– в качестве члена противоположной команды.
– Защитник, – указал он Вадику на сутулого пешехода, отягощённого, видимо, приличной ношей. – Играем в стенку.
Друзья с полуслова поняли друг друга, ринулись в стороны, и растерянный мужчина, к радости виртуальных болельщиков, был обыгран в три касания.
– Гол и победа! Гейм овер! – жизнерадостный Дима вскинул руки и со всей силы послал мяч далеко вперёд. Он воображал себя на чемпионате мира, где под рёв переполненных трибун только что забил решающий гол в финальном матче и упивался победой вместе с многотысячной праздничной толпой.
– Эй, друзья, под машину не попадите! – крикнул подросткам вслед словно выросший из-под земли молодой прохожий. Наблюдавший за юными футболистами Баранов не заметил, откуда тот взялся, но почему-то подумал, что короткостриженый долговязый парень в очках должен обязательно оказаться студентом Московского Государственного Университета, находящегося неподалёку.
* * *
Утром Юрий забрал из больницы отчима, дождался опоздавшую, как обычно, мать, отвёз их домой и вернулся на Ленинский проспект, в только что отремонтированный офис его фирмы. Дорога не заняла у него много времени – летним утром московские трассы относительно свободны.
Аккуратно припарковав свой новенький тёмно-синий «Пежо» на обочине и внимательно оглядев его со всех сторон, Юра направился в сторону конторы. Погода стояла великолепная, настроение у него было отличное, он насвистывал услышанную по радио мелодию и улыбался солнечному дню. На работе Юрий заранее предупредил, что задержится, и поэтому свободным временем вполне располагал. Вдруг захотелось спуститься к набережной, пройтись немного вдоль Москвы-реки. В конце концов, никуда не денется новый вариант договора с генеральным подрядчиком, который надоел ему до чёртиков.
«А отчим сильно сдал за это время, – отметил он про себя. – Сложно далось ему выздоровление, даже из автомобиля выбирался с трудом. Заметно, что любое резкое движение до сих пор доставляет ему боль. Конечно, мужик он, надо отдать должное, терпеливый. Ни разу за всю дорогу не пожаловался, не охнул. Только морщился, когда машина прыгала на неровностях. Но это я, дурак, виноват – решил погонять, похвастаться новой тачкой. А он молодец, кремень. Уважаю, – тут Юра вышел на пустынную солнечную набережную. – Ладно, мать его выходит, она по этой части большая мастерица. Кому только не помогала в своей жизни: и всей родне вместе взятой, и коллегам, и подругам, и соседям. Вдвоём-то им будет гораздо лучше».
«Кстати, – вспомнил вдруг Юрий, – чего это она всю дорогу причитала: «Баранов, Баранов… это же был Баранов…не узнал, прошёл мимо… неужели я так сильно изменилась?» Надо будет выяснить, кто это такой и что её взбудоражило. Вроде опоздала не больше обычного, в пределах допустимого, была вначале беспечная и весёлая, а потом её как будто подменили: погрустнела, разнервничалась, все полчаса пути ёрзала, места себе в машине не находила. Первый раз её такой видел, честное слово».
«А всё-таки я верно поступил, что перебрался от них, – ещё раз утвердился в правильности принятого недавно решения парень. – Пусть поживут спокойно одни, ни я им не буду мешать, ни они меня раздражать. Им сейчас покой нужен, тишина, реабилитационный период. А я год-полтора поживу на съёмной квартирке, потом собственным жильём займусь. Жизнь прекрасна!» Юрий, следуя давней привычке, поднял с земли первый попавшийся под руку камешек, кинул его в реку, полюбовался расходящимися по воде кругами и направился в сторону офиса.
По дороге он увидел мальчишек, гоняющих мяч прямо на проезжей части, и от избытка переполнявших его добрых чувств крикнул, чтобы играли поосторожнее. Ему хотелось, чтобы всем в этот день было хорошо, чтобы у всех, как и у него, было замечательное настроение. Он даже дружелюбно подмигнул одинокому пешеходу, бредущему по пустынной набережной, и тут же вспомнил, что видел сегодня этого человека с портфелем около больницы. Незнакомец выписался одновременно с отчимом. Он первый появился на пороге корпуса, смешно и неловко застыл в дверях и загородил собой проход, словно не знал, куда ему двигаться дальше.
* * *
Медлительный Баранов с интересом вгляделся в молодого человека, которого принял было за студента. «Случаются же такие совпадения, – искренне удивился он. – Прямо мой портрет в молодости. Волосы того же цвета, чёлка так же завивается вверх, даже глаза похожего карего оттенка. А вот очки от близорукости он носит явно слабоватые, слегка прищуривается, когда смотрит вдаль. Я в своё время делал наоборот, заказывал стёкла с большими диоптриями, чем полагалось по рецепту, чтобы можно было разглядеть всё до мельчайших подробностей. У Валерки-то уже тогда появилась дальнозоркость, он и так видел лучше, чем полагалось. А моя миопия с годами только усилилась, вон какие «лупетки» приходится носить».
Когда они поравнялись, молодой человек приветливо улыбнулся и подмигнул печальному Баранову. «Интересно, сколько этому парню сейчас? – подумал Баранов. – Лет двадцать пять – двадцать семь. Да, он, конечно, уже не студент, это я с первого взгляда ошибся. Выглядит гораздо солиднее, чем юноша, сдающий сессию и прохлаждающийся на набережной в перерывах между экзаменами. Да к тому же брелком с ключами от машины лихо покручивает, скорее всего, есть собственный автомобиль. А что я-то делал в свои двадцать пять?» – снова горько призадумался он.
Баранов покопался в памяти… Пожалуй, самым значительным событием того времени был короткий роман с Галиной, когда он ходил окрылённый и опьянённый её любовью. Тогда он без устали работал, творил день и ночь, поддерживаемый блеском её восхищённых глаз. В сознании возник смутный образ: хрупкий девичий силуэт, русый хвостик, яркая одежда – и этот зачарованный взгляд снизу вверх, от которого Баранов воспарял и начинал верить в собственные силы.
Отвернувшись от молодого человека, растревоженный воспоминаниями Баранов потихоньку поплёлся дальше. Он задумался над словами, которые парень крикнул подросткам. Почему молодой человек назвал футболистов именно друзьями, а не пацанами, ребятами, как-нибудь ещё? Ведь существует столько вариантов обезличенного вежливого обращения. Но прохожий из всего богатого лексикона выбрал слово «друзья». Он же их совсем не знает, видит наверняка в первый и последний раз. «Привыкли по поводу и без повода, везде и всюду бросаться словами «друг», «друзья», – проворчал про себя недовольный Баранов. – То «друг, помоги»; то «друг, не подскажешь»; то «друг, дай»; а то и вообще «друк, пасматры какой арбуз». Скажи мне, кто твой друг. Друзья познаются в беде, ну и так далее».
Тут раздражённый Баранов резко остановился. Ему вдруг стало ясно, что именно друзей у него вовсе нет. Он поставил на землю портфель, основательно набитый вещами первой необходимости и многочисленными книгами (они одни скрашивали его больничное бытие), и тоскливо засмотрелся на мутно-серую медленную воду.
*
