Варью понаблюдал за бедолагами, потом снова влез в мотор «ЗИЛа» и продолжал ослаблять, расшатывать намертво засевшие гайки. Выбив из гнезд маленькие клинышки, он полез под машину и терпеливо собрал их. В коробке становилось все больше снятых деталей. Варью снова и снова лез в мотор, точно, терпеливо действовал инструментом.
Сразу после девяти часов в дальнем конце мастерской показалась Жожо. Варью как раз ощупывал блестящую скользкую шейку клапанного упора. Головы его не видно было под капотом, пахнущим бензином, маслом и железом. Канижаи тронул его за плечо.
— Пришла твоя...
Варью отпустил масленую деталь и встал. Жожо стояла рядом. Она с любопытством заглянула в открытое железное нутро мотора.
— Привет, — сказал Варью.
— Привет, Ворон. Я тебе бутерброды принесла и кока-колу.
— Спасибо,— кивнул Варью, наклоняясь за ветошью.
Вытирая руки, он искоса взглянул на Жожо. Хрупкая ее фигурка заметно расширилась в поясе. Голубой халатик, который носили служащие, уже не застегивался на животе. Лицо у нее казалось сердитым. Варью взял бутерброды, бутылку с кока-колой.
— Что такое? Случилось что?
Жожо сунула руку в карман халата и достала яркую цветную открытку.
— Вот! От приятеля твоего...
Варью, успевший основательно проголодаться, ел бутерброд и одновременно разбирал текст на открытке: «Парень! Ты слыхал о шведских девчонках? Блондинки! Привет, Йоцо». Варью повернулся к Жожо:
— Это ж Йоцо... Ты ведь знаешь, какой он.
— В десять тебе надо идти,— не глядя на него, ответила Жожо.
— Выйду в десять. Спасибо, Жожо.
— Привет.— Жожо кивнула и ушла.
Канижаи, как бы между прочим, начал насвистывать себе под нос: «Женушка, отпусти хоть чуть-чуть, дай, как прежде бывало, гульнуть...»
Варью перевернул открытку. На лицевой стороне в четырех овальных рамках изображена была финская баня. В одной — вид снаружи, в остальных трех — изнутри. На первой фотографии можно было видеть двух голых блондинок. Они сидели на деревянных скамьях, рядом с деревянными шайками и парились березовыми вениками. Цветное фото хорошо подчеркивало их пышные бюсты.
— Понятно, — протянул Варью и показал открытку Канижаи.
Тот даже присвистнул:
— Ого!.. Это где же такие водятся?
Варью посмотрел на штамп:
— В Лахти... Есть у меня приятель, на «камионе» ездит. Он прислал.
Варью доел бутерброды, выпил кока-колу и снова занялся мотором. Но дело не клеилось. Каждые пять минут он смотрел на часы, потом с унылым видом продолжал работать; постоянно ронял гайки, потом опрокинул бидон с машинным маслом. В половине десятого он швырнул инструменты и обернулся к Канижаи.
— Не могу больше. Пойду мыться и одеваться.
— Мне-то что...— Канижаи пожал плечами.
— Если получу права, с меня ящик пива.
— Когда? — спросил Канижаи.
— После работы.
— Лучше бы в субботу.
— Ладно, в субботу в «Мотыльке».
— А если не получишь?
— Тогда весь ящик выпью один.
— Договорились. Только сейчас не пей. Если перед тем выпьешь, как туда идти,— конец.
Варью уже вытирал ветошью руки.
— Не буду, не бойся. Сейчас пока причины нет.
Да и не хочется. — Помахав всем рукой, он двинулся через мастерскую к раздевалке.
Около двух часов, перед самым концом смены, Иштван Варью снова появился в мастерской. Пригнув голову под полуопущенной станиной железных ворот, он не спеша шел к своему рабочему месту. Канижаи и его помощник сразу заметили его. Отложив инструмент, они ждали, когда он подойдет. Варью остановился перед ними с непроницаемым лицом. Он молчал. Слесари смотрели на него. Наконец Канижаи заговорил:
— Ну что, Ворон?
Иштван Варью полез во внутренний карман, вытащил права и поцеловал их.
— Рад? — спросил подсобник.
— На седьмом небе я, братцы, — ответил Варью.— Пошли, выпьем для начала в буфете. Теперь есть за что...
— Сейчас, Ворон, только помоемся. А ты пока в контору ступай,— предложил Канижаи.
— Был я уже там. Идите в душевую. Я здесь подожду.
Спустя двадцать минут в буфете, возле углового столика, тесно уставленного пивными бутылками, Варью обнял Канижаи.
— Ты парень что надо. Руки у тебя золотые. Только дотронешься до мотора — и оживет он...
— А, брось, старик,— ответил Канижаи и тряхнул головой.
Его перепачканные в масле, слипшиеся прядями волосы рассыпались по плечам.
— Нет, точно. Дотронешься до «ЗИЛа»— и он уже здоров. Прямо как Иисус Христос.
— Ладно, ладно, Ворон... Выпьем за то, что ты права свои получил.— И Канижаи поднял бутылку.
Они пили, ели бутерброды, снова пили. После
десятой бутылки Канижаи взглянул на Варью:
— А экзамен на слесаря-ремонтника все-таки сдашь?
— Сдам... Надо сдать.
— Зачем тебе? Сядешь на машину — и поминай как звали.
— Хочу на большую машину попасть.
— Для этого не нужен экзамен.
— Для «камиона» нужен.
Канижаи и подсобник внимательно посмотрели на Варью. Подсобник, впрочем, ничего особенного не увидел: он уже со второй бутылки напился. А Канижаи подметил на лице у Варью какую-то жесткую черточку. Странную, упрямую черточку, которая или навлечет на парня беду, или даст ему силы подняться.
Вечером, в семь часов, когда и Дёркё уже был дома, Жожо с матерью начали суетиться на кухне. Нарезав лук, они пересыпали его солью и поставили в сторонку, чтобы он пустил сок. В духовке румянилась печеная картошка; когда с шумом лопнула первая картофелина, огонь уменьшили. Выдвинули на середину кухни стол, покрытый клеенкой, вытерли его, поставили тарелки и в отдельных мисках горячие шкварки, копченый шпиг, гусиное сало. На угол стола положили хлеб; когда пришло время садиться, Дёркё достал бутылку с палинкой. Подняв ее к лампе, он встряхнул содержимое, потом взял из шкафа стаканчики. Жожо было отказалась.
— Ничего, пригубишь, — сказал ей отец.
Дёркё разлил палинку и, сжимая в одной руке бутылку, в другой — стаканчик, торжественно провозгласил:
— Выпьем за то, что наш Пишта благополучно избавился от беды.
Все выпили, даже Жожо. Дёркё, снова наполнив чарки, сидел и рассуждал с мечтательным видом. Варью, который нынче основательно накачался пивом, видел, что тесть тоже успел заложить за воротник.
— Что за вкус... Нет, что за вкус!.. Это не палинка, это песня... А все дело в меди. Все дело в том, какую трубку достанешь. Эта трубка — самая лучшая. В «Икарус» какую-нибудь не поставят... Медь, она самое главное в аппарате... Протечет по этой трубке — и совсем другой делается палинка...
Жожо села к столу. Мать выкатывала из духовки в зеленую глиняную миску докрасна, дочерна пропеченные картофелины. Потом поставила миску, распространяющую чудесный аромат, на середину стола и тоже села.
— Давайте есть.
Дёркё поставил бутылку с палинкой на уголок буфета, опустился на табуретку у стола и стал набирать себе картошки. За ним потянулась к миске Жожо; выбрав четыре самые аппетитные картофелины, она положила их на тарелку Варью. Потом взяла себе. Последней осталась мать Жожо.
Варью каждую картофелину, аппетитно похрустывающую чуть пригоревшей корочкой, аккуратно разрезал на четыре части, солил их, поливал сверху гусиным жиром. Так они становились еще аппетитней. Лук уже пропитался солью, острый его вкус хорошо дополнял вкус печеной картошки. Несколько минут все ели молча, по очереди беря то шкварки, то жир. Лук тоже пользовался успехом. Мать Жожо мелкими кусочками нарезала к картошке копченый шпиг. Горка румяных картофелин в зеленой миске быстро уменьшалась. Дёркё снова и снова брал добавку. Сначала он ел картошку со шкварками, потом стал мазать ее гусиным салом, посыпая сверху солью и красным перцем. Когда все насытились, в миске осталось две картофелины.
— Это кроликам пойдет,— сказала мать Жожо.
Дёркё вышел в прихожую, достал из холодильника бутылку пива. Налив всем, он с довольным видом поднес к губам свой стакан. Иштван Варью тоже отпил пива, потом посмотрел вокруг. Жожо вытирала с тарелки жир хлебной корочкой. Взглянув на Варью, она опустила глаза и сказала:
— Пинцеши рассказывал, что ты в конторе был, просился на машину.
— Верно. Прямо из полиции туда пошел, чтобы машину дали,— ответил Варью.
— Я думала, ты будешь экзамен сдавать на ремонтника.
— Буду сдавать. Одно другому не мешает.— Варью отхлебнул пива.
— Я думала, станешь слесарем с разрядом...
— Ну?..
— А ты все хочешь бросить.
— Что все?
— Мастерскую.
— Что же мне — в мастерской оставаться?
— Я думала, ты научился чему-нибудь после этой истории. Сядешь в машину — и опять начнется... Мастерская — другое дело... С шести до двух работаешь спокойно. Ни аварий, ни неприятностей... Опять же слесари больше шоферов зарабатывают. Хороший ремонтник у нас на вес золота!..
