— Конечно, если произошло недопонимание, — пробормотал Леонард, — мне остается только уйти. Но я хотел бы заявить… — Он остановился. Ахав и Иезавель крутились у ног Леонарда, придавая ему нелепый вид. — Вы копались в моих мозгах, чтобы выудить служебную информацию… Я могу это доказать… Я…
Он высморкался и ушел.
— Ну а теперь я могу помочь? — спросил мистер Уилкокс, обращаясь к Маргарет. — Могу я сказать ему в холле пару теплых слов?
— Хелен, иди за ним… сделай что-нибудь… ну хоть что-нибудь… чтобы этот дурень понял.
Хелен колебалась.
— В самом деле, — сказал гость, — разве это так необходимо?
Хелен тут же выскочила.
— Я мог бы вступить в разговор, — продолжил мистер Уилкокс, — но почувствовал, что вы справитесь сами, и не стал вмешиваться. Вы были восхитительны, мисс Шлегель, поистине восхитительны. Поверьте моему слову, очень немногие женщины смогли бы такого утихомирить.
— Да-да, — рассеянно проговорила Маргарет.
— Сбили его с толку длинными фразами — просто потрясающе! — воскликнула Иви.
— Да уж точно, — усмехнулся ее отец, — особенно про «заученную веселость». Великолепно!
— Мне очень жаль, — сказала Маргарет, взяв себя в руки. — На самом деле он неплохой человек. Ума не приложу, что на него нашло. Вам, конечно, было крайне неприятно.
— Для меня это сущие пустяки.
Теперь мистер Уилкокс сменил тон. Он спросил, будет ли ему позволено говорить как старому другу, и, получив разрешение, продолжил:
— Не следует ли вам быть более осторожными?
Маргарет рассмеялась, хотя ее мысли унеслись вслед за Хелен.
— А вы понимаете, что это вы во всем виноваты? — спросила она. — Вы в ответе.
— Я?
— Это тот самый молодой человек, которого мы должны были предупредить насчет «Порфириона». Мы его предостерегли — и смотрите, что получилось!
Мистер Уилкокс рассердился.
— Едва ли я могу назвать ваше заключение справедливым.
— Конечно, оно несправедливо, — отозвалась Маргарет. — Просто я подумала, как все в мире переплетено. В основном это наша вина — не ваша и не его.
— Не его?
— Нет.
— Мисс Шлегель, вы чересчур снисходительны.
— Да, это правда, — кивнула Иви несколько осуждающе.
— Вы слишком хорошо относитесь к людям, а они в ответ ведут себя вызывающе. Я знаю мир и знаю такой тип людей, и как только я вошел в комнату, сразу понял, что вы отнеслись к нему не так, как следовало бы. Людей такого типа надо держать на расстоянии. В противном случае они забываются. Печально, но факт. Они не нашего круга, и с этим надо смириться.
— Да-а.
— Ну согласитесь же, мы никогда не стали бы свидетелями этой сцены, если бы он был джентльменом.
— Я с готовностью соглашусь, — сказала Маргарет, меряя шагами комнату. — Джентльмен оставил бы свои подозрения при себе.
Мистер Уилкокс посмотрел на нее со смутной тревогой.
— В чем же он вас подозревал?
— В том, что мы хотели извлечь выгоду из этого приглашения.
— Невыносимый наглец! Но каким образом?
— В том-то и дело — каким образом? Просто ужасное подозрение, которое разъедает сознание. Хоть какое-нибудь разумное объяснение или проявление доброжелательности рассеяли бы его опасения. Обыкновенный бессмысленный страх, который превращает мужчин в невыносимых наглецов.
— Возвращаюсь к моему первоначальному тезису. Вам следует быть более осторожными, мисс Шлегель. Слугам надо приказать не пускать таких людей в дом.
Она повернулась к нему с искренним видом.
— Позвольте, я объясню вам, что именно нам понравилось в этом человеке и почему мы хотели с ним встретиться.
— Это все ваши умные рассуждения. Я никогда не поверю, что он вам нравится.
— Нравится. Во-первых, потому что его привлекают путешествия — так же как и вас. Да, вы ведь любите ездить на автомобиле и стрелять. А ему интересно ходить в походы. Во-вторых, его привлекает то особенное, что есть во всяком путешествии. Первым на ум приходит слово «поэзия»…
— A-а, так он из тех, что зовутся писателями.
— Нет, о нет! То есть он мог бы им быть, но писал бы отвратительно. Его голова набита шелухой от прочитанных книг, шелухой культуры — ужасно! Мы хотим, чтобы он промыл свои мозги и пришел к чему-то настоящему. Мы хотим показать ему, как он может встать вровень с жизнью. Как я уже говорила, либо друзья, либо местность… — она помедлила, — либо какой-нибудь очень дорогой человек, либо очень дорогое место кажутся мне необходимыми, чтобы изжить серость будней и вообще осознать, что эти будни серые. Если есть такая возможность, хорошо было бы иметь и то и другое.
Что-то из сказанного Маргарет вовсе не привлекло внимания мистера Уилкокса, и он пропустил это мимо ушей. Но что-то он уловил и раскритиковал с замечательной ясностью.
— Вот в чем ваша ошибка. И ошибка эта весьма распространенная. У этого молодого невежи есть собственная жизнь. Какое вы имеете право полагать, что она неудачная или, как вы говорите, серая?
— Дело в том, что…
— Минуточку. Вы о нем ничего не знаете. Возможно, у него есть свои радости и интересы — жена, дети, уютный маленький домик. Именно здесь мы, люди практичные, — он улыбнулся, — более терпимы, чем вы, интеллектуалы. Мы живем и даем жить другим, считая, что в целом все не так уж плохо, что обычный, ничем не примечательный человек вполне способен сам разобраться в своих делах. Я вполне допускаю… Глядя на лица клерков в моей собственной конторе, я вижу, что они скучные, но мне неизвестно, что стоит за их внешностью. То же самое, между прочим, и с Лондоном. Я слышал, как вы браните Лондон, мисс Шлегель, и, смешно сказать, разозлился на вас. Что вы знаете о Лондоне? Вы смотрите на цивилизацию со стороны. Я не имею в виду вас, но во многих случаях такое отношение приводит к болезненной неудовлетворенности и социализму.
Маргарет признала силу его позиции, хотя она подрывала возможности воображения. С его словами рушились некоторые сторожевые заставы поэзии и, пожалуй, сострадания, и Маргарет отступила к тому, что называла «второй линией обороны», — к перечню конкретных фактов, связанных с обсуждаемым случаем.
— Его жена — изрядная зануда, — просто сказала она. — Он не пришел домой вечером в прошлую субботу, потому что хотел побыть один, а она решила, что он у нас.
— У вас?
— Да.
Иви захихикала.
— У него нет уютного домика, как вы предполагали. Он искал что-то интересное вне дома.
— Какой испорченный молодой человек! — воскликнула девушка.
— Испорченный? — переспросила Маргарет, которая ненавидела испорченность больше, чем сам грех. — Когда вы выйдете замуж, мисс Уилкокс, разве вам не захочется иметь интересы вне дома?
— Так он, судя по всему, получил что искал, — лукаво вставил мистер Уилкокс.
— Уж это точно, отец.
— Он путешествовал пешком по Суррею, если вы это имели в виду, — сказала Маргарет, еще решительнее зашагав по комнате.
— Вот так так!
— Это правда, мисс Уилкокс.
— М-м-м! — послышалось со стороны мистера Уилкокса, который счел эпизод забавным, если не risqué.[29] С большинством дам он его не обсуждал бы, но в данном случае исходил из репутации Маргарет, считавшейся женщиной эмансипированной.
— Он сам нам сказал, а он не стал бы лгать о таких вещах.
Отец и дочь рассмеялись.
— Вот здесь мы с вами расходимся. Мужчины лгут о своей должности и перспективах, но не об этом.
Мистер Уилкокс покачал головой.
— Простите, мисс Шлегель, но я знаю этот тип.
— Я уже вам говорила, что он нетипичный. Он искренне увлечен путешествиями. Он уверен, что наше самодовольное и ограниченное существование — это не все. Он вульгарен, истеричен и напичкан книгами, но не надо думать, что этим все исчерпывается. В нем есть и мужественность. Да, именно это я пытаюсь сказать. Он настоящий мужчина.
При этих словах их взгляды встретились, и оборона мистера Уилкокса пала. Маргарет смогла добраться до его мужской сути, нечаянно задев за живое. Женщина и двое мужчин — они образовали магический треугольник, и мужчина испытал глубокое волнение, переходящее в ревность, когда почувствовал, что женщину привлекает другой мужчина. Любовь, говорят аскеты, раскрывает наше постыдное родство с животными. Пусть так, это еще можно стерпеть, но ревность — вот настоящий позор. Именно ревность, а не любовь, непереносимо связывает нас с птичьим двором, рождая в воображении двух задиристых петухов и самодовольную курочку. Маргарет разбила самодовольство мистера Уилкокса, потому что была цивилизованной. А он, будучи нецивилизованным, все еще чувствовал раздражение, хотя и восстановил оборону, вновь предъявив миру свои бастионы.
— Мисс Шлегель, вы два милых создания, но вы и в самом деле должны быть осторожны в этом немилосердном мире. А что по этому поводу говорит ваш брат?
