— Да, славный.
— Сколько тебѣ лѣтъ?
— Въ будущую среду будетъ ровно восемь. — А вамъ сколько лѣтъ?
— Александеръ! прервала его матушка: — какъ ты смѣешь спрашивать мистера Минса, сколько ему лѣтъ!
— Онъ самъ меня спрашивалъ, сколько мнѣ лѣтъ, отвѣчалъ бойкій мальчикъ.
Съ этой минуты мистеръ Минсъ въ душѣ далъ клятву не оставлять своему крестнику ни шиллинга. Едва только затихъ смѣхъ, возбужденный этимъ замѣчаніемъ, какъ вдругъ маленькій человѣчекъ съ рыжими бакенбардами, который сидѣлъ въ концѣ стола и въ теченіе всего обѣда старался заловить слушателя на его интересные разсказы о Шериданѣ, съ видомъ покровительства сказалъ:
— Скажи, Эликъ, какая часть рѣчи быть?
— Глаголъ.
— Вотъ славный мальчикъ! сказала мистриссъ Бодденъ съ чувствомъ материнской гордости. — А знаешь ли ты, что есть глаголъ?
— Глаголъ есть слово, которымъ означается бытіе, дѣйствіе или страданіе; напримѣръ: я бываю, я управляю, я управляемъ…. Мама, дай же мнѣ яблоко.
— Я дамъ тебѣ яблоко непремѣнно, сказалъ мужчина съ рыжими бакенбардами, который считался домашнимъ другомъ, или, говоря другими словами, мистриссъ Бодденъ всегда приглашала его въ домъ свой, вовсе не обращая вниманія, правилось ли это мистеру Боддену, или нѣтъ: — непремѣнно дамъ тебѣ яблоко, если ты объяснишь мнѣ значеніе слова бы.
— Бы? сказалъ дивный мальчикъ, послѣ незначительнаго колебанія: — бы означаетъ насѣкомое, которое собираетъ медъ. [1]
— О нѣтъ, другъ мой, угрюмо сказала мистриссь Бодденъ: — пчела будетъ имя существительное.
— Почему же не глаголъ? Вѣдь и пчела тоже существуетъ, дѣйствуетъ и страдаетъ… хи! хи! хи! сказалъ улыбающіяся джентльменъ, воображая, что выразился весьма остроумно.
— Джентльмены! возгласилъ мистеръ Бодденъ, самымъ громкимъ голосомъ и съ весьма важнымъ видомъ: — будьте такъ добры, наполните ваши рюмки! Я желаю предложить тостъ.
— Вниманіе! вниманіе! вскричали джентльмены, передавая другъ другу графины.
Когда рюмки наполнились, мистеръ Бодденъ продолжалъ:
— Джентльмены! между нами присутствуетъ особа….
— Вниманіе! воскликнулъ маленькій человѣчекъ съ рыжими бакенбардами.
— Пожалуста, Джонсъ, успокойтесь, замѣтилъ Бодденъ.
— Итакъ, я говорю, джентльмены, что между нами присутствуетъ особа, снова началъ хозяинъ: — въ обществѣ которой, я увѣренъ, мы всѣ испытываемъ величайшій восторгъ… а… а… разговоръ этой особы каждому изъ насъ доставилъ и доставляетъ безпредѣльное удовольствіе. (Слава Богу! это касается не до меня! подумалъ Минсъ, сознаваясь, что недовѣрчивость къ нему и исключительность его особы не давала ему возможности выговорить и дюжины словъ со времени его прихода въ домъ.) Джентльмены, я самъ по себѣ человѣкъ весьма незначительный и, быть можетъ долженъ просить извиненія за то, что чувства дружбы и привязанности къ особѣ, про которую я говорю, принудили меня осмѣлиться встать и предложить тостъ за драгоцѣнное здоровье особы…. особы, которая, я увѣренъ… то есть особы, которой добродѣтели и превосходныя качества всегда будутъ неоцѣненны для того, кто знаетъ ее, — и тотъ, кто не зналъ еще эту особу, вѣроятно, полюбятъ ее отъ всея души….
— Вниманіе! вниманіе! проговорило общество съ видомъ одобренія и ободренія.
— Джентльмены! продолжалъ Бодденъ: — мой двоюродный братъ есть человѣкъ, который… который мнѣ родственникъ… (Вниманіе! вниманіе! — Минсъ довольно внятно простоналъ.) видѣть у себя котораго, видѣть его въ моемъ собственномъ домѣ я вмѣняю себѣ въ особенное счастіе, и еслибъ онъ не былъ здѣсь, то, вѣроятно, лишилъ бы насъ безпредѣльнаго удовольствія, которое каждый изъ васъ испытываетъ при его лицезрѣніи. (Громкіе криви: вниманіе! вниманіе!) Джентльмены, я чувствую, что употребляю во зло ваши снисхожденіе ко мнѣ и такъ долго утомляю ваше вниманіе. Съ чувствомъ глубокаго уваженія, признательности и…. и….
— Удовольствія, подсказалъ домашній другъ.
— И удовольствія, я предлагаю тостъ за здоровье мистера Минса.
— Позвольте, джентльмены! воскликнулъ неутомимый маленькій человѣчекъ съ рыжими бакенбардами. — Не угодно ли вамъ будетъ, чтобъ началъ я? Гип! гип! гип! — Ура! Гип! гип! гип! — Ура! Гни! гни! гни! — Ура-а-а!
Взоры всего общества устремлены были на предметъ заздравнаго тоста, который, проглотивъ портвейнъ и подвергаясь неизбѣжной опасности захлебнуться, всѣми силами старался скрыть свое смущеніе. Послѣ продолжительной паузы, допускаемой скромностью, мистеръ Минсъ всталъ, но… какъ газеты выражаются иногда въ своихъ донесеніяхъ: «мы крайне сожалѣемъ, что лишены всякой возможности передать вашимъ почтеннѣйшимъ читателямъ сущность замѣчаній достопочтеннѣйшаго джентльмена». Слышимыя по временамъ слова: «предстоящее общество…. честь…. настоящій случай…. величайшее счастіе», а пополняемыя въ промежуткахъ выраженіемъ крайняго замѣшательства, вполнѣ убѣдили общество, что мистеръ Минсъ произнесъ превосходнѣйшій сѣичъ; и вслѣдствіе такого убѣжденія, когда ораторъ занялъ свое мѣсто, единодушное «браво!» и громкія рукоплесканія огласили столовую.
Джонсъ, выжидавшій долгое время удобнаго случая, всталъ и обратился къ хозяину дома.
— Бодденъ, сказалъ онъ: — вѣроятно, ты позволишь мнѣ предложить тостъ?
— Почему же нѣтъ? отвѣчалъ Бодденъ, прибавивъ въ полголоса Минсу, сидѣвшему противъ него: — удивительно острый малый: ты будешь въ восторгѣ отъ его спича.
Мистеръ Минсъ поклонился, и мистеръ Джонсъ приступилъ:
— При различныхъ случаяхъ, при разнообразныхъ примѣрахъ, подъ вліяніемъ обыкновенныхъ и необыкновенныхъ обстоятельствъ, въ собраніи различныхъ обществъ, на мою долю выпадало предлагать тосты тѣмъ особамъ, которыми въ ту пору я имѣлъ честь быть окруженнымъ. Иногда, я долженъ отъ души сознаться — да и къ чему мнѣ скрывать? — иногда я чувствовалъ весьма затруднительное положеніе при подобномъ предпріятіи и сознавалъ совершенную неспособность выполнить его отчетливо. Если я чувствовалъ это при прежнихъ случаяхъ, каковы же должны быть мои чувства теперь…. теперь…. при весьма необыкновенныхъ обстоятельствахъ, въ которыхъ я нахожусь. (Вниманіе! вниманіе!) Описать вѣрно состояніе души моей не нахожу возможности; но чтобъ дать вамъ, джентльмены, хотя малѣйшее понятіе о чувствахъ моихъ, я долженъ обратиться къ одному странному въ своемъ родѣ обстоятельству, которое сію минуту пришло мнѣ на память. При одномъ случаѣ, когда истинно великій и знаменитый человѣкъ, Шериданъ, находился….
Трудно опредѣлить, какъ долго продолжалась бы эта безпримѣрная рѣчь, еслибъ въ комнату не вбѣжалъ, едва переводя духъ, мальчикъ въ ливреѣ и не сказалъ, что такъ какъ идетъ сильный дождь, то девяти-часовой дилижансъ нарочно подъѣхалъ сюда узнать, не отправляется ли кто нибудь въ городъ, — потому что въ дилижансѣ есть пустое мѣсто.
Мистеръ Минсъ вскочилъ на ноги — и, несмотря на безконечныя восклицанія, выражавшія безконечное удивленіе, несмотря на сильныя просьбы провести вмѣстѣ вечоръ, оставался твердъ въ своемъ намѣреніи и, во что бы то ни стало, рѣшился занять пустое мѣсто. Но, къ несчастію, шолковый коричневый зонтикъ нигдѣ не отъискивался: а кондукторъ не могъ долѣе, ждать: онъ поѣхалъ обратно къ Лебедю, оставивъ мистеру Минсу словечко, чтобы онъ поскорѣе «бѣжалъ» туда и заставалъ его. Прошло еще минутъ десять, въ теченіе которыхъ мистеръ Минсъ едва припомнилъ, что шолковый зонтикъ его остался въ дилижансѣ, въ которомъ онъ пріѣхалъ; и кромѣ того, такъ какъ онъ ни подъ какимъ видомъ не могъ быть замѣчательнымъ скороходомъ, то не удивительно, что когда совершилъ свой «бѣгъ» къ Лебедю, дилижансъ — послѣдній дилижансъ! — уѣхалъ безъ него.
Было около трехъ часовъ утра, когда мастеръ Огустусъ Минсъ тихо постучался у дверей своей квартиры въ улицѣ Тэвистокъ, иззябшій, мокрый, сердитый и вообще въ самомъ жалкомъ положеніи. На другое же утро онъ написалъ духовное завѣщаніе, въ которомъ, какъ сказывалъ намъ его душеприкащикъ (подъ строгимъ секретомъ, о чемъ мы долгомъ считаемъ сообщить нашимъ читателямъ), не оказывается ни имени мистера Октавіуса Боддена, на мистриссъ Амеліи Бодденъ, ни мастэра Александера Боддена.
Скиццы (Sketches) Чарльза Диккенса
1851
To be (би) быть, и bee (бии) пчела — эти два слова въ произношеніи имѣютъ близкое сходство; окончаніе послѣдняго произносится протяжнѣе перваго. Прим. пер.
