командный салон. Главное — ввести их в память, а потом, если останется время, можно и выбросить ненужное. Возвратясь сюда с пленками в третий или четвертый раз, он испытал вдруг странное ощущение. Как будто что-то изменилось, что-то стало здесь не так, как прежде… Но что? Напрасно он пытался установить причину, неуверенность порождала смутную тревогу, тревога нетерпенье. К черту! Если тебе начинает мерещиться, перекрестись, вспомнил он старинную присказку. Лучше уж вернуться в библиотеку за новыми рулонами.
Взяв со стола первую коробку, Гилл понял, что произошло. Норман… Ведь в салоне его встретила мертвая тишина. Повернувшись на каблуках, он бросился было к двери, но на полпути замер и вернулся к столу. Он не имеет права возвращаться с пустыми руками. Теперь каждой каплей его энергии распоряжался план, план выполнения задачи; каждая впустую затраченная минута сокращает вероятность его существования. Он подумал о том, что на его месте Норман действовал бы так же. Но зачем искать оправдания? Он и сам мертвец, как Норман. С одной лишь разницей: нечто от него останется, не перестанет действовать и мыслить до тех пор, пока это необходимо для выполнения сверхзадачи.
Коробку с лентами он присовокупил к остальным, уже сложенным и дожидавшимся перезаписи, лишь после этого обернулся и подошел к Норману. Голова командира корабля запрокинулась. Нужно отнести его вниз. Воспаленная кожа еще не успела остыть, дышала жаром, тело обмякло. Когда Гилл взвалил его себе на плечи и понес, оно, казалось, прибавило в весе. Тяжело дыша, он едва дотащил Нормана до жилого отсека в длинном коридоре, шатаясь от стенки к стенке.
Ближайшей к люку была спальня Сида, но теперь это не имело значения. Он ногой толкнул дверь и вместе с Норманом рухнул на узкую койку. Усталость была так велика, что еще секунда, и он, гляди, уснет тут же, рядом с мертвецом. Почувствовав на шее что-то влажное, провел рукой; оказалось — кровь Нормана. С усилием встал, вынул чистое полотенце из шкафа, вытерся, затем, сунув руку в карман, нащупал таблетку фортфера, разгрыз ее зубами, чтобы скорее подействовала. Отыскав в изголовье жесткую волосяную подушечку Сида, положил ее под голову Нормана, затем аккуратно, без единой складки натянул на тело толстое пушистое одеяло. Подумав немного, отвернул верхний край так, чтобы застывшая красная маска, которая еще восемнадцать часов назад была лицом, осталась непокрытой. Ты, кажется, рехнулся, Гилл.
Допинг начинал действовать. Он притворил дверь кабины и поспешил вернуться в командный отсек.
Около девяти вечера он почувствовал, что у него жар. Пульс участился до ста ударов в минуту, между сознанием и внешним миром повисла туманная пелена головной боли. До полуночи он еще кое-как боролся с собой, но потом сдался и выключил прием. Недурно было бы взять на выборку несколько контрольных проб, но руки дрожали, и Гилл опасался испортить при поиске уже сделанные записи. Большой Мозг не может учитывать, болен ты или здоров, такого рода коррекция ему неизвестна. Гилл откинулся на сиденье. Подленькая струйка головокружения точила и точила, забиралась в мозг все глубже. Внезапно перед ним словно разверзлась темная пропасть, он рухнул в нее, увлекая за собой весь комплекс компьютеров, командирский отсек, «Галатею», всю планету. Долгое время только страх сопровождал его при падении в эту черную бездну, вплоть до утра. Проснувшись, Гилл понял: левую ногу парализовало. Это внесло какое-то новое ощущение в медленно возвращавшееся сознание.
«Почему началось с этого?» — думал он с огорчением. Ведь существуют десятки других вариантов. Горло жгло, подступила тошнота. Ну, на эти прелести он рассчитывал. Но если паралич будет распространяться… Заложив в приемник оставшиеся коробки и забив его до отказа, он опустился на четвереньки и пополз к выходу, держа курс на складской отсек. Придется все-таки использовать роботов. Довольно даже одного, только бы до них добраться. Норман сделал глупость, настояв на отсылке лифта, да и сам он поступил не умнее, подчинившись приказу. Достаточно было опустить до уровня восьмого или десятого отсека, лишь бы не по соседству с взбунтовавшимися реакторами. Теперь лифт, разумеется, получил такой заряд облучения, что его действительно опасно приближать к командному салону, полному магнитофильмов и электронной начинки. Первые три уровня Гилл преодолел довольно успешно, но дальше пришлось просто катиться по ступенькам, по возможности помогая себе руками.
В обратный путь он отправился, уже крепко ухватившись за массивное плечо робота Шарика, с удовлетворением наблюдая, как ловко и осторожно тот карабкается по железным ступенькам лестницы. Шарик принадлежал Максиму, он-то и дал ему это ласковое имя. Слов нет, Шарик был если не самым хитроумным, то, во всяком случае, самым надежным из всей «железной гвардии» «Галатеи». И все-таки придется выключить и его, после того как он выполнит свою задачу.
До вечера следующего дня все шло как по маслу. Шарик прилежно подтаскивал коробки с записями, Гилл отбирал наиболее достойные введения в память, робот выполнял все остальные операции. Около трех часов пополудни Гилла начал душить кашель, пришлось прервать работу. Шарик несколько раз терпеливо просил Гилла повторить указание, но тот лишь махал руками, а лицо его синело от удушья. Блестящие круглые глаза-фотоэлементы робота внимательно смотрели на человека.
— Стой! — наконец Гилл смог выдавить из себя команду, с хрипом, но так, что Шарик все же ее понял. Став рядом, робот окаменел, а человек потерял сознание.
Первой мыслью Гилла, когда он пришел в себя, было сознание: времени осталось мало. Свинцовая тяжесть паралича слева поднялась уже до поясницы, легкие покалывало словно тысячью игл, из углов рта стекало по шее что-то жидкое. Удары молоточков в висках, похоже, вот-вот пробьют насквозь череп.
Закрыв глаза, он попробовал сосредоточиться. Модель всех программ удалось-таки ввести в Большой Мозг. Главное сделано. В конце концов, Мозг вполне способен дополнить их сам недостающей информацией из того, что у него имелось прежде. Оптимизировать идею легче, чем родить ее, это посильно для любой думающей машины.
Да, продолжать программу он уже не может, но наступление этого момента Гилл учел с самого начала. Сейчас он позовет Шарика и прикажет унести себя отсюда… Пожалуй, это единственное легкомыслие: он не может, не хочет остаться здесь в виде бездыханного тела. А Шарик не может вынести его на волю потому, что у Гилла не хватит сил цепляться за его шею, пока робот будет спускаться по лестницам с самого верха. Но, во всяком случае, лишь бы подальше от Большого Мозга. Однако сможет ли он произнести команду? Еще утром Шарик не всегда мог уловить его слова.
