«Таггарт трансконтинентал»; от океана к океану — великий девиз его детства, куда более яркий и священный, чем любая из библейских заповедей. От океана к океану, от Атлантики к Тихому, навсегда, восторженно думал Эдди, словно только что осознал реальный смысл этого девиза, проходя через сверкающие чистотой коридоры; через несколько минут он вошел в святая святых — кабинет Джеймса Таггарта, президента компании «Таггарт трансконтинентал».
Джеймс Таггарт сидел за столом. На вид ему было лет пятьдесят. При взгляде на него создавалось впечатление, что он, миновав период молодости, вступил в зрелый возраст прямо из юности. У него был маленький капризный рот, лысеющий лоб облипали редкие волоски. В его осанке была какая-то развинченность, неряшливость, совершенно не гармонирующая с элегантными линиями его высокого, стройного тела, словно предназначенного для горделивого и непринужденного аристократа, но доставшегося расхлябанному хаму. У него было бледное, рыхлое лицо и тускло-водянистые, с поволокой глаза. Его взгляд медленно блуждал вокруг, переходя с предмета на предмет с неизменным выражением недовольства, словно все, что он видел, действовало ему на нервы. Он выглядел уставшим и очень упрямым человеком. Ему было тридцать девять лет.
При звуке открывшейся двери он с раздражением поднял голову:
— Я занят, занят, занят… Эдди Виллерс подошел к столу.
— Это важно, Джим, — сказал он, не повышая голоса.
— Ну ладно, ладно, что у тебя там?
Эдди посмотрел на карту, висевшую под стеклом на стене кабинета. Краски на ней давно выцвели и поблекли, и Эдди невольно спрашивал себя, скольких президентов компании повидала она на своем веку и как долго каждый из них занимал этот пост. Железнодорожная компания «Таггарт трансконтинентал» — сеть красных линий на карте, испещрившая выцветшее тело страны от Нью-Йорка до Сан-Франциско, — напоминала систему кровеносных сосудов. Казалось, когда-то давным-давно кровь устремилась по главной артерии, но под собственным напором беспорядочно растеклась в разные стороны. Одна из красных линий, извиваясь, врезалась между Шайенном в штате Вайоминг и Эль-Пасо в Техасе. Это была линия Рио-Норт, одна из железнодорожных веток «Таггарт трансконтинентал». К ней недавно добавились новые черточки, и красная полоска продвинулась от Эль-Пасо дальше на юг. Эдди Виллерс поспешно отвернулся, когда его взгляд достиг этой точки. Он посмотрел на Таггарта и сказал:
— Я пришел по поводу Рио-Норт. — Он заметил, как Таггарт медленно перевел взгляд на край стола. — Там снова произошло крушение.
— Крушения на железной дороге случаются каждый день. И ради этого надо было меня беспокоить?
— Джим, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Рио-Норт разваливается на глазах. Рельсы износились на всем ее протяжении.
— Мы скоро получим новые рельсы.
Эдди продолжал, словно ответа не было вовсе:
— Линия обречена. Поезда пускать бесполезно. Люди просто перестают ездить в них.
— По-моему, в стране нет ни одной железной дороги, где какие-то линии не были бы убыточными. Мы далеко не единственные. Такое положение сложилось по всей стране, но это, безусловно, временное явление.
Эдди стоял, молча глядя на него. Таггарту очень не нравилась его привычка смотреть людям прямо в глаза. У Эдди глаза были большие, голубые, и в их взгляде постоянно читался вопрос. У него были светлые волосы и честное, открытое лицо, в котором не было ничего особенного, за исключением взгляда, выражавшего пристальное внимание и искреннее недоумение.
— Чего тебе от меня надо? — рявкнул Таггарт.
— Я просто пришел сказать тебе то, что ты обязан знать, кто-то же должен был сказать.
— Что где-то произошло очередное крушение?
— Что мы не можем бросить Рио-Норт на произвол судьбы.
Таггарт редко поднимал голову во время разговора. Обычно он смотрел на собеседника исподлобья, слегка приподнимая свои тяжелые веки.
— А кто, собственно, собирается ее бросить? — спросил он. — Об этом никогда не было и речи. Мне не нравится, что ты так говоришь. Мне это очень не нравится.
— Мы уже полгода выбиваемся из графика движения. Ни один перегон на этой линии не обошелся без аварии — серьезной или не очень. Одного за другим мы теряем клиентов. Сколько мы еще так протянем?
— Эдди, твоя беда в том, что ты пессимист. Тебе не хватает уверенности в будущем. Именно это и подрывает моральный дух нашей компании.
Ты хочешь сказать, что не собираешься ничего делать, чтобы спасти Рио-Норт?
Я этого не говорил. Как только поступят новые рельсы…
Да не будет никаких рельсов, Джим. — Эдди заметил, как брови Таггарта медленно поползли вверх. — Я только что вернулся из «Ассошиэйтед стил». Я разговаривал с Ореном Бойлом.
— И что же он сказал?
— Он битых полтора часа ходил вокруг да около, но определенно так ничего и не ответил.
— А зачем ты вообще к нему ходил? По-моему, они должны поставить нам рельсы лишь в следующем месяце.
— Да, но до этого они должны были поставить их три месяца назад.
— Непредвиденные обстоятельства. Это абсолютно не зависело от Орена.
— А первоначально они должны были выполнить наш заказ еще шестью месяцами раньше. Джим, мы уже больше года ждем, когда «Ассошиэйтэд стил» поставит нам эти рельсы.
— Ну а от меня ты чего хочешь? Не могу же я заниматься делами Орена Бойла.
— Я хочу, чтобы ты понял, что мы не можем больше ждать.
— А что об этом думает моя сестрица? — медленно спросил Таггарт наполовину насмешливым, наполовину настороженным тоном.
— Она приедет только завтра.
— И что, по-твоему, я должен делать?
— Это тебе решать.
— А сам ты что предлагаешь? Только ни слова о «Реардэн стил».
Эдди ответил не сразу:
— Хорошо, Джим. Ни слова.
— Орен — мой друг. — Эдди промолчал. — И мне не нравится твоя позиция. Он поставит нам рельсы при первой же возможности. А пока их у нас нет, никто не вправе нас упрекать.
— Джим! О чем ты говоришь? Да пойми ты! Рио-Норт разваливается независимо от того, упрекают нас в этом или нет.
— Все смирились бы с этим. Пришлось бы смириться, если бы не «Финикс — Дуранго». — Таггарт заметил, как напряглось лицо Эдди. — Всех устраивала линия Рио-Норт, пока не появилась их ветка.
— У этой компании прекрасная железная дорога, и они отлично делают свое дело.
— Кто бы мог подумать, что какая-то «Финикс — Дуранго» сможет конкурировать с «Таггарт трансконтинентал». Десять лет назад это была захудалая местная линия.
— Сейчас на нее приходится большая часть грузовых перевозок в Аризоне, Нью-Мексико и Колорадо. Джим, нам нельзя терять Колорадо! Это наша последняя надежда. Последняя надежда для всех. Если мы не исправим положение, то потеряем всех солидных клиентов в этом штате. Они просто откажутся от наших услуг и будут работать с «Финикс — Дуранго». Нефтепромыслы Вайета мы уже потеряли.
— Не понимаю, почему все только и говорят о его промыслах.
— Потому что это чудо, которое…
— К черту Эллиса Вайета и его нефть!
Эти нефтяные скважины, подумал вдруг Эдди, нет ли у них чего-то общего с красными линиями на карте, похожими на систему кровеносных сосудов? Разве не таким же чудом, совершенно немыслимым в наши дни, много лет назад протянулись по всей стране линии «Таггарт трансконтинентал»?
Эдди подумал о скважинах, откуда фонтаном били черные потоки нефти, извергавшиеся на поверхность так стремительно, что поезда «Финикс — Дуранго» едва успевали развозить ее. Нефтепромыслы когда-то были лишь скалистым участком в горах Колорадо, на них давно махнули рукой как на неперспективные и истощившиеся. Отец Эллиса Вайета до самой смерти по капельке доил пересыхающие скважины, еле сводя концы с концами. А теперь в сердце гор будто вкололи адреналин, и оно ритмично забилось, перекачивая черную кровь, которая непрерывным потоком вырывалась из каменных толщ. Конечно, это кровь, думал Эдди, ведь кровь питает тело, несет жизнь, а нефть Вайета именно это и делает. На некогда пустынных горных склонах забурлила жизнь. В районе, который раньше никто даже не замечал на карте, строились города, заводы и электростанции. Новые заводы, думал Эдди, в то время как доходы от грузовых перевозок с большей части традиционно мощных отраслей промышленности неуклонно падали из года в год. Новые нефтяные разработки — в то время как насосы останавливаются на одном крупном промысле за другим. Новый индустриальный штат — там, где, как все считали, нечего делать, разве что выращивать свеклу да разводить скот. И все это всего за восемь лет сделал один человек. Это было похоже на рассказы, которые Эдди Виллерс читал в школьных учебниках и в которые не мог поверить до конца, — рассказы о людях, добившихся невероятных свершений в те годы, когда великая страна только зарождалась. Ему очень хотелось познакомиться с Эллисом Вайетом. О нем много говорили, но встречались с ним лишь немногие — в Нью-Йорк он приезжал редко. Говорили, что ему тридцать три года и он очень вспыльчив. Он изобрел какой-то способ обогащать истощившиеся нефтяные скважины и успешно применял его в деле.