ВОЛЬТЕР[83]
Однажды, когда Задиг прогуливался по опушке рощицы, к нему подбежал евнух царицы, которого сопровождали еще несколько дворцовых служителей. Все они, видимо, находились в сильной тревоге и метались взад и вперед, словно искали потерянную ими драгоценную вещь.
— Молодой человек, — сказал ему первый евнух, — не видели ли вы кобеля царицы?
— То есть суку, а не кобеля, — скромно отвечал Задиг.
— Вы правы, — подтвердил первый евнух.
— Это маленькая болонка, — прибавил Задиг, — она недавно ощенилась, хромает на левую переднюю лапу, и у нее очень длинные уши.
— Значит, вы видели ее? — спросил запыхавшийся первый евнух.
— Нет, — отвечал Задиг, — я никогда не видел ее и даже не знал, что у царицы есть собака.
Как раз в это время, по обычному капризу судьбы, лучшая лошадь царских конюшен вырвалась из рук конюха на лугах Вавилона. Егермейстер и другие придворные гнались за ней с не меньшим волнением, чем первый евнух за собакой. Обратившись к Задигу, егермейстер спросил, не видел ли он царского коня.
— Это конь, — отвечал Задиг, — у которого превосходнейший галоп; он пяти футов ростом, копыта у него очень маленькие, хвост трех с половиной футов длины, бляхи на его удилах из золота в двадцать три карата, подковы из серебра в одиннадцать денье.
— Куда он поскакал? По какой дороге? — спросил егермейстер.
— Я его не видел, — отвечал Задиг, — и даже никогда не слыхал о нем.
Егермейстер и первый евнух, убежденные, что Задиг украл и лошадь царя, и собаку царицы, притащили его в собрание великого Дестерхама, где присудили к наказанию кнутом и пожизненной ссылке в Сибирь[84]. Едва этот приговор был вынесен, как нашлись и собака и лошадь. Судьи были поставлены перед печальной необходимостью пересмотреть приговор; но они присудили Задига к уплате четырехсот унций золота за то, что он сказал, будто не видел того, что на самом деле видел.
Задигу пришлось сперва уплатить штраф, а потом уже ему позволили оправдаться перед советом великого Дестерхама. И он сказал следующее:
— Звезды правосудия, бездны познания, зерцала истины, вы, имеющие тяжесть свинца, твердость железа, блеск алмаза и большое сходство с золотом! Так как мне дозволено говорить перед этим высочайшим собранием, я клянусь вам Оромаздом, что никогда не видел ни почтенной собаки царицы, ни священного коня царя царей. Вот что со мной случилось. Я прогуливался по опушке той рощицы, где встретил потом достопочтенного евнуха и прославленного егермейстера. Я увидел на песке следы животного и легко распознал, что их оставила маленькая собачка. По едва приметным длинным бороздкам на песке между следами лап я определил, что это сука, у которой соски свисают до земли, из чего следует, что она недавно ощенилась. Следы, бороздившие песок по бокам от передних лап, говорили о том, что у нее очень длинные уши, а так как я заметил, что след одной лапы везде менее глубок, чем следы остальных трех, то догадался, что собака нашей августейшей государыни немного хромает, если я смею так выразиться.
Что касается царя царей, то знайте, что, прогуливаясь по дорогам этой рощи, я заметил следы лошадиных подков, которые все были на равном расстоянии друг от друга. Вот, подумал я, лошадь, у которой превосходный галоп. Пыль с деревьев вдоль узкой дороги, шириною не более семи футов, была немного сбита справа и слева, в трех с половиной футах от середины дороги. У этой лошади, подумал я, хвост трех с половиною футов длиной: в своем движении направо и налево он смел эту пыль. Я увидел под деревьями, образующими свод в пять футов высоты, листья, только что опавшие с ветвей, из чего я заключил, что лошадь касалась их и, следовательно, была пяти футов ростом. Я исследовал камень кремневой породы, о который она потерлась удилами, и на этом основании определил, что бляхи на удилах были из золота в двадцать три карата достоинством. Наконец, по отпечаткам подков, оставленным на камнях другой породы, я пришел к заключению, что ее подковы из серебра достоинством в одиннадцать денье.
Все судьи восхитились глубиной и точностью суждений Задига, и слух о нем дошел до царя и царицы. В передних дворца, в опочивальне, в приемной только и говорили что о Задиге, и, хотя некоторые маги высказывали мнение, что он должен быть сожжен как колдун, царь приказал возвратить ему штраф в четыреста унций, к которому он был присужден”.
”Письмо господину Фрерону
Путешествие в далекую страну на некоторое время лишило меня, сударь, удовольствия читать ваш журнал. Теперь я вернулся домой и возобновил чтение. Только что я прочел подшивку за 1770 год. В рецензии на ”Бумаги человека со вкусом”{309}, составленные аббатом без вкуса, вы упоминаете остроумную басню господина де Вольтера ”Лев и марселец” и цитируете самые удачные места, в частности вот это:
С товаром в Африку приплыл купец марсельский.
Однажды, в местности прогуливаясь сельской,
Забрел случайно он под сень густых дерев, —
Вдруг прямо перед ним возник огромный лев…
<…> У бедного купца перехватило дух.
Недолго думая, он на колени бух! —
Не всякий ведь Геракл — и стал просить пощады.
Приятным голосом, без гнева и надсады,
Но паче прежнего купца ввергая в дрожь,
Царь леса отвечал: ”Смешной зверок! Ну что ж
(Лев, кстати, говорил отменно по-французски),
Ты хочешь, чтобы я остался без закуски, —
Так докажи, что впрямь закон на свете есть,
Где сказано, что львам нельзя марсельцев есть”.
В душе несчастного затеплилась надежда,
Он был весьма смышлен и не простой невежда…
Он толкует о том, что человек — царь природы, что Бог заключил со львом договор, которым
Смиренномудрие вам заповедал сторого:
Да не коснется лев вовек подобья Бога… —
на что лев отвечает:
”Кто видел договор между Творцом и мной?
Где был написан он? Когда и чьей рукой?
Я ж предъявить тебе сумею достоверный:
Вот этот ряд зубов (все — остроты безмерной)
И когти, чтоб тебя на части разодрать,
И глотка мощная, чтобы тебя пожрать…
Премудрость Божия не воздержанью учит,
Коль скоро нам нутро голодным зудом мучит.
Зубами мелкими ты сам терзать готов
Барашков слабеньких и глупых индюков,
Хоть созданы они и не тебе в угоду.
Желудок вялый твой, позорящий природу,
Цыпленка б не сварил, когда б — о стыд и срам! —
Ты денег не платил наемным поварам…”
”Сир, мы наделены бессмертною душою,
Из уваженья к ней не ужинайте мною!
Два сына и жена меня в Марселе ждут,
Лишь ради них, клянусь, я очутился тут.
Коль буду съеден я, несчастные сиротки
Должны носить суму… Молю вас: будьте кротки…”
”Но разве о семье печешься ты один?
Жену кормлю и я, и у меня есть сын.
Еще не по зубам ему ваш род лукавый;
Питать его — мой долг. Все жить имеют право.
Зачем покинул ты, невесть куда уплыв,
Блаженную страну лимонов и олив?
Оставил и жену, и город свой прекрасный…”
Сюжет и детали этой басни взяты из ”Басни о пчелах” Мандевиля{310}. Дабы вы в этом убедились, шлю вам копию этого аполога, переписанную из издания 1750 года, вышедшего в Лондоне у Джона Ноурса (Т. I. С. 258; примеч. 2).
”Во время одной из Пунических войн некий римский купец потерпел кораблекрушение у берегов Африки. Он сам и его раб с величайшим трудом выбрались на берег и, бродя в поисках помощи, встретились с огромным львом. Он оказался представителем той породы львов, что водилась во времена Эзопа, и не только изъяснялся на нескольких языках, но, судя по всему, неплохо разбирался в людских делах. Раб влез на дерево, а хозяин его, не полагая сию меру достаточной и будучи наслышан о великодушии львов, простерся ниц перед зверем, изъявляя все признаки страха и покорности. Лев, который в сию пору был сыт, велел купцу встать и на время отбросить страх, добавив, что не тронет его, если он сможет привести какие-либо разумные причины, по которым есть его не следует. Купец, завидев призрачную надежду на спасение, в мрачных тонах живописал кораблекрушение, жертвой коего стал, а затем, силясь пробудить жалость в сердце льва, стал молить его о пощаде со всем красноречием, на какое был способен; однако по всему было заметно, что лесть и уговоры производят на зверя весьма малое впечатление, и купец прибегнул к аргументам более солидным: он показал, что боги создали человека и даровали ему превосходство над всеми живыми существами вовсе не для того, чтобы он служил пищей диким зверям. Тут лев стал слушать купца более внимательно и время от времени даже удостаивал его ответом, так что в конце концов между ними состоялась следующая беседа:
