Когда развиднелось, поскакал Козлик с двадцатью всадниками к твердыне Оборжиште, оставив дома раненого Миколаша и всех прочих.
Скверное начало не способствует поднятию духа. Козликов жеребец упирается. И куда подевался его добрый нрав? Не желает конь трогаться с места. Да по правде сказать, негоже теперь дробить силы, ибо королевское войско уже близко. Какое безрассудство — имея в тылу солдат, пуститься в погоню, а логово свое бросить чуть ли не на произвол судьбы! Не обдумали разбойнички все как следует.
Козликова свора напоминала бегущий в растерянности скот. Всадники мчались во весь опор; мороз сводил их с ума, мороз и военный просчет, вернее — сознание этого просчета. Путешественник, отправившийся по реке в дырявой лодке, поступил бы ничуть не умнее.
Козлик молчал. Ян тоже хранил молчание, приуныли и челядины. Приехав на место, главарь разослал лазутчиков, и те воротились с новостью, ясной как божий день: Оборжиште пусто. Упорхнули пташки!
Ян, хоть и предполагал подобный исход, был раздосадован. Оглянувшись, он увидел, что челядины поджигают крепость. Приступали вяло, но огонь подзадоривает. Ничего не поделаешь, в такую невообразимую стужу приятно слышать потрескивание костра и шипение языков пламени.
Все, что смертно и сотворено человеческими руками, подвержено разрушению; так что лучше обзавестись майоратами и именьем где-нибудь на небесах. Кто помнит об этом, тот льет слезы редко. И меньше всего, когда полыхает чужой дом, который вы запалили собственными руками.
Разбойнички ликуют, гикают радостно да скачут вокруг пожарища, и так, вероятно, будут поступать всегда, пока живы. Коняги их встают на дыбы, подставляя брюхо струям горячего воздуха. На гривы им падают искры, кожух Козлика затлелся. Предавшись забаве, молодцы промешкали возле Оборжиште до самого полудня, а потом разбрелись, дабы отыскать какую-нибудь пищу. Наконец изловили кабанчика, но полакомиться им не пришлось. Козлик уже свистел в свой свисток, созывая стаю, и приказал собираться в обратный путь. Сам разрубил веревку, на которой молодцы волокли верещащую свинку, да шуганул ее так, что она поскакала, ровно заяц. Заботили главаря дела поважнее, чем кашеварство да вертел. Но давала ему покоя мысль о солдатах, которым видно зарево на горизонте. Козлик знал капитана королевского войска и понимал, что это за лиса.
Был капитан сыном крепкого крестьянина, однако силой, разуменьем воинским и прочими редкими талантами был наделен что твой дворянин. Некогда честный этот купец и слуга божий жил в Кутных Горах, а потом ссудил взаймы деньги какому-то высокородному вельможе и враз попал в армию, — а там ему доверили капитанство. Слыл он бесстрашным и послушен был лишь одному королю.
Батюшки, да ежели такая гончая вцепится в ногу, пиши чулкам пропало! Отберет все, что вы с таким трудом сколотили, еще мало ему покажется, еще не поверит, что не всякий день по большакам разъезжают богачи с золотой мошной!
Оно, конечно, для вас в таких случаях речь идет о жизни и смерти, этот удалец всегда готов снять с вас голову либо вздернуть на дыбе, — тут все решает одно — с какой ноги он нынче встал.
Этот рубака противен был Козлику до глубины души, и он был бы рад нащупать его слабину. Однажды Козлик совсем было подступился к нему, да не нашел зазора в капитановом панцире. Не было на то соизволенья божьего, сам едва ноги уволок. В тот раз капитан, по прозвищу Пиво, в темноте его не опознал, однако не приходилось сомневаться, что коли он умом пораскинет, то легко обо всем догадается. Кто еще посмел бы ему крикнуть: «Защищайся, купчишка!» Кто иной решился бы на это, кроме бесшабашного старика?
Беда, коли у своих судей мы на особом счету! Тем не менее Козлик полагался на волю господа, который множество раз являл ему свою милость и опять соблаговолит вознести его банду, дабы снова стала она расторопной и решительной и свершила всевозможные добрые дела и намерения. Он сознавал, что не прожить нам на этом свете без великих трудностей, без подаяний и монахов, без судей и виселиц, без короля и сборщиков податей, без военных столкновений, когда нам грозит опасность поражения и смерти.
Размышляя обо всем этом, отказался Козлик от свиного окорока и с дерзкой отвагой выбрался на главную дорогу. Ему важно было теперь захватить какого-нибудь путника, пробирающегося с юга. Неважно кого, лишь бы он точно указал, где стоит Пиво со своим войском.
Однако большак словно метлой вымело; хотя Козликовы люди рыскали повсюду, — ни нищенствующего монаха, ни монашки настичь им не удалось.
В такой холодище все на печке сидят, кому взбредет в голову по дорогам шастать?
Шел третий час; на щеках разбойников мороз вытравил розы, а на носах развесил снегирей. Терпение душегубов лопалось, и тут, словно по приглашению, на горизонте показался всадник. Скачет, припав к конской шее. Насколько можно различить, он безоружен. У коня нет уздечки. Молодой человек явно спасается бегством. Завидев разбойничков, не приходит в ужас, а машет им, верно, просит о помощи.
Ян пустил было коня вскачь, да вдруг натянул поводья, остановился. Кто этот всадник? Он говорит…
Говорит, говорит, да только это не наша речь! Это речь немецкая…
Лиходеям смех, скалят зубы, и ухмылка шевелит их усы и бороду. Поди тут разберись! Однако конь немчуренка породист — видно, стоит немалого и наездник. Тут-то и вздумалось богу заронить в души головорезов искру милосердия. Забрали они бедняжку с собой, воротились восвояси, а на большаке оставили лишь Яна с одним челядином.
Часа через три снова завидели Козликовы дозорные поспешающих всадников и схватили того, у кого конь больше других изнемог и плелся сзади. Пленник оказался из тех, кто преследовал немецкого дворянина. Парень был, по-видимому, откуда-то из пограничья, а может, шибко ученый? Так или иначе, говорил он на обоих языках свободно, и трудно было догадаться, который из них его родной. Ян вывернул ему руку в запястье и отобрал оружие.
Увы, чужак ничего не мог сказать о королевском войске. Немецкие наемники гонялись за своей жертвой, рыскали по полям, а потом выбрались на имперскую дорогу, но проехали по ней всего две мили. Ничего не выведав, завели разбойнички оруженосца в лес и, связав, бросили па землю. Яну пришлось дожидаться лучших известий.
Проезжие дороги наверняка предназначены для надобностей войска, но ходят по ним и крестьяне. Глянь-ка, один из них как раз возвращается к себе домой. Продал в городе шерсть и теперь торопится, озабоченный, как бы донести в целости денежки, поскольку им-то и угрожает опасность. Бедняжка, мешочек с деньгами он держит за пазухой.
Эх, брат, распростись-ка со своим золотишком! Знатный рыцарь размозжит тебе голову, и денежки — тю-тю!
Ан нет, не зря, видно, мужичонка молился святому Мартину — заступнику от разбойных нападений. А может, господу богу, прозревшему его душу, жадную до денег, угодно было отпустить его, дабы шел себе с миром и не был обобран?
Ну, разумеется, он ответил на все вопросы, и обстоятельные его ответы в некотором роде соответствовали истине. Когда он досказал, кивнул Ян челядинам, чтобы отпустили вожжи, и слуги, вытянув лошадей веревкой, прокричали мужику прямо в уши: «Пошел! Пошел!»
Поздним вечером воротился Ян на Рогачек. А мужицкий возок, такой счастливый, весь мохнатый от шерсти, меж тем тарахтит по дороге к дому.
Сказано когда-то, что агнец приносит счастье, и нам это изреченье по вкусу.
У Козлика для укрытия кладов был тайник в труднодоступном месте — на болоте посреди лесной чащи. Служил он надежно в те беспокойные времена, когда король либо соседи донимали разбойника. Нынче снова разложил Козлик свои сокровища и все, что не могло уместиться в повозках, укрыл в лесной сокровищнице. Кружа возле заветного места, Козлик поджидал, пока опустится сумрак, и вышло так, что задержался он дольше, чем Ян. Вошел в дом весь перемазанный грязью, отчего страшная его образина выглядела вдвое страшнее.
Молоденький немецкий дворянин, который столь превосходно держался в седле, теперь был бледен, как плат. Он стоял возле очага, а Козликовы сыновья да их сестренки и прочие дамы одаряли его всяческим вниманием. Иржи освещал его лицо и заставлял поворачиваться в разные стороны. Затея слишком уж смахивала на пытку, однако господь бог знал, что зло творится для того лишь, чтобы совершилось дело ангельское. Господь наш время от времени наделяет людей — при всей их дикости — лучезарным, безрассудным и возвышенным чувством, которое, возвеличивая, приближает их к богу. Вселяет он в людские сердца любовь, о которой говорят, что она — венец жизни. Лучина опалила юному немчику брови, но он увидел то, что показал ему господь. Очаровательную Александру.
Козлик был отъявленный гордец, сыны удались в него, а вот как повесть говорит о дочках?
