Тайпан
(Пер. А. Кудрявицкий)
Никто лучше него самого не знал, какая он важная персона. Первый человек в крупнейшем во всем Китае филиале могущественной английской фирмы — вот кто он такой. Пробился же наверх он лишь благодаря собственным способностям и сейчас с едва заметной улыбкой вспоминал, каким желторотым юнцом-клерком прибыл в Китай три десятка лет назад. В памяти его вставал маленький скромный родной дом из красного кирпича, один из длинного ряда точно таких же домов в городском предместье под названием Барнс, отчаянно пытавшемся соперничать с великосветскими кварталами, но наводившем на всех лишь уныние и тоску. Он сравнивал тот дом с нынешним своим роскошным каменным особняком с просторными верандами и огромными комнатами — в некоторых из них помещалась контора его фирмы, а в других его собственная резиденция. Подобное сравнение вызывало у него довольную усмешку.
Да, с тех пор много воды утекло. Он вспоминал, как, возвращаясь из колледжа (помнится, то был колледж святого Павла), сидел за чаем после плотного ужина рядом с отцом, матерью и двумя сестрами. К чаю полагался кусок ростбифа, а кроме этого — лишь хлеб с маслом, хотя и в изобилии; в чай же щедро наливалось молоко. Теперь-то он обедал по-другому. К обеду он всегда переодевался. Трапезовал ли он в одиночку или с гостями, за столом ему прислуживало трое лакеев. «Номер первый» из них досконально изучил его вкусы, так что ему никогда не приходилось вникать ни в какие мелочи по хозяйству. Он любил поесть поплотнее, и на обед ему всегда подавали острую закуску, суп, рыбу, овощи, жаркое, сладкий десерт, так что при желании он мог в любой день пригласить кого-нибудь на обед, даже в самый последний момент. Ему нравилось вкушать пищу, и он не видел причин, почему должен питаться хуже, если обедает один, а не с гостями.
Да, он действительно сделал хорошую карьеру. Потому он и не очень хотел возвращаться на родину. В Англии он не был десять лет, отпуска проводил обычно в Японии или в Ванкувере, где можно было не сомневаться, что встретишься со старыми друзьями, служившими на китайском побережье. Чем занимались его родственники, он не знал. Сестры его вышли замуж за людей своего круга, мужья и сыновья их были клерками. У него не было ничего общего с этими людьми, общаться с ними ему было бы скучно. Он поддерживал с ними родственные отношения, посылая им на Рождество отрез красивого шелка, какую-нибудь ажурную вышивку ручной работы или ящик чая. Скупцом назвать его было нельзя — пока жива была его мать, он постоянно ей помогал. По когда подошла пора подумать, не отправиться ли ему на заслуженный отдых, у него не возникло даже мысли вернуться в Англию. Слишком многие делали это — и их ждал печальный конец. Он же намеревался купить себе домик в Шанхае, поблизости от ипподрома. Бридж, гольф и его любимые пони помогут ему прожить остаток жизни не без удовольствия.
Однако уйти на покой он сможет еще не скоро. Лет через пять-шесть Хиггинс уедет на родину, и тогда он станет главой представительства фирмы в Шанхае. Пока же он был доволен своим положением — можно было копить деньги, что невозможно делать в Шанхае, и к тому же наслаждаться жизнью. У теперешнего его места жительства было и еще одно преимущество: здесь он был самым главным человеком в округе, тайпаном, чье слово — закон. Даже консулу приходилось заботиться о том, чтобы не портить с ним отношения. Как-то раз он не сошелся во мнениях с консулом, и именно тому пришлось пойти на попятный. Вспомнив об этом, он грозно выпятил нижнюю челюсть.
Но почти сразу же тайпан улыбнулся — у него ведь было отличнейшее настроение. Он возвращался домой после прекрасного ленча в Гонконгско-Шанхайском банке. Приняли его там превосходно. Еда была высшего класса, да и выпивки хватало. Начал он с пары бокалов коктейля, затем пил отменный сотерн, а напоследок — два стакана портера и хорошо выдержанный бренди; У него было отличное самочувствие. Выйдя на улицу, он решил сделать то, что делал крайне редко: вернуться домой пешком. Носильщики с его портшезом следовали за ним по пятам на случай, если ему заблагорассудится воспользоваться их услугами, однако тайпан наслаждался прогулкой. Вообще слишком редко задает он себе физическую нагрузку. Сейчас он уже слишком отяжелел, чтобы ездить верхом, но почему бы ему все-таки не держать пони? Принюхиваясь к густым ароматам конюшни, он вспоминал о весенних скачках. У него была пара молоденьких жеребцов, на которых он очень надеялся, а один клерк в его конторе оказался прекрасным жокеем (надо проследить, чтобы его не переманили в Шанхай — старик Хиггинс отвалил бы за него кучу денег!). Хорошо бы дать ему два-три раза выступить в состязаниях. Тайпан гордился тем, что его конюшня была лучшей в городе. Он выпятил грудь, как породистый голубь. Какой чудный день! И как здорово жить на белом свете!
У английского кладбища он остановился. Оно содержалось в чистоте и порядке, являя собой верный знак того, что здешнее общество благоденствует. На кладбище тайпана всегда охватывала гордость. Хорошо быть англичанином! Участок, где находилось кладбище, когда-то был приобретен за гроши; теперь же, когда благосостояние города увеличилось, он сильно возрос в цене. Кто-то предложил перенести захоронения в другое место, а участок продать под застройку, но общественное мнение высказалось против этого. Тайпану приятно было думать, что мертвецы английского происхождения покоятся на самом дорогом участке острова. Это служило доказательством того, что есть на свете вещи, которые важнее денег. Сегодня деньги есть, завтра их нет. Когда доходишь до сути вещей (то было любимое выражение тайпана), начинаешь понимать, что деньги — это еще не все.
Он решил идти к своему дому напрямик, через кладбище. По дороге он разглядывал могилы. Они содержались в образцовом порядке, дорожки между ними были прополоты. Все было очень благопристойно. Проходя мимо надгробий, тайпан читал надписи на них. Вот три могилы рядом — капитан барка «Мэри Бакстер» и два его помощника; все трое погибли во время тайфуна 1908 года. Эта трагедия помнилась ему хорошо. Далее — три миссионера с женами и детьми, убитые во время боксерского восстания. Постыдное это было дело! Не то чтобы ему очень уж жаль было миссионеров, но, черт побери, нельзя же было допустить, чтобы эти проклятые китайцы с ними расправились!
Затем тайпан подошел к кресту, выбитое на котором имя он хорошо знал. Славный был парень этот Эдуард Маллок, но спился, бедолага, и умер в двадцать пять лет. Тайпан знал, что подобная судьба постигла многих. Здесь же рядом он заметил еще несколько крестов; на них стояли фамилии людей и даты их жизни. То были мужчины в возрасте двадцати пяти — двадцати семи лет. С ними произошла та же самая история: они приезжали в Китай и здесь огребали такие деньги, каких раньше и в глаза не видели; ребята они были компанейские и никогда не отказывались выпить с каждым, кто им это предлагал. Им не хватало характера, чтобы отказаться. И вот все они здесь, на погосте. Чтобы безнаказанно пить на китайском побережье, надо иметь крепкое здоровье и голову на плечах. Все это было очень грустно, однако тайпан усмехнулся при мысли о том, скольких из этих молодых людей он перепил и отправил в царствие небесное. Кончина одного из них оказалась ему на руку — то был юноша, работавший в одной с ним фирме, на несколько лет старше его и не менее умный, чем он. Если бы он не умер, то неизвестно, кто был бы сейчас тайпаном. Воистину, неисповедимы пути Господни!
Ага, здесь же и маленькая миссис Тёрнер, Вайолет Тёрнер. Хорошенькая была малышка, он крутил с ней роман. Помнится, его просто подкосила ее кончина. Он прочел на могильном камне год ее рождения. Да, сейчас она была бы уже не первой молодости.
Когда он думал обо всех этих переселившихся в мир иной людях, его охватывало чувство удовлетворения. Он превзошел их всех. Они мертвы, а он — жив! Ей-Богу, он их просто обставил! Тайпан охватил взглядом все эти могилы, и на устах его появилась озорная улыбка. Он чуть ли не потер руки.
— Никто никогда не считал меня дураком, — чуть слышно пробормотал он.
Ко всем этим мертвецам он чувствовал снисходительное презрение.
Тайпан шел по дорожке все дальше и вдруг набрел на двух кули, рывших могилу. Он был поражен — никто из англичан вроде бы не умирал.
— Какому еще черту вы могилу роете? — громко спросил он.
Кули даже не взглянули на него; они продолжали копать, стоя в глубокой яме и выбрасывая наверх тяжелые комья. Тайпан уже много лет прожил в Китае, но языка так и не знал. В свое время необязательно было учить этот проклятый язык. Тайпан снова спросил кули по-английски, кому они рыли могилу. Они ничего не поняли и что-то ответили ему на своем языке, после чего он обозвал их невеждами и дураками. Тайпан знал, что у миссис Брум был тяжело болен ребенок. Может, это он умер? Но тайпан обязательно узнал бы об этом; кроме того, могила явно была предназначена не ребенку, а взрослому, причем, очевидно, крупному мужчине. Тайпану стало жутко. Он пожалел, что пошел через кладбище. Поспешив выйти на улицу, он подозвал носильщиков со своим портшезом. Его хорошее настроение вмиг улетучилось, лицо омрачилось. Вернувшись в свою контору, он кликнул лакея «номер два»:
