— Я смотрю, где бы нам повернуть? Дальше не проедешь.
На обратном пути можно было показаться большему количеству народа: вероятно, от двора ко двору прошёл слух. Что это было за зрелище! Не комета, а экипаж, который двигался сам собой. Уж этот консул! Какая досада, что он не мог ветром промчаться по полям и горам, а так даже куры не пугались.
Они вернулись обратно к мосту и переехали его, когда Август сказал вдруг:
— Это могла быть также фабрика йода.
— Что?
— Да, чтобы добывать йод.
Чёрт знает, что это делалось со старым На-все-руки и его фабриками. Теперь опять словно падучая звезда пронеслась в мозгу консула.
— Да, — сказал он. — Йод, кажется, хороший предмет торговли, это какое-то лекарство.
— А здесь пропасть сырья, из которого можно его делать: водоросли и медузы лежат грудами перед каждой дверью, даром пропадает добро.
— Это правда. Мы употребляем немного водорослей вместо удобрения, но как следует мы их не используем.
— Для этого нужно только несколько машин.
Консул спросил:
— Так ты работал и в этой отрасли?
— Немного. — Августу захотелось, верно, загладить несколько своё предыдущее хвастовство, и он сказал: — Я не был каким-нибудь начальником или чем-нибудь в этом роде, а только простым работником.
— Да, пока я помню, — прервал его консул. — Необходимо поставить решётки перед самыми большими обрывами на горной дороге.
Доктор Лунд и его сын вернулись обратно. Они оба вылечились, то есть мальчик должен был ещё некоторое время ходить с палочкой, а доктор приехал домой со стеклянным глазом.
Проклятая Осе! Глаз не удалось спасти: её грязные пальцы занесли в рану заразу и окончательно погубили глаз.
Но, впрочем, это ничего: стеклянный глаз был так же красив, как и настоящий, он только не мог двигаться и вспыхивать огнём. Никто не замечал особой перемены в докторе Лунде, но сам он чувствовал себя ограбленным и обезображенным.
И он сказал своей жене, хотя и шутливым тоном:
— Я не могу себе представить, что ты всё ещё хочешь меня!
И когда она засмеялась в ответ, он несколько обстоятельнее развил свою мысль: ведь это же на редкость отвратительно иметь такой недостаток, а такая красивая женщина, как она, легко найдёт себе другого.
— Да что ты, совсем с ума сошёл! — закричала она в восторге. — Я бы всё равно любила тебя, даже если б ты ослеп.
И действительно, нет худа без добра: со дня своего несчастья доктор Лунд стал совсем другим человеком. Он сильнее привязался к своей жене, влюбился в неё снова, стал ревнив, как юноша. Что из того, что она была из Полена, из самой бедной избы и дочь самых простых родителей? Возродились жизнь, объятия, безумные брачные ночи, смех в доме. И фру Эстер никогда больше не прокрадывалась на чердак, чтобы плакать. Да будет благословенна Осе!
Пришёл Август.
— Пойди-ка сюда, Август, посмотри здесь на свету и покажи, какой глаз у меня вставной?
Август посмотрел на свету на глаз доктора, но так бегло, что удачно указал здоровый глаз.
Доктор ничего не имел против такой любезной ошибки, но всё же воскликнул:
— Ах ты, жулик! Ты сговорился с Эстер. Мне бы следовало указать вам обоим на дверь.
Август объяснил это тем, что не надел очков, и это казалось достаточно правдоподобным. Но доктор был пренаивно доволен. Если его недостаток виден не иначе как через очки и в лупу, то, верно, он уж не так ужасен, не правда ли?
— И потом вот что, Август, я слыхал о твоём желании, чтобы мы засвидетельствовали, что ты именно тот, за кого себя выдаёшь. Я с удовольствием сделаю это. Посиди немного, выпей ещё чашку кофе.
Доктор написал что-то.
— Пойди сюда, Эстер, подпишись ты тоже!
После этого начался долгий дружественный разговор. Вошёл мальчик с палкой.
— А вот и другой калека, — сказал доктор. — И он тоже выздоровел.
— Как — другой калека? — спросил Август, словно не понимая, в чём дело.
— Первый калека — это я.
— Не говори так! — воскликнула фру и зажала мужу рот рукой.
Доктор: — Пойди, разберись в женщинах, Август. Возьмём хотя бы Эстер: она никогда прежде не была так мила со мной. Она перестала меня обижать.
Болтовня, шутки, домашнее счастье, полное единение, жизнь в мире.
Когда Август собрался уходить, фру проводила его.
— Что ты думаешь, Август, спрашиваю я тебя, что ты об этом думаешь? Видал ли ты когда-нибудь такую перемену? Мне не верится, больше, что я на земле. Мне так хорошо стало жить.
— Вы заслуживаете всяческого счастья!
Фру продолжала:
— С тех пор как он вернулся и стал совсем другим, я ни разу не вспоминала Полен. Я не чувствовала в этом потребности.
— Какой там Полен! — Август махнул только рукой и ни на секунду не остановился мыслью на Полене.
И всё-таки Август когда-то сам был из Полена и даже до сих пор ещё не совсем покончил с этим жалким местечком. Он ждал оттуда денег. Письменное свидетельство супругов Лунд было отослано, и тотчас пришёл на это ответ от Паулины. Она оставалась непоколебимой. Самое меньшее, что Август может сделать, — это приехать за деньгами. Ему следует ознакомиться с давнишним длинным счётом, она истратила из первоначальной выигрышной суммы в двадцать тысяч немецких марок значительную часть, оплатила все Августовы долги, но большая половина денег осталась; с течением времени она увеличилась вдвое, и даже больше. Паулина требует, чтобы Август приехал. Впрочем, он может и не приезжать, — как ему будет угодно.
— В сущности, я понимаю эту даму, — сказал окружной судья. — Она, кажется, ловкий делец.
— Да, не правда ли? — воскликнул Август. — Но более справедливого и религиозного дельца не существует по эту сторону Атлантического океана. В этом я смею вас уверить.
Окружной судья по-прежнему хотел помочь ему и сказал:
— А что, если вы сами напишете ей письмо и объясните, что у вас много дела и вы никак не можете уехать отсюда? Следовало бы это сделать.
Конечно, следовало бы написать, но день проходил за днём, а Август всё откладывал. Он так и не написал письма, так и не собрался. И как в самом деле сочинить такое странное письмо? Это не деловое письмо от такого-то числа со ссылкой на такую-то бумагу, «честь имею» и прочее; в сущности, это была бы просьба, выпрашивание денег, которые он когда-то отдал одним мановением руки. Нет, он не написал. «Пусть уж лучше они останутся у тебя, Паулина! А я проживу те дни, которые мне осталось жить на земной коре, и без этих денег. Итак, с тобой навсегда прощается Август...» Но всё же тяжело было терять такую крупную сумму, именно теперь, когда она могла ему понадобиться не для одного, так для другого. И как Паулине не стыдно было перед настоящим другом детства и перед товарищем!..
Нет, уж лучше он пошлёт телеграмму. Эту широкую привычку телеграфировать он приобрёл ещё в молодые годы, — кто же станет писать длинное письмо, когда можно послать короткую телеграмму?
Он сидит на телеграфе, пишет и зачёркивает, пишет и зачёркивает. Он не сидел бы там так беззаботно, если бы знал заранее, что случится. Начальник телеграфа вышел к нему в переднюю комнату с тяжёлой с медными уголками книгой под мышкой — с русской библией.
— Я увидал вас и хочу спросить кой о чём, — сказал он. Дело в том, что начальник телеграфа, книжный червь, заподозрил, что русская библия была вовсе не библия, и не знал, как разрешить своё сомнение. Почему русская библия должна выглядеть именно так? Это могла бы быть и другая книга. С другой стороны, почему русской библии не выглядеть именно так? Очень это всё сложно. Но она не похожа и на адресную книгу. Вопрос этот не давал покоя книжному червю; это была чёрт знает что за библия, из-за неё он не спал несколько ночей.
— Можете ли вы читать эту книгу? — спросил он.
Август улыбнулся:
— Для меня это — плёвое дело.
— Что это за слово?
— Вот это? Оно означает по-норвежски нечто вроде Пилата.
— А это?
— Это означает: «ссылаясь на». Да, вот именно: «ссылаясь».
— Не знаю, уж не шутите ли вы, — сказал начальник телеграфа и грубо добавил: — Да, и вообще разве вы знаете русский язык?
Август опять улыбнулся.
Начальник телеграфа: — Мне не известно, умеете ли вы читать по-русски, или нет, но только вы держите книгу вверх ногами. Я вижу это по греческим буквам.
Август смутился:
— Ну что ж, — сказал он, — я, пожалуй, переверну книгу, но для меня это одно и то же, потому что я могу читать и вверх ногами.
Начальник телеграфа: — Вы совершенно уверены в том, что вот эта книга — Библия?
Август обиделся:
— Если вы сомневаетесь в том, что это священная библия и божественные словеса, то я возьму у вас всю библию за те же пять крон, которые вы за неё заплатили.
Не оставалось ничего другого, как поступить именно так.
