массы в виде варенья, величиной с орех, со странным запахом, возбуждающим некоторое отвращение и даже позыв к тошноте, – что, впрочем, вызывает даже самый тонкий запах, если довести до крайности его силу и, так сказать, уплотнить его. Я позволю себе заметить мимоходом, что это утверждение может быть превращено в обратное: самый противный, самый отталкивающий запах, быть может, способен стать даже приятным, если довести до минимума его свойства и силу распространения… Итак, вот перед вами источник счастья! Оно умещается в чайной ложке, это счастье, со всеми его восторгами, его безумием и ребячеством! Вы можете без страха проглотить его: от этого не умирают. Ваши физические органы нисколько от него не пострадают. Впоследствии слишком частое обращение к его чарам, быть может, ослабит силу вашей воли, быть может, принизит вашу личность; но кара еще так далека, и предстоящее разрушение организма так трудно предсказать с уверенностью! Чем же вы рискуете? Завтра вы будете чувствовать только слабость, нервное утомление. Разве вы не подвергаетесь ежедневно более тяжким терзаниям из-за менее заманчивой награды? Итак, это решено: вы разводите вашу порцию масляного экстракта в чашке кофе, чтобы придать ему больше силы и обеспечить более быстрое всасывание; необходимо позаботиться о том, чтобы желудок ваш был свободен, отложив ваш обед до девяти или до десяти часов вечера: нужно предоставить яду полную свободу действия; в крайнем случае, вы подкрепитесь через час после приема легким супом. Теперь вы достаточно подготовлены для столь далекого и необычайного путешествия. Свисток дан, паруса натянуты, и вы пользуетесь перед другими путешественниками тем удивительным преимуществом, что сами не знаете, куда едете. Ведь вы хотели этого: да здравствуют роковые силы!
Я полагаю, что вы позаботились о выборе благоприятного момента для этого фантастического путешествия. Полнота оргии возможна только при полной свободе. Вы должны иметь в виду, что в гашише, как в увеличительном зеркале, принимает чудовищные размеры не только сам находящийся в его власти, но и все окружающее его – обстоятельства и среда; у вас не должно быть ни обязанностей, требующих срочного и точного исполнения, ни семейных забот, ни любовных терзаний. Не нужно забывать этого. Заботы, беспокойство, воспоминание об обязанностях, угнетающих ваши волю и внимание, будут звучать среди ваших приключений точно погребальный звон и отравлять вам ваше удовольствие. Беспокойство превратится в жуткий страх, печаль – в муку. Если все эти предварительные требования соблюдены, если стоит хорошая погода, если вы находитесь в благоприятных условиях, например среди живописной природы или в поэтически обставленном помещении, если притом вы имеете возможность слушать музыку, то у вас есть все, чего можно пожелать.
В опьянении гашишем наблюдаются обыкновенно три легко различимые фазы, и первые симптомы первой фазы представляют у новичков необыкновенно любопытное зрелище. Вам приходилось, вероятно, слышать рассказы о чудесном действии гашиша: ваше воображение заранее создало представление о каком-то идеальном состоянии опьянения: вы с нетерпением ждете, будет ли соответствовать действительность вашим ожиданиям. Этого достаточно, чтобы с самого начала уже вызвать у вас беспокойство, весьма благоприятное для подчинения всепокоряющему яду. Большинство новичков в первой фазе этого посвящения жалуется на медленность действия гашиша; они ждут его с ребяческим нетерпением, и когда ожидаемые явления не наступают, они начинают издеваться и изливать свое неверие, очень забавное для ветеранов, которым хорошо знакомы все фазы действия гашиша.
Первые признаки, подобно симптомам давно ожидаемой грозы, появляются и разрастаются на фоне этого самого неверия. Ваше насмешливое недоверие превращается в веселость, бессмысленную и неудержимую. Эти приступы беспричинной веселости, которых вы почти стыдитесь, упорно повторяются, сменяясь приступами оцепенения, во время которых вы тщетно пытаетесь сосредоточиться. Самые простые слова, самые обыденные представления принимают какую-то новую и крайне странную окраску; вас поражает даже, что вы не замечали этого раньше и находили их такими простыми. В вашем мозгу непрерывно создаются самые непредвиденные ассоциации и сопоставления, бесконечная игра слов, полные комизма сцены. Демон окончательно овладел вами; бесполезно бороться против этой веселости, мучительной, как щекотка. Время от времени вы смеетесь над собою, над собственной глупостью и безумием, и ваши сотоварищи, если они у вас есть, также будут смеяться над вашим состояньем и над своим собственным; но так как они смеются добродушно, то вы не сердитесь на них. Эта странная веселость – то затухающая, то вновь вспыхивающая, эта радость, смешанная с болью, эта неуверенность, нерешительность длятся обыкновенно недолго.
Вскоре связь между мыслями становится так слаба, общая нить, руководящая вашими восприятиями, так трудно уловима, что разве только ваши сотоварищи в состоянии понимать вас. Но и это нет никакой возможности проверить: быть может, им только кажется, что они понимают вас, и заблуждение это обоюдное. Все эти безумства, эти взрывы хохота, производят на зрителя, не охваченного опьянением, впечатление настоящего сумасшествия или какой-то дикой забавы маньяков, Точно так же благоразумие трезвого свидетеля, правильное течение его мысли забавляют и развлекают вас, как проявления особенной формы безумия. Вы поменялись ролями. Его хладнокровие толкает вас к самой резкой иронии. Не правда ли, что положение человека, охваченного безумной веселостью, непонятной для того, кто не находится в таком же состоянии, глубоко комично? Безумный начинает смотреть с жалостью на разумного, и с этого момента идея собственного превосходства появляется на горизонте его интеллекта. Идея эта будет развиваться, расширяться и взорвется, как метеор.
Я был свидетелем подобной сцены, в которой действующие лица зашли довольно далеко; но смешная сторона ее была понята только тем, кто был знаком, хотя бы по наблюдениям над другими, с действием гашиша и с той огромной разницей душевного диапазона, которую он создает между двумя людьми, приблизительно равными в нормальном состоянии. Известный музыкант, совершенно незнакомый со свойствами гашиша, попадает в общество, где несколько человек уже приняли наркотик. Ему стараются объяснить чудесное действие этого вещества. В ответ на эти удивительные рассказы он томно и любезно улыбается, как человек, желающий немного порисоваться. Но чувства их обострены действием яда; они насквозь видят его внутреннюю усмешку и отвечают ему оскорбительным смехом. Эти взрывы радости, эта игра слов, эти искаженные лица, вся эта нездоровая атмосфера раздражают его, заставляют его заявить им, что все это – довольно плохие шутки, вероятно, утомительные для самих шутников. Точно блеск молнии, все лица озаряет взрыв хохота. Веселье удвоилось. «Эта шутка, быть может, доставляет удовольствие вам, – говорит он, – но мне – нисколько»… – «Вполне достаточно, чтобы она доставляла удовольствие нам», – отвечает кто-то с присущим больному эгоизмом. Не зная, имеет ли он дело с настоящими сумасшедшими или с симулирующими сумасшествие, наш герой полагает, что благоразумнее всего удалиться; но кто-то запирает дверь и прячет ключ. Другой, опустившись перед ним на колени, просит у него прощения от имени всего общества и дерзко, хотя и со слезами на глазах, заявляет ему, что все они, глубоко скорбя о его духовной ограниченности, тем не менее относятся к нему с искренней симпатией. Он покоряется и остается; он уступает даже настойчивым просьбам – усладить их своей игрой, Но звуки скрипки, разливаясь по зале, точно разносят новую заразу и охватывают (слово недостаточно сильно) одного за другим больных. Раздаются хриплые вздохи, громкие рыдания, слезы текут ручьями. Изумленный скрипач останавливается и, подойдя к тому, чей восторг был наиболее шумен, спрашивает, что с ним и чем можно помочь ему? Один из присутствующих, хорошо знакомый с этими явлениями, предлагает лимонад и фрукты. Но больной, охваченный экстазом, смотрит на обоих с невыразимым презрением. Лечить человека, который болен от избытка жизни, от безмерного счастья!
