— Он написал книгу о едином боге, — ответила Алов. — Люди поверили ему и пошли за ним.
— Почти правда, — Белобород улыбнулся. — Но люди в основном неграмотны.
— Ну… Он читал им проповеди.
— Верно, но это же все слова. Никто не верит чужим словам.
— А как тогда?
— Он украл солнце.
— Украл?
— Он объявил, что единый бог разочаровался в людях и решил погасить солнце. И только обратившись в его веру, они смогут спастись…
— Он рассчитал затмение?
— Да. И тогда люди поверили. Потому что его слова подтвердились самым чудесным образом.
— Но постойте, — Алов снова засомневалась. — Ведь расчет затмений стал возможен только пятьсот лет тому назад… Есть книга по исчислению звезд…
— Да.
— Тогда как древний пророк мог это сделать?
— Ну, например, он на самом деле мог быть пророком. Или придумать правила расчета самостоятельно.
— Но это невозможно!
— Верно. Поэтому остается еще один вариант. Может быть, он не такой и древний.
Алов опешила.
— Как же? Ведь известно, что Мукаррамы правили востоком с 1100 по 1400 годы…
— Откуда это известно?
— Из летописей…
— Каких?
Она промолчала.
— Большая часть настоящих летописей погибла во времена Трибунала два века назад. То, что ты изучала — это новые книги, они написаны позже.
— И что, там написана неправда?
— Не совсем. Там есть вымысел, но в основном там описаны реальные события. Но они перенесены в глубь веков.
— Зачем?
— Чтобы изменить прошлое.
— Но зачем?
— Видишь ли… Вот, например, твой отец. Он до последнего считал, что правит империей с тысячелетней историей. Поэтому он и стоял до конца — он и его генералы. А что было бы, если б они узнали, что на самом деле стране всего двести лет, а отдельным частям ее и того меньше?
Алов была поражена.
— То есть вы хотите сказать, что вся история — выдумка?
— Нет же, не выдумка. После Трибунала она достоверна. А вот до него — она сильно искажена. И чем глубже в древность — тем сильнее.
— То есть мы, я имею в виду наша страна, существует не две тысячи лет?
— Нет, конечно нет. Великий мир был заключен около 1380 года. А Мост построен в 1469.
У Алов засосало под ложечкой от удивления и интереса, хотя она все еще была полна недоверия.
— Но зачем? Кому понадобилось так изменять историю?
— Видишь ли… Западом правит, по сути, одна семья непрерывно на протяжении многих веков. Да, наследовали не всегда по мужской линии, но всегда по крови. И так вышло, что в самом начале, в самом основании вашего рода лежат боковые ветви Аштациршимов.
— Основателей Великого ханства Востока?!
— Да. Они сбежали с Востока в правление Мукаррамов. Это случилось когда-то в начале 1500-х, во времена колонизации Бергланда. Род Альмадена — из него происходит Эмилий I, император, который отменил выборы и ввел престолонаследие. Помнишь?
Алов кивнула.
— В 1740-х ханы Востока — тогда там царил род Гюнешсевер, свергший наследников Мукаррама — узнали, что правящая династия Запада берет род от Аштациршимов. И перепугались.
— Того, что у нас было больше прав на трон Востока?
— С их точки зрения — да. Они веками уничтожали любые намеки на связь с Урукаштой, а тут такое. И они подняли мятеж.
— Мятеж на Западе?
— Да. Мятежники стали обращать народ против императора. Они обвиняли его в язычестве и человеческих жертвоприношениях. Они даже подстроили несколько таких жертвоприношений, чтобы пробудить народный гнев. На этой волне они взяли власть, убили всех, кто что-то знал, а потом три года методично уничтожали свидетельства о прежнем порядке. Храмы, статуи, летописи. Все, что содержало даже намеки на него, было стерто с лица земли.
— Но зачем это было нужно самим мятежникам? Это же и их история тоже?
— Они попали под полное влияние Востока. Хан контролировал их. Не знаю как, возможно, через детей или деньгами. Брат хана жил здесь, через него передавались послания.
— Все равно не понимаю, зачем было нужно уничтожать храмы и летописи.
— Видишь ли, так они избавились не только от наследников Аштациршимов, но и от солнцепоклонства. Старое Солнце — помнишь? Это не Трибунал насаждал его культ. Наоборот, они уничтожали его следы. Это, как они считали, дало им право в дальнейшем безоговорочно считать Запад врагами — как по роду, так и по вере.
Алов помолчала и спросила:
— А я? Получается, я — еще и наследник истинных правителей Востока?
— Очень дальний и едва ли легитимный, — Белобород покачал головой. — Но у тебя есть возможность взять эту власть. И я предлагаю именно этим и заняться. А с твоим правом на престол Востока мы что-нибудь придумаем, — он хитро улыбнулся, будто уже придумал.
По мощеной дороге ехалось быстро. Шамаль даже порадовался, что под копытами его коней камень, а не трава, а такое бывало с ним нечасто — он не любил цивилизации. Города представлялись ему душными склепами, созданными, чтобы высасывать душу из людей. Кто не ездил в степи, тот не жил — так говорил он всегда.
Но сейчас дорога, выложенная грубыми каменными плитами, была как нельзя кстати. Движение ощутимо ускорилось, и это несмотря на дождь, превративший открытую степь в чавкающее болото. А каждый день был на счету.
Йылмаз, привезший дурные вести, ехал следом. В прежние времена его бы пришлось казнить, но сейчас люди уже отказались от этого давнего обычая, что было довольно досадно.
Ехали молча — все равно все звуки сбивал дождь, иони тонули в грохоте тысяч копыт. Каждый думал о чем-то своем. В этом тоже была душа степи — огромные пространства и долгие переходы давали возможность хорошенько подумать. Шамаль часто удивлялся, отчего лучшими мудрецами считают пузатых бородачей с мраморных островов. Там некуда идти, негде уединиться, там нет такого безудержного полета, который может подарить степь.
Сегодня вдоль дороги все чаще и чаще стали появляться сначала отдельные дома, затем небольшие селения, а когда-то после полудня — точнее сказать было невозможно из-за плотных туч, укрывших солнце — из завесы дождя вынырнуло предместье Шемкента. От большого перекрестка, где дорога из степи сливалась с дорогой на юг, и до самой столицы начиналась сплошная застройка. Городская стена была незаметна, потонув в этом море домов. Она просто выросла на пути, как будто внезапно поднявшись из-под земли.
Ворота были закрыты, и движение встало. Всадники созерцали стену в безмолвии, и она отвечала тем же. Никто не встречал их.
— О могущественный, — подал голос Йылмаз. — Странное дело. Город как будто обезлюдел.
— Да? — Шамаль не обратил внимания на это, ему вообще были неинтересны горожане, да и город в целом тоже.
— Сколько мы уже едем, вдоль дороги нет никого, а обычно тут движение очень плотное.
— Хм… и что?
— Это подозрительно. Да больше того, даже в домах, похоже, никого нет. Двери и окна закрыты, во дворах пусто. Люди ушли.
Шамаль поежился. Обычные города угнетали, а вот пустой город его испугал.
— Трубите, — приказал он. — Пусть встретят нас.
Писец выскользнул из-за ширмы и что-то зашептал.
— Почтеннейшие вазиры, — ан-Надм встал, — досточтимый Решем-Цедер! Прибыло войско из Степи. Брат нашего бывшего хана, могущественный Шамаль, примчал поддержать нас в войне.
— Конечно, — сказал Абу-Вафик. — Он-то может быть и поддержал бы, но брата своего. А брат у нас сидит в темнице.
— А мы не скажем ему об этом, — предложил Файдуддин.
— Не выйдет, — покачал головой шейх Мустахдам. — Он любит своего брата… пожалуй, это единственный человек, кто ему небезразличен в этом городе. Он не будет говорить ни с кем, кроме него.
— Будет, — заявил Решем-Цедер. — У нас есть сын хана. Шамаль будет говорить с ним. Мы объявим его правителем страны.
Послали за Бугдаем, благо покои детей хана располагались неподалеку. Тощий, нескладный младший сын Озмака II являл полную противоположность покойному старшему. Да еще и умом слаб. Он стоял перед вазирами, раскачиваясь, и ковырял в носу.
— Бугдай-джан, — сказал ан-Надм. — Хочешь править страной?
Тот оторвался от разглядывания козявок, поднял мутные глаза на великого вазира, и проговорил нараспев:
— Конечно хочу. Только я не могу. Страной правит отец.
— Отец… заболел. Поэтому править придется тебе.
Бугдай заулыбался, и выражение лица сделалось совсем идиотским.
— Править, хы, — он взмахнул рукой. — Спасибо, дядя Малик.
Невыносимо долго тянулось ожидание. После многодневной езды стояние на месте усыпляло, подавляло волю и лишало сил. Дождь лил, ручьи устремлялись прочь по сточным канавам. Мокли лошади, дремали люди. Вечерело.
