Вся же вина его только в том, что он благочестив, честен и пользуется всеобщим уважением. Случается и так, что тридцать или сорок фаррашей окружают едущую женщину, жену какого-либо уважаемого купца или торговца, и, угрожая ей палками, кричат: «Ослепни! Закрой глаза! Слезай! Убирайся!». А бывает, что человека за проступок какого-нибудь родственника в десятом колене хватают, заковывают в колодки и наручники, а потом, продержав несколько месяцев в тюрьме и отобрав все имущество, отпускают. Вот поэтому люди, вынужденные сказать «прощай» своей стране, тоску на чужбине предпочитают жизни на родине и пропадают безвестно на чужой земле. Обязанности по управлению государством состоят из установления совокупности законов и из выполнения этих законов, которые обеспечивают упорядочение дел страны. Глава же обоих институтов — самое знатное лицо, падишах, который является и в силу наследования, и в силу своих прав повелителем этих великих установлений. <...> Что касается любви и заботы о гражданах нашей родины, то легко можно увидеть, что за эти годы более пятидесяти тысяч людей из-за притеснения губернаторов и влиятельных лиц предпочли эмигрировать в чужие страны. И никто не задумывается над тем, куда они едут и почему покидают родную землю и семью! Обязанности по отношению к обществу определяются совокупностью всех частей, относящихся к обязанностям каждого его члена, и их выполнение обеспечивает благополучие этого общества. Однако члены общества, будучи разобщены, не властны добиться такого благополучия, как бы они ни старались это сделать. Их единение и общность — причина могущества и процветания. Сыновья родины должны быть привязаны к своей земле сильнее, чем к своим детям, и в такой же степени, в какой они считают своим долгом защищать веру, должны защищать и отечество, ведь этим они исполняют предначертание: «Любовь к родине завещана богом». Теперь мы видим, что для обеспечения такого благополучия, защиты достоинств шариата, для сохранения национальных прерогатив и обычаев мусульманства, а также богатств и самой жизни нашего общества необходима армия. А ей нужны припасы, пушки, ружья и прежде всего порядок и правосудие. К несчастью, сегодня в нашей дорогой стране не видно никаких средств для обороны от врагов, кроме тяжких вздохов и горьких слез людей ревностных, страждущих за народ. В такой богатой и обширной стране нет ни школ для обучения детей, ни учреждений по охране здоровья населения, ни твердого закона, определяющего права и обязанности граждан. Науки и техники нет и в помине!
Пока я это говорил, мой уважаемый слушатель то трепетал всем телом, то ударял себя по коленям рукой сожаления, то исторгал тяжелые стоны из самой, глубины сердца.
— В чем же я, многогрешный, виноват, — продолжал я, — если в ответ на вопросы о столь тяжелом положении я не только услышал страшные ругательства, которых никогда в жизни не слыхивал, но еще был так избит, что слег на три дня?
При этих словах страшная тоска стеснила мне горло, и сам не желая того, я начал рыдать, не в силах подавить стоны и вздохи. Почтенный муж залился слезами еще сильнее, чем я, и, обняв меня за шею, поцеловал в голову и глаза. Затем, не переставая плакать, он взял меня за руку и сказал: «Пойдемте со мной!».
За дверью, я увидел, стоял слуга и рядом с ним мальчик лет десяти-двенадцати; зажав в руках платки, оба горько плакали. Оказалось, что они, хотя и не понимали сути нашего разговора, но расстроились при виде наших слез.
Мы прошли через две комнаты. Остановившись перед дверью третьей, мой почтенный хозяин вынул из кармана ключ и отворил дверь.
Я очутился в библиотеке, где в образцовом порядке было расставлено множество книг. Посредине стоял стол и стул. Хозяин жестом пригласил меня сесть, затем снял с полки шесть фолиантов, положил их передо мной и сказал:
— У меня много книг, но нет еще, пожалуй, таких, которые так бы подходили к вашему случаю, как эти. Займитесь их чтением, мне же пора идти, сегодня — приемный день у шаха. Возможно, что я вернусь поздно. Для вас все приготовлено. Когда наступит время обеда и чая, прикажите, и вам подадут.
Он поставил передо мной ящик с сигарами и добавил:
— Пока вы находитесь в Тегеране, вы — мой гость.
Я горячо поблагодарил его, и он, простившись, вышел.
Я занялся осмотром библиотеки и увидел, что полки, идущие вдоль одной из стен, сплошь уставлены сводами законов различных государств. Мне сразу бросились в глаза законы Турции, далее кодексы русских законов, законов Англии и Франции. Вдоль другой стены были расположены книги по мусульманскому законоведению и трактаты по Исламу — источнику нашего спасения.
Я чрезвычайно обрадовался, оглядев это собрание, и вернулся к шести фолиантам, предложенным мне хозяином дома. Открыв один из них и вчитавшись в аккуратные и чистые строчки, я понял, что автор этого произведения — наш уважаемый муж.
Из книг, трактующих законы Англии и Франции, он собрал в один том все статьи, которые противны основным положениям чистого шариата. В книге были приведены убедительные доказательства того вреда, который могли бы принести эти статьи и в духовной и в светской жизни, и каждое доказательство подкреплялось соответствующими объяснениями. Из этих объяснений явствовало, что исполнение указанных статей не содействует возвеличению человечества. На переплете книги крупными буквами было выведено ее название — «Книга проклятых законов».
Из кодекса турецких законов также были выделены несколько статей, они упоминались под названием «Отрицаемые». Однако под некоторыми из них было написано, что они сами по себе неплохи, но в настоящее время не соответствуют положению Ирана и природе иранцев.
Под остальными статьями было написано, что они не противоречат закону чистого ислама, все они правильны и продиктованы здравым смыслом. В подтверждение правильности или ошибочности отдельных статей приводились убедительные аргументы из законов ислама, из благородных хадисов [115] или изречений великих людей. Ко всему этому были даны такие комментарии, что чтение книги оживляло душу.
Я не переставал поражаться уму, знаниям и эрудиции этого уважаемого человека в области теологии, восхищаться его исключительной одаренностью и талантами в науках и политике.
«Боже мой, — думал я, — как же этот ревностный человек за всеми своими повседневными обязанностями находит силы для чтения всех этих книг, и отечественных и иностранных, да к тому же еще столь глубоко их анализирует!».
В этот момент перед моим взглядом предстало все величие его натуры, и я еще раз подивился мудрости творца, который вдохнул в горсть праха, именуемого человеком, столь огромную духовную и
