– Айша, – закричала герцогиня, – приведи сюда Троило! Пусть он явится! Немедленно! Я приказываю!
Орсини пришел наконец, бледный и невозмутимый. Она взглянула на него, все еще держа дрожащей рукой донос своего соглядатая. Скомкав письмо, она швырнула его в угол. Затем подошла к Орсини.
– Синьор, – молвила она, став почти вплотную к нему, – я глубоко виновата перед вами и готова загладить свою вину…
Два месяца спустя Изабелла отправилась во Флоренцию, ко двору своего брата. Он настойчиво приглашал ее вот уже целый год, и, хотя Франческо Медичи внушал ей скорее страх, нежели любовь, нельзя было долее уклоняться от повиновения старшему брату: в те времена брат был наделен почти такою же властью, как муж.
Единственным, что скрашивало для нее это путешествие, была мысль о свидании с четырнадцатилетним сыном, Вирджинио, пажом при дворе Франческо. Троило Орсини сопровождал ее в качестве мажордома, но Айшу герцогиня, неизвестно почему, не взяла с собой. Это обстоятельство спасло, вероятно, мавританку от смерти или, во всяком случае, от пытки.
Франческо верхом, в черном одеянии выехал навстречу Изабелле, сопровождаемый пышной свитой, и несколько нарочито принял ее со всеми почестями, которые воздал бы самому Браччано. Тем не менее едва он остался с ней наедине, он уставился на нее пристальным взглядом и сказал с выражением неописуемой злобы:
– Если верить всем получаемым мною донесениям относительно Браччано, вы умнее поступили бы восемнадцать лет назад, если б ушли в монастырь.
Это было вступлением к длинной речи, где все было рассчитано, чтобы уязвить герцогиню. Он начал с того, что насмешливо выразил восхищение ее внешностью, а затем осыпал ее такими преувеличенными любезностями, сопровождая их такими презрительными взглядами, что герцогиня страдала, как под пыткой. Он говорил шипящим голосом и в то же время не переставая кружил или, вернее, шнырял вокруг нее, весь в черном, сутулясь, приседая на согнутых коленях, и во всех его движениях было что-то зловещее и хищное. Бедной герцогине почудилось, что ее заперли с диким зверем, который только выжидает удобной минуты, чтобы прыгнуть и растерзать ее. Франческо наконец собрался уходить, но на пороге сообщил ей с полным равнодушием, что сына она не увидит: он и еще несколько придворных были накануне отправлены в Венецию с деньгами для Браччано.
Как только герцогиня вернулась к себе в комнату, она тотчас же послала за Троило Орсини. Он находился во дворе замка, где присматривал за разгрузкой одной из повозок с вещами Изабеллы; как человек весьма исполнительный и даже дотошный, он был раздосадован необходимостью отлучиться как раз тогда, когда самую ценную кладь герцогини переносили в занимаемое ею крыло замка. Он застал Изабеллу в слезах; в тот самый час, когда она подъезжала к Флоренции, Вирджинио по приказу ее брата держал путь в Венецию. Коварство этого поступка Франческо встревожило Орсини. Он призадумался над тем, не слишком ли опрометчиво поступила герцогиня, когда из чувства почтения к брату приняла его приглашение.
Герцогиня удалилась в маленькую комнату, отделенную от ее спальни одной лишь занавесью, и служанки принялись раздевать ее. Орсини последовал было за нею, но обнаружил, что оттуда не виден двор замка, и вернулся в спальню, продолжая беседовать с герцогиней и в то же время поглядывая из окна на слуг, разгружавших повозки.
Страхи герцогини рассеивались по мере того, как она поверяла их Орсини, стоявшему по ту сторону занавеси. Служанки тем временем купали ее, и это доставляло ей такое наслаждение, что она почти что забыла о своих обманутых надеждах. Жизнь ее, казавшаяся ей такой пустой в течение последних двух лет, была теперь заполнена отраднейшей близостью. После редких свиданий с Браччано постоянное присутствие Орсини породило в герцогине чувство полной безмятежности, которому она предавалась всем существом. Уже два месяца они прожили подобно самой добродетельной супружеской паре, не расставаясь и не соблюдая никаких условностей этикета. Герцогиня была в восторге от простоты их отношений. Впервые в жизни эта гордая женщина осмеливалась быть почти что нежной и щебетала, как птичка.
Так как Орсини на этот раз отвечал лишь изредка и немногословно, она наконец спросила его через занавеску:
– Да чем вы заняты? Вы не слушаете меня?
– Я наблюдаю за вашими повозками.
Герцогиня рассмеялась и сказала, поддразнивая его:
– Старательный вы человек! Знаете, я нахожу вас весьма неучтивым!
– Я слушаю ваш голос и ваши слова, синьора, – ответил в тон ей Орсини. – Голос ваш радует меня, и при других обстоятельствах я нашел бы ответ на ваши слова.
– Какова дерзость! Иначе говоря, я болтаю вздор?
– Я этого не говорил.
– Так скажите! – возразила герцогиня со смехом. – Хотя, по правде говоря, не так уж мне нужны ваши речи, лишь бы я чувствовала, что вы здесь.
В этот миг Орсини, высунувшись из окна, увидел, как один из слуг, разгружавших повозки, быстро осмотрелся вокруг, отвернулся и спрятал что-то за пазухой. Он сделал это так проворно, что Орсини не поверил своим глазам. Желая убедиться, что это ему не почудилось, он поспешно вышел из комнаты герцогини и спустился во двор.
Ковры заглушили его шаги, и Изабелла не заметила его ухода.
– Милый Троило, – продолжала она весело, обращаясь к пустой комнате, – будете ли вы… постойте, как это вы тогда так гордо сказали? – да, «жестоко оскорблены», если я сейчас покажусь вам без всяких прикрас? Закройте же скорее лицо целомудренными руками или, пожалуй, не спускайте глаз с повозок, ведь они так вас занимают, ибо зрелище, которое сейчас представится вашему взору, будет для вас злейшим оскорблением. Вот как! – продолжала она, смеясь. – Вы не отвечаете? Стало быть, вы обиделись, еще не увидев меня? Неужели мои прелести, даже в воображении, опасны для вашей чести?
Она раздвинула рукой занавесь и вошла в комнату, почти обнаженная, улыбаясь, сияя большими голубыми глазами, влажными от нежности. Но едва сделав шаг вперед, она замерла на месте: перед ней стоял Франческо Медичи, черный и сгорбленный, склонив набок огромную голову и не сводя с нее пронзительного взгляда. Проходя случайно мимо комнаты сестры, он увидал, что дверь ее открыта. Вошел. И все слышал.
Изабелла поняла, что она погибла, но даже сама смерть показалась ей менее страшной, чем взгляд, каким впился в нее Франческо. Лицо его было искажено невообразимой смесью ненависти и вожделения.
Так прошло не менее минуты. Изабелла застыла, словно обратившись в статую, на том месте и в той позе, в какой застал ее брат. Франческо тоже стоял недвижим. Только глаза его блуждали. Медленно скользили они по телу герцогини и, казалось, с каждым мгновением все больше наливались ядом. Смесь злобы и похоти, которую Изабелла читала в этом взгляде, была так ужасна, что ей невольно стало легче, когда Франческо вынул кинжал из ножен. Вытаскивал он его очень медленно, пожирая глазами Изабеллу, как будто рука его и взгляд повиновались противоречивым приказам. Однако, стоя почти вплотную к ней, он не сделал и шага вперед, чтобы вонзить в нее лезвие. Рука его едва удерживала кинжал, и он тяжело дышал, не спуская с Изабеллы дьявольски злобного и жадного взора.
Герцогиня шагнула ему навстречу, словно бросаясь грудью на клинок. В тот же миг взгляд Франческо потух. Он взял кинжал за острие и молча протянул его Изабелле, рукоятью вперед. Он больше не смотрел на нее, стоял, опустив глаза, и нижняя губа его дрожала.
Едва Изабелла взяла кинжал, как Франческо вышел из комнаты. За все время он не вымолвил ни слова.
Изабелла бросила кинжал на постель, подбежала к окну и во весь голос позвала Троило. Но тот не слышал, занятый вором и окруженный толпой галдевших слуг. Герцогиня была в отчаянии: конь Орсини, еще не расседланный, стоял в нескольких шагах от него, ворота замка были открыты настежь. Орсини мог еще спастись бегством.
Наконец он поднял глаза и увидел в окне Изабеллу. Она крикнула «Бегите!» таким страшным голосом, что шум во дворе мгновенно стих. В то же мгновение ворота замка неотвратимо пришли в движение. Стражники Франческо со всех сторон направлялись к мажордому. В одно мгновение Орсини понял, что все раскрыто, что сейчас его схватят, будут пытать, убьют, бросят его тело в ров с нечистотами. Он глядел на стражников, которые приближались к нему неторопливо, зная, что добыча от них не уйдет. Потом он перевел глаза на окно герцогини. Она наклонялась к нему, вцепившись обеими руками в каменный карниз. Он посмотрел на нее и низко ей поклонился.
Начальник стражи подошел к Орсини. Изабелла не слышала его слов, но видела, как Орсини отдал ему шпагу и кинжал. Два стражника тотчас встали по обе стороны от него, но не тронули его. Он стоял между ними, выпрямившись во весь рост, словно на часах. Начальник стражи отдал какой-то приказ. Изабелла увидела, как вся группа тронулась с места и пошла по двору, направляясь к северному крылу замка. Внезапно левый стражник сбился с шага, а Орсини раздраженно повернулся к нему и, видимо, сделал ему замечание, потому что тот сразу переменил ногу, «Ах, Троило! – сказала герцогиня вполголоса, – вот эта твоя добросовестность и погубила нас!» Отчаяние ее достигло уже того предела, когда смотришь словно со стороны на постигшую тебя беду.
