Но мечты редко сбываются.
Радость от покупки коляски придала Сянцзы уверенность. Он стал бегать еще быстрее. Собственную коляску, конечно, надо особенно беречь, но не пристало такому рикше, как он, еле тащиться.
В городе Сянцзы заметно вырос, однако надеялся, что еще подрастет. Он стал крепче, над верхней губой пробились усики. Ему доставляло огромное удовольствие, когда он пригибался, чтобы пройти в дверь, но хотелось быть еще выше. Он походил на большого ребенка и часто выглядел очень забавно. Рослый и сильный, он катил красивую коляску, свою собственную. Рессоры мягко пружинили, ручки слегка подрагивали, кузов сверкал, сиденье сияло белизной, рожок заливался. Нет, быстрый бег – не пустое тщеславие, это дело чести. Только в быстром, стремительном беге можно показать свою силу и все достоинства коляски. А коляска и в самом деле хороша! За полгода она научилась понимать своего хозяина: откликается на каждое движение и охотно ему помогает.
Между Сянцзы и коляской было полное согласие. Когда он бежал по ровным немноголюдным улицам, то держался только за одну ручку, колеса сами катились позади, с легким шумом, подгоняя его, словно попутный ветер. Сянцзы бежал быстро и в то же время плавно. Когда он довозил пассажира до места, одежда его прилипала к спине, и весь он бывал такой мокрый, будто его только что вытащили из воды. Конечно, он уставал, но испытывал гордость и счастье, словно наездник, проскакавший несколько десятков ли на прославленном коне.
Иногда смелость граничит с неосторожностью, но Сян-цзы был осмотрителен. Бежать надо быстро, чтобы не позориться перед пассажиром, но не мчаться сломя голову, рискуя разбить коляску. Коляска – вся его жизнь. Осторожность в сочетании со смелостью придавала Сянцзы уверенность: ни с ним, ни с коляской ничего не случится. Эта уверенность проявлялась не только в беге: теперь он не очень спешил выходить на работу. Знал, что коляска прокормит, и выходил когда вздумается. Профессия рикши – самая надежная в Поднебесной! Его не волновали слухи о том, что в Сиюань снова пришли солдаты, что в Чансиндяне идут бои, что за воротами Сичжимэнь хватают людей и заставляют работать на армию, что ворота Цихуамэнь закрыты. Вот если бы закрылись лавки, а улицы наводнили полицейские и охранники, Сянцзы не стал бы рисковать, а поторопился, как другие рикши, закончить работу. Но слухам он не верил и не поддавался панике, как настоящий деревенский парень, не то что горожане – они могут из мухи сделать слона. Зато он верил в себя. Если даже с ним что-нибудь и приключится, он все равно вывернется и не даст себя в обиду. Попробуй тронь детину с такими широченными плечами!
Слухи о войне приходят обычно, когда начинают подниматься весенние всходы. Колосья пшеницы для северян – символ надежды, штык – символ страха.
С тех пор как Сянцзы купил коляску, прошло полгода. Весенним всходам нужен был дождь, но дождя не было. Война никому не нужна, но слухи о ней поползли. Да и только ли слухи? Сянцзы словно забыл, что когда-то сам был землепашцем; его мало беспокоил ущерб, который принесет война полям, не очень заботили весенние дожди. Он пекся лишь о своей коляске – она давала ему горячие лепешки, кормила его. Коляска все равно что клочок земли, послушной, живой, драгоценной. Дождей давно не было, слухи о войне множились, но Сянцзы не принимал этого близко к сердцу. Он роптал лишь, что цены на продовольствие подскочили, – но тут ничего не поделаешь. Ничто не интересовало Сянцзы, только его собственная жизнь; к остальным он оставался безучастным.
Горожане мало на что способны, зато мастера распускать самые невероятные слухи. Наговорят с три короба и рады. Знай, мол, наших, мы тоже кое-что смыслим! Пузыри пускают – как рыбы.
Разговоры о войне вызывают особый интерес, не то что прочие слухи. О дьяволе сколько ни болтай, он все равно не появится. Но в слухах о войне всегда есть доля правды. Пусть они не до конца соответствуют истине, но раз пошли Разговоры – значит, война грядет. Если говорят: «Скоро начнутся бои», – рано или поздно они начнутся. А вот кто с кем воюет и где, тут уж каждый плетет, что взбредет на ум.
Нельзя сказать, чтобы Сянцзы совсем не верил слухам, но люди рабочие, в том числе и рикши, не считают войну таким уж несчастьем. Больше всех войны боятся богачи, страшатся за свою жизнь, за свое богатство. При первых же тревожных вестях спешат уехать подальше. И при этом пользуются услугами многих людей: одни им служат руками, другие – ногами – таскают их имущество, перевозят родичей, жен и детей. В такие дни все, кого кормят руки и ноги, в большой цене. «Цяньмэнь, Дунчэчжань!» – «Куда?» – «Дун… чэ… чжань!» – «Полтора юаня, и ни цзяо меньше. Время смутное, а вы торгуетесь!»
Однажды Сянцзы решил выехать со своей коляской за город. Дней десять ползли разные слухи, но война, казалось, еще далеко и не может так сразу очутиться у стен Бэйпина. Сянцзы не верил слухам. Но в тот день, оказавшись в западной части города, почуял неладное. На перекрестке улиц Хугосы и Синьцзекоу никто не нанимал рикш, чтобы ехать в Сиюань или в Цинхуа. Он повертелся на улице Синьцзекоу и понял, что рикши боятся выезжать за город. Рассказывали, будто за воротами Сичжимэнь отбирают все подряд: арбы, телеги, повозки, коляски.
Сянцзы решил выпить чашку чаю и отправиться в южную часть города. На стоянке царила мертвая тишина, словно предупреждая о грозящей опасности. Сянцзы не был трусом, однако рисковать жизнью не собирался.
Тут с южной стороны подъехали две коляски: пассажиры, видимо, были студентами. Рикши кричали на бегу:
– Есть желающие отвезти господ в Цинхуа? Эй, кто повезет в Цинхуа?
Никто не отозвался. Одни ухмылялись, другие сидели, покуривая трубки, и даже не оглядывались.
– Вы что, оглохли? Кто повезет в Цинхуа?
– Я повезу! За два юаня! – как будто шутя отозвался, наконец, молодой коренастый парень с бритой головой.
– Идет! Нужна еще коляска!
Парень оглянулся в нерешительности, но охотников больше не нашлось.
Сянцзы понял: за городом опасно. Иначе кто отказался бы от двух юаней – обычно до Цинхуа платят в десять раз меньше. Он тоже не собирался ехать. Но парень, видно, и впрямь решил заработать свои два юаня, если кто-нибудь составит ему компанию. Сянцзы ему приглянулся, и он спросил:
– Ну что, богатырь, поедем?
Польщенный таким обращением, Сянцзы не мог отказать смельчаку. К тому же не каждый день можно заработать два юаня, сумма порядочная. И Сянцзы решился. Ехать, конечно, опасно. Но, может быть, они проскочат? Два дня назад болтали, будто в храме Неба полным-полно солдат, но, проезжая мимо, он убедился, что это вранье. И Сянцзы подкатил свою коляску.
Подъехали к Сичжимэню. У ворот никого не было, и на сердце у Сянцзы похолодело. Спутник его тоже приуныл, однако сказал с улыбкой:
– Поднажмем, приятель! Чему быть, того не миновать! Сянцзы понял, что дело плохо, но за годы работы привык держать слово и не хотел выглядеть трусом.
Ворота Сичжимэнь остались позади. Ни одна коляска не попалась им навстречу. Сянцзы бежал, опустив голову, не решаясь смотреть по сторонам. Только у моста Гаолянцяо осмотрелся: солдат нет. От сердца отлегло.
«Два юаня – шутка ли, – думал он. – Трусу столько за месяц не заработать!»
Обычно неразговорчивый, Сянцзы решил переброситься несколькими словами с напарником. Вокруг стояла
гробовая тишина.
– Поедем проселочной дорогой. На шоссе…
– Да, да! – Тот угадал его мысль. – Проселочной дорогой спокойнее…
Но не успели они свернуть, как были схвачены солдатами.
В это время года на горе Мяофэншань открывают храмы Для жертвоприношений, однако ночи все еще холодные, и в одной рубашке легко замерзнуть. А на Сянцзы не было ничего, кроме старой гимнастерки серого цвета и ветхих военных брюк. Глядя на это драное, пропахшее чужим потом обмундирование, он с тоской вспоминал свою белоснежную рубашку, добротную куртку и синие штаны – все недорогое, но чистое и приличное. Конечно, есть вещи и получше. Но какой ценой они достаются! Сянцзы с гордостью думал о своем былом достатке и удачах, которые казались ему теперь особенно значительными, и еще сильнее ненавидел солдат. Они отняли у него все: одежду, башмаки, шляпу, коляску – даже пояс! А взамен он получил синяки, ссадины и волдыри на ногах. Одежда – это пустое, ссадины скоро заживут, но он лишился коляски, своей коляски, заработанной потом и кровью! Она исчезла, как только он попал к солдатам в лагерь. Можно забыть все невзгоды и огорчения, но как забыть коляску!
Не так-то просто заработать на новую. Для этого нужно по меньшей мере несколько лет. Старания его пошли прахом, придется все начинать сначала, не имея за душой ни гроша. Сянцзы заплакал. Он ненавидел сейчас не только солдат, но и весь белый свет. За что такая обида?
– По какому праву? – крикнул он и почувствовал облегчение, но тут же спохватился. Не стоит шуметь, главное – спасти жизнь.
