фрау Мандль, какие бы внутренние «я» ни грозили прорваться сквозь эту оболочку.
Окружающие видели во мне лишь безликую жену Фрица, и это давало возможность оставаться невидимой. Пока меня не замечали, а может, просто не принимали в расчет, можно было прислушиваться к разговорам всевозможных строителей, разработчиков оружия, иностранных политиков и закупщиков вооружения, которые теперь дневали и ночевали у нас, сменив особ королевской крови и сановников. Фриц производил, в числе прочего, снаряды, гранаты и военные самолеты, поэтому мне то и дело приходилось слышать дискуссии о стратегических планах и необходимом вооружении, в том числе о сильных и слабых сторонах немецких систем оружия. Эти тайные маневры убедили меня (или заставили смириться с этой мыслью), что аншлюс неизбежен, хотя почти никто не хотел в это верить, и что мой муж намерен содействовать аннексии Австрии гитлеровской Германией.
Только для Фрица я оставалась видимой. Как оказалось, моя попытка побега нисколько не погасила его страсти ко мне. Он словно считал, что до тех пор, пока он в состоянии овладеть мной физически, я по-прежнему принадлежу ему. Поэтому по ночам мое тело становилось покоренной страной, над которой Фриц вновь и вновь утверждал свое господство.
Это не по сезону прохладное летнее утро началось для меня так же, как любое другое: распорядок дня не менялся, в каком бы из домов я ни жила. Проснувшись одна в своей спальне, я оглядела себя в зеркало, разыскивая следы войны, навязанной мне Фрицем. Затем я погрузилась в глубокую мраморную ванну и долго терла кожу губкой, словно старалась избавиться от всяких следов мужа. Потом, усевшись за туалетный столик, нарисовала на лице маску фрау Мандль и оделась для роли состоятельной дамы на отдыхе. А затем, едва притронувшись к завтраку, полистав кое-какие научные труды и поиграв на пианино, стала ждать указаний мужа.
Но в этот день на виллу Фегенберг никаких инструкций не поступало — ни устных, ни письменных. А судя по тому, как без конца хлопала входная дверь, люди в доме были, и немало. По скрипу старинной лестницы и стуку чемоданов, которые слуги тащили по ступенькам наверх, я поняла, что гости явились с ночевкой. Кто же они? Фриц ничего не говорил о том, что у нас намечается вечеринка или бал, а обычно он, хоть и обговаривал все детали со слугами сам, непременно информировал и меня, чтобы я успела приготовить платье, привести в порядок лицо и достать драгоценности из сейфа.
В поведении слуг чувствовался какой-то страх и напряженное ожидание, но все мои попытки добиться от них каких-либо объяснений были тщетными. Фриц, должно быть, отдал строгие распоряжения о секретном статусе наших гостей, и в этот раз, как я догадывалась, именно меня назвал среди тех, кому нельзя сообщать подробности. Что же такое затевается у нас на вилле?
Прямо спросить у Фрица я не могла. Такие расспросы всколыхнули бы его подозрительность, и так уже разбуженную моим неудачным побегом с Фердинандом. А тут еще беспочвенные слухи о том, что я намерена вернуться в театр, всплывшие на днях в местной прессе. Слухи особенно нелепые в свете того, что Вену уже наводнили актеры-евреи из Берлина, где нюрнбергские законы означали для них запрет на профессию, — в их числе был и мой друг, Макс Рейнхардт. Они лишь усилили опасения мужа, как бы я не решилась бежать снова. Наконец, вечером, встретив Фрица в коридоре, я попыталась узнать новости обходным путем.
— Дорогой, я чувствую какое-то оживление среди слуг, как будто у нас готовится званый ужин или вечеринка. Я не хочу ошибиться с выбором наряда, когда выйду к твоим гостям, которых я слышала, но не видела. В каком платье ты хотел бы видеть меня сегодня?
Он оглядел меня с головы до ног, разыскивая признаки неповиновения. Чтобы принять самое невинное выражение лица, я нарочно вызвала в памяти приятные воспоминания о воскресной прогулке по лесу с папой. Фриц не обнаружил ничего подозрительного в моем облике и поведении и расслабился.
— Платье не понадобится, Хеди. Гости здесь исключительно по делу. Тебе не нужно выходить к ужину.
— Спасибо, что сказал. Тогда я велю повару приготовить для меня тарелку с едой и возьму к себе в комнату, чтобы тебе не мешать.
Он одобрительно кивнул и двинулся дальше по коридору. Прежде чем скрыться с глаз, оглянулся и сказал:
— Жди меня около полуночи.
Очевидно, предстояло что-то неприятное. Фриц еще никогда не устраивал «деловых ужинов», на которых ему не хотелось бы похвастаться своей трофейной женой. Даже после казуса с Фердинандом он держал меня при себе на всех бесчисленных приемах, вечеринках и танцах. И его никогда не беспокоило, что я в курсе всех его деловых и политических переговоров, включая последнюю аферу в начале года, когда Фриц тайно поставлял оружие обеим сторонам гражданской войны в Испании. Более того, он нередко интересовался моим мнением по поводу этих переговоров. Значит, дело не в конфиденциальности информации. Что же такое происходит на вилле Фегенберг, почему Фриц не хочет, чтобы я это видела или слышала? Совместные махинации с нацистами, считавшиеся изменой даже сейчас, когда австрийский канцлер начал сотрудничать с Гитлером, — вот единственное, что приходило мне в голову, единственное, что он стал бы от меня скрывать.
Вечером я пошла на риск. Как и сказала Фрицу, я велела повару приготовить для меня тарелку с едой. Когда в дверь постучалась горничная с подносом, я открыла ей в халате, с усталым видом человека, которому не терпится лечь в постель, хотя на часах не было еще и девяти. Зевнув, я попросила, чтобы до утра меня не беспокоили.
Я дождалась, пока стрелки на часах не покажут половину одиннадцатого, и накинула поверх халата легкое пальто. Слегка приоткрыв дверь, выглянула в коридор — проверить, нет ли там слуг. Не увидев никого, я потихоньку выбралась на широкий балкон, огибающий северный угол виллы. С сигаретой во рту, будто просто вышла на балкон покурить, я без особых предосторожностей добралась до дверей, за которыми находились танцевальный зал, маленькая столовая и кабинет. Именно там, по моим соображениям, Фриц и должен был проводить свою встречу.
Решиться ли? Мое присутствие в этой части виллы Фегенберг нельзя было объяснить ничем, кроме шпионажа за мужем и его гостями. Если меня заметят, меня ждет такое суровое наказание, каких я еще не знала. Но мне необходимо было подтвердить свои худшие страхи и подозрения — что эту «деловую встречу» Фриц проводит не с кем-нибудь, а с
