Лицо мистера Кольера осветилось бледной улыбкой.
— Очень мило с вашей стороны, мистер Дейвис, — промямлил он. — Мы, конечно, это ценим.
— Елка хорошая?
— Да, мистер Дейвн... Дейвис, елка великолепная.
Молодой человек в голубом джемпере, казалось, вот-вот рассмеется, и мистер Кольер, глядя на него, насупился.
— Мы все вам очень признательны, мистер Дейвис. Правда, девочки?
Все ответили слаженно и громко, точно слова уже были отрепетированы:
— Правда, мистер Кольер. — Кроме мисс Мейдью и брюнетки с блуждающим взглядом, которая чуть замешкалась и сказала:
— Еще бы!
Это привлекло внимание мистера Дейвиса. Независимая, одобрительно подумал он, выделяется из толпы.
— Пожалуй, пойду и я взгляну на елку, — сказал он. — Не буду вам мешать, старина. Продолжайте.
И пошел за кулисы, где, загораживая проход к актерским уборным, стояла елка. Электрик повесил на нее забавы ради несколько игрушек, и они с холодным достоинством сияли на фоне старого реквизита под оголенными лампами. Мистер Дейвис удовлетворенно потер руки, в нем ожил затаенный детский восторг.
— Красиво, — сказал он.
На душу его снизошла рождественская благодать: в этом благостном мире Рейвен был чем-то случайным и инородным... как темнота, обступившая ясли младенца.
— Вот это елка, ничего не скажешь, — услышал он чей-то голос.
Это была брюнетка. Прошла следом за ним за кулисы — в номере, который сейчас репетировали, она не участвовала. Невысокая, пухленькая и нельзя сказать чтобы очень красивая. Усевшись на ящик, она разглядывала мистера Дейвиса с мрачным любопытством.
— Создает рождественское настроение, — сказал мистер Дейвис.
— Сюда бы еще бутылку шампанского, — ответила девушка.
— Как тебя зовут?
— Руби.
— Может, после репетиции позавтракаем вместе?
— Девушки, которых вы приглашаете, вроде бы куда-то исчезают, а? — сказала Руби. — Я могла бы обойтись бифштексом с луком, но только без фокусов. Хахаля из Скотленд-Ярда у меня нет.
— Что ты имеешь в виду? — резко спросил мистер Дейвис.
— Ее парень служит в Ярде. Он вчера тут околачивался.
— Не бойся, — буркнул мистер Дейвис, напряженно соображая, — со мной тебе ничего не грозит.
— Понимаете, я какая-то невезучая.
Несмотря на это новое беспокойство, мистер Дейвис чувствовал себя полным жизненных сил. Это же не его последний день. Он рыгнул: почки и бекон, съеденные за завтраком, давали о себе знать. За кулисы донеслись приглушенные звуки музыки: «А твой портрет — в нем половины нет...» Он прожевал кусок конфеты и, встав под сенью глянцево-зеленой елки, произнес:
— Зато теперь тебе повезло. Со мной тебе будет хорошо.
— Очевидно, — глядя на него все так же мрачно, сказала девушка.
— Тогда «Метрополь». Ровно в час.
— Я приду. Если не попаду под машину. Я из тех, кто перед дармовой кормежкой обязательно угодит под машину.
— Будет весело.
— Смотря что вы называете весельем, — сказала девушка и подвинулась, чтобы он мог усесться рядом с ней на ящике.
Они сидели рядом и смотрели на елку. «И снова в декабре я вспомню...» Мистер Дейвис положил руку на ее голую коленку. Эта мелодия и рождественская атмосфера внушали ему чувство благоговения. Его рука лежала на ее колене, как рука епископа на голове мальчика-хориста.
— Синдбад, — сказала девушка.
— Синдбад?!
— Я хотела сказать, Синяя Борода. С этими рождественскими представлениями все перепутаешь.
— Но ты же не боишься меня? — попробовал успокоить ее мистер Дейвис, прислонившись головой к почтальонской шапочке.
— Если уж кто и пропадет, так это я.
— Не надо ей было убегать от меня, — мягко сказал мистер Дейвис, — да еще сразу же после обеда. Пришлось мне идти домой одному. А со мной бы она не пропала. — Он обнял Руби за талию — для пробы — и притянул к себе, но, завидев проходившего мимо осветителя, поспешно отпустил. — Умница, — сказал мистер Дейвис, — надо тебе дать роль. Бьюсь об заклад, у тебя хороший голос.
— У меня — голос? У меня голос, как у простуженной кошки.
— Поцелуешь меня?
— Конечно. — Поцелуй вышел слюнявым. — Как мне вас называть? — спросила Руби. — По-моему, ужасно глупо называть человека, с которым идешь в ресторан, «мистер» и на «вы».
— А ты могла бы называть меня... Вилли? — сказал мистер Дейвис.
— Ну что ж, — мрачно вздохнув, ответила Руби. — Надеюсь, Вилли, я с тобой увижусь. В «Метрополе». В час. Буду тебя ждать. Только я надеюсь, что и ты придешь, а то мне не видать бифштекса с луком. — Она опять поплыла к сцене. Она была там нужна.
— Он такой ручной, — сказала она своей соседке.
— Беда в том, — продолжала Руби, — что я не могу их удержать. Только и слышишь: «Побаловались, и хватит». Во всяком случае, похоже, что меня ждет хороший ленч. Ну вот, опять я... Надо было плюнуть через левое плечо.
Мистер Дейвис насмотрелся вдоволь: он получил то, что хотел. Оставалось только одарить лучезарными улыбками костюмерш, осветителей и рабочих сцены. Он медленно выбирался из театра через костюмерную, перекидываясь словечком то с тем, то с другим и то и дело вынимая из кармана золотой портсигар. Как знать, он ведь новичок за кулисами, может, даже среди костюмерш можно найти, ну, молодость и талант, что ли, — тех, кого надо подбодрить, а также, безусловно, сводить в «Метрополь». Но он быстро образумился: все костюмерши были старые, они не могли понять, чего он от них хочет, а одна даже проследовала за ним по пятам, чтобы убедиться, что он не спрячется ни в чьей уборной. Мистер Дейвис обиделся, но остался столь же галантным. Пройдя по сцене и на прощание сделав всем ручкой, он выбрался на холодную улицу. Ему давно уж пора было ехать в «Мидленд стил» — он должен был повидать сэра Маркуса. Этим рождественским утром их всех ждали хорошие новости.
Хай-стрит казалась удивительно пустынной, разве только полицейских на ней было больше, чем обычно: он совсем позабыл о химической тревоге. Приставать к нему никто не пытался, вся полиция знала его в лицо, хотя вряд ли кто отважился бы сказать, чем именно мистер Дейвис занимается. Сказали бы, причем без улыбки, несмотря на его жидковатые волосы, тяжелое брюшко и пухлые морщинистые руки, что он один из молодых людей, которые служат у сэра Маркуса. Рядом с таким старым хозяином всегда будешь казаться молодым человеком. Мистер Дейвис игриво сделал ручкой какому-то сержанту на противоположной стороне улицы и сунул в рот конфету. В обязанности полиции не входило тащить «пораженных» в больницу, и ни один из ее представителей не встал бы добровольно на пути мистера Дейвиса. В его толстом добродушном лице было нечто такое, что легко превращалось в недоброжелательность. Полицейские с тайным весельем и надеждой смотрели, как он плавно движется по тротуару по направлению к Тэннериз — так смотрят на солидного человека, когда он приближается к скользкой ледяной дорожке. Навстречу ему по улице со стороны Тэннериз шел какой-то студент в противогазе.
Прошло некоторое время, прежде чем мистер Дейвис его заметил и при виде противогаза на миг остолбенел. «Эти пацифисты заходят слишком далеко, — подумал он. — Чепуха какая-то», а когда студент остановил Дейвиса и сказал ему через плотную маску что-то такое, чего тот не расслышал, мистер Дейвис приосанился и высокомерно заявил:
— Чепуха. Мы готовы к войне.
Потом он что-то вспомнил, и прежнее миролюбие вернулось к нему, все же это не пацифизм, а патриотизм.
— Ах да, — согласился он, — я совсем забыл. Понимаю, учебная химическая тревога.
От этого анонимного взгляда через утолщенные стекла глазниц, от этого приглушенного голоса ему вдруг стало не по себе.
— Не поведете же вы меня в больницу? — шутливо сказал он. — Я занятой человек.
Взяв мистера Дейвиса за локоть, студент, казалось, задумался. Мистер Дейвис заметил, что по противоположной стороне улицы идет, ухмыляясь, полицейский, и с трудом подавил раздражение. Высоко в воздухе еще плыл туман, и над городом на бреющем полете прошла эскадрилья, наполнив улицы глухим гулом. Самолеты уходили на юг, в сторону аэродрома.
— Видите, — сказал мистер Дейвис, пытаясь сдержаться, — учебная тревога закончилась. Вот-вот загудят сирены. Будет ужасно глупо, если я проведу все утро в больнице. Вы меня знаете. Я Дейвис. В Ноттвиче меня каждый знает. Спросите у того полицейского. Никто не скажет, что я не патриот.
— Вы полагаете, скоро отбой? — усомнился студент.
— Как приятно видеть ваш энтузиазм, ребята, — воспрянул духом мистер Дейвис. — Мне кажется, мы как-то встречались в больнице. Я бываю на всех ваших торжественных собраниях и помню все голоса. Это же я, — подчеркнул мистер Дейвис, — сделал самое большое пожертвование на новую операционную.
Он хотел идти дальше, но студент стоял на тротуаре, загораживая проход, а ступить на дорогу и обойти его мистер Дейвис считал ниже своего достоинства. Чего доброго, тот подумает, что он хочет удрать, полезет драться, а тут как раз полицейский подглядывает из-за угла. Неожиданная злоба, как фиолетовая жидкость, выбрасываемая каракатицей, ударила мистеру Дейвису в голову, и он утратил ясность мысли. А эта обезьяна в форме еще лыбится... Я сделаю так, что его уволят... Надо поговорить с Колкином... Он бодро продолжал что-то доказывать человеку в противогазе. Тот был щуплый, тоненький, как мальчик; медицинский халат висел на нем как на вешалке.
