— Голова просто раскалывается. Очень хочется есть, — сообщила она. А пить — еще сильней, чем раньше.
Дома были погружены во мрак. В темноте виднелась только полоска света, что пробивалась из дверей бара напротив, да тусклое зарево над крышами южного района, где находились склады индийских и армянских купцов.
— Это не закат, Сара. Это пожар.
— Что ж нам делать? Не сидеть же здесь всю ночь! Снизу раздался нестройный хор голосов — это пели несколько подгулявших азанийцев, которые, покачиваясь и обняв друг друга за плечи, медленно шли по улице. Двое размахивали факелами и фонарями. Им навстречу из бара вывалилась пьяная компания. Началась драка. Один фонарь упал на мостовую и вспыхнул желтым пламенем. Вскоре дерущиеся разошлись, оставив за собой посреди улицы лужицу горящего масла.
— Нет, о том, чтобы спуститься вниз, не может быть и речи. Прошло два часа. Время тянулось медленно, зарево над крышами то исчезало, то подымалось; невдалеке вновь началась перестрелка. Осажденные дамы сидели в темноте и дрожали от холода. Вдруг внизу показались автомобильные фары. К отелю подъехала машина. Ее тут же обступили пьяные из бара. Снизу донеслось несколько слов на сакуйо, а затем кто-то, лениво растягивая слова, на чистом английском языке произнес:
— Похоже, наших старушек здесь нет. Эти ребята уверяют, что никого не видели.
— Уж не изнасиловали ли их? — сказал второй голос.
— Об этом можно было бы только мечтать. Давайте съездим в миссию?
— Стойте! — во весь голос крикнула леди Милдред. — Эй! Стойте! Хлопнула дверца, вновь заработал мотор.
— Стойте! — закричала мисс Тин. — Мы здесь, наверху! И тут леди Милдред проявила сообразительность, которая бы сделала честь любой девочке-скауту. Она схватила за горлышко недопитую бутылку бренди и швырнула ее вниз. Из окна машины высунулась голова Уильяма, который отпустил не нуждавшееся в переводе ругательство на сакуйю, в ответ на что с крыши, вслед за бутылкой коньяка, полетела подушка.
— Там, кажется, кто-то есть. Пожалуйста, Перси, подымитесь наверх, посмотрите, кто это там бутылками бросается, а я машину посторожу.
Второй секретарь посольства с опаской вошел в отель и прямо на лестнице столкнулся с обеими дамами.
— Наконец-то! — сказала мисс Тин. — Что б мы без вас делали!
— Спасибо на добром слове, — пробормотал секретарь, несколько ошарашенный столь радушным приемом. — Мы ведь, собственно, только заехали удостовериться, что у вас все нормально… По поручению посла… Узнать, не напугали ли вас…
— «Все нормально»?! Да у нас в жизни не было страшнее дня!
— Ну, ну, не преувеличивайте. До нас в посольстве дошел слух, что в городе были кое-какие беспорядки, однако сейчас вам уже ничто не грозит. На улице, если не считать нескольких пьяниц, — полная тишина. Впрочем, если вам что-то понадобится, обязательно дайте нам знать.
— Молодой человек, уж не намереваетесь ли вы оставить нас здесь на всю ночь?
— Видите ли… не сочтите нас негостеприимными, но мы в безвыходном положении. Посольство забито до отказа. Сегодня, причем совершенно неожиданно, приехал епископ, а потом еще несколько коммерсантов, которые почему-то побоялись остаться в городе. Мне крайне неловко, но… вы, надеюсь, сами понимаете…
— А вам известно, что в городе пожар?
— Да, горит здорово. Мы ведь проезжали совсем близко. Даже из посольства видно зарево.
— Молодой человек, мы с мисс Тин едем с вами.
— Но, послушайте, я же, кажется…
— Сара, залезайте в машину. А я пойду соберу кое-какие вещи. Продолжая препираться, они вышли на улицу. Уильям и Анстрадер обменялись полными отчаяния взглядами. «Убедитесь, что эти старые зануды в безопасности, проинструктировал их сэр Самсон, — но ни под каким видом не вздумайте везти их сюда. Здесь и так уже яблоку негде упасть». (Последняя фраза предназначалась епископу, который, сидя в гостиной, мирно играл с Пруденс в подкидного.)
Леди Милдред сомневалась, что мисс Тин способна удержать дипломатов, если те вдруг решат уехать без них, а потому собрала лишь самое необходимое, после чего, перекинув ночные рубашки через плечо и держа в руках туалетные принадлежности, опять, буквально через минуту, спустилась вниз и, удовлетворенно фыркнув, втиснулась на заднее сиденье.
— Скажите, — не без восхищения спросил ее Уильям, разворачиваясь, вы всегда бросаете в машину бутылки, если хотите, чтобы вас подвезли?
На следующее утро сэр Самсон Кортни проснулся в отвратительном настроении, которое становилось все хуже и хуже по мере того, как, неторопливо совершая туалет, он во всех подробностях вспоминал, что творилось в посольстве накануне вечером.
«Раньше ничего подобного не бывало, — размышлял он по дороге в ванную. — Эти болваны, по всей вероятности, просто не понимают, что посольство это не общежитие. Как прикажете исполнять свои обязанности, когда дом до отказа набит непрошеными гостями?»
Первым приехал епископ, который привез с собой двух дрожащих от страха викариев и совершенно идиотскую историю о том, что в стране будто бы очередная революция и в городе стреляют. Подумаешь, революция! Азания — это вам не Барчестер[22]. А еще называют себя миссионерами! Миссионер должен быть готов к испытаниям. Трусы! Сэр Самсон в сердцах рванул кран и пустил воду. А когда обед уже подходил к концу, заявились управляющий банком и этот коротышка Джеггер. Первый раз его вижу. И опять — только и разговоров, что про убийства, грабежи, пожары. Пришлось начинать обед сначала, в результате утка перестоялась и была совершенно несъедобной. И все бы еще ничего, но тут его собственная супруга, поддавшись общей панике, возьми да и спроси про этих старух. «А что, разве леди Милдред и мисс Тин не уехали вместе со всеми на побережье? Не надо ли им чем-нибудь помочь?» Посол попробовал было перевести разговор на другую тему, но, в конце концов, вняв уговорам собравшихся, разрешил Уильяму и Перси сесть в машину и съездить в отель узнать, все ли там в порядке. Им ведь было ясно сказано: только узнать, все ли в порядке. А эти олухи взяли и привезли старух сюда. Таким образом, под его крышей фактически собралась сейчас вся английская колония Дебра-Довы. «Пусть сегодня же выметаются, — решил, намыливая подбородок, посол. — Все до одного. Свалились на мою голову!»
В конечном счете удалось разместить всех гостей. Епископ спал в здании посольства, оба викария — у Анстрадеров, которые с готовностью забрали детей к себе в спальню; леди Милдред и мисс Тин — у Леггов, а управляющий банком и мистер Джеггер — в пустовавшем коттедже Уолшей. Когда сэр Самсон спустился к завтраку, все уже собрались на крокетной площадке и что-то оживленно обсуждали, перебивая друг друга.
«…ужасно болит спина… я ведь в седле держусь плоховато…» «Бедный мистер Рейт…» — «Чувствуется рука Церкви. Священники уже давно настраивали народ против контроля за рождаемостью. Полиции стало известно, что будет предпринята попытка остановить праздничную процессию, поэтому перед самым началом праздника был арестован патриарх…» — «Войска очистили улицы… стреляли только в воздух… никто не пострадал…» — «Пуля пролетела в нескольких дюймах от моей головы. Представляете, буквально в нескольких дюймах…» — «Сет вернулся во дворец, как только стало очевидно, что праздник сорван. Вы бы его видели — злой, как черт…» — «Сил уехал вместе с ним…» — «…когда лошадь подымалась в гору, было еще ничего. Хуже, когда она сбегала вниз… Такое ощущение, что летишь по воздуху…» «Бедный мистер Рейт…» — «После этого войска стянули к дворцу. Мы с Джеггером были совсем близко и все видели. На дворцовой площади собралась вся армия, и когда люди поняли, что стрельба прекратилась, они начали, по шесть-семь человек, выходить из переулков и тоже двинулись на площадь, смешиваясь с солдатами. Было это примерно в половине шестого…» «…Из-за того, что бриджи у меня никудышные, я стер себе все колени…» «Бедный мистер Рейт…» — «Все думали, что Сет появится снова. Даже королевскую ложу убирать не стали. Сама-то ложа — дешевка, главное, что на возвышении. Все стоят, глаз с ложи не сводят. И вдруг на нее подымается но не император, а патриарх, которого мятежники освободили из тюрьмы, а вслед за ним — Коннолли, старый Нгумо и кое-кто из придворных. Тут толпа стала бурно приветствовать патриарха и Нгумо, а солдаты, увидев Коннолли, закричали „ура“ и начали снова палить в воздух. Минут пятнадцать на площади невообразимый рев стоял…» — «…И еще две ссадины на нижней части голени — от шпор…» — «Бедный мистер Рейт…» — «А потом произошло самое неожиданное. Патриарх произнес речь, которую, впрочем, из-за шума почти никто не слышал. Он объявил, что Сет низложен и что сегодня состоится коронация нового монарха, сына Амурата, Ахона, который, как выяснилось, еще жив, хотя все думали, что он уже лет пятьдесят назад умер. Стоявшие рядом с ложей стали кричать „Да здравствует Ахон!“, и толпа их поддержала, а почему — никто, наверно, и сам не знал. Вот тут и начался настоящий праздник. А христиане тем временем громили индийские и еврейские кварталы — взламывали магазины, поджигали дома. Тогда-то мы с Джеггером и решили бежать из города…» — «…горячая попалась лошадка, ничего не скажешь…» «Бедный, бедный мистер Рейт».
