Ей обрадовались. Но Сесиль куда-то уходила с Пьером и сразу же побежала одеваться. Он будет ждать ее ровно без десяти восемь у дома. Как Даниель когда-то… Кровать Мартины стояла на том же месте. И пустой туалетный стол тоже. Маленькие кресла. Мечты.
– Я ушла из «Института», – сказала она небрежно, наблюдая за Сесилью, которая сновала по комнате в одних штанишках и лифчике; розовые кончики ее маленьких грудей выступали за край двух получашечек. Сесиль замерла, не успев натянуть платье, упавшее на пол. – Что с тобой случилось? Господи!
– О, я нашла работу получше… – выдавила из себя Мартина. Она лгала, не отдавая себе в этом отчета. Значит, не может признаться – так ей стыдно? Да нет, просто она хотела поскорее покончить со всеми этими разговорами, гораздо легче было сказать – «нашла работу получше…»
Но Сесиль все еще стояла внутри своего платья, кольцом ее окружавшего.
– Какую? Тебе ведь там было так хорошо! Такое шикарное учреждение! А Дениза? А все твои клиентки?
– Одевайся! Опоздаешь… Мне предложили кое-что поинтереснее. Я тебе завтра расскажу поподробнее…
– Вот так история!
Сесиль натягивала на себя платье, декольтированное с широкой светлой юбкой.
– Ты уже сказала маме? У меня на завтра назначено в «Институте красоты» свидание с мсье Марселем – хочу, чтобы он сделал мне перманент…
– Не стоит… – сказала Мартина, – понимаешь, они не очень довольны тем, что я ухожу, так что лучше…
– Но где ты теперь будешь работать? Сесиль надевала вечернее манто.
– Я еще не видела… Красиво!
– Пьер повел меня к одному своему клиенту… В большой «Дом моделей», который недавно открылся… очень шикарный! Господи, я забыла надеть жемчуг! Ты меня так поразила…
Мартина осталась обедать с мадам Донзер и мсье Жоржем. Говорили только о свадьбе Сесили, мама Донзер ни о чем другом не могла думать. Мартина дала им возможность поговорить вволю, так они и скоротали вечер. О своих неприятностях она даже не упомянула.
Она и Даниелю ничего не скажет. Сначала надо устроиться, найти другое место… Или, может быть, ограничиться одной частной клиентурой… Обо всем этом Мартина думала и на пути к себе, и придя домой, и во время обычных омовений, и в постели, лежа на простынях из льняного полотна, за которые еще не все взносы выплачены… Она уже успокоилась настолько, что могла смотреть картинки в журнале, прочитать очередные «Советы вашего друга Колетт», с перечислением адресов, где можно купить тостер, фаянсовую пепельницу, плетеную ширму, обои с рисунком в виде плюща, канделябры со стеклянными колпачками, чтобы удобно было на даче ужинать в саду… Что делает Даниель в эту минуту? Спит ли он в их комнате на ферме? А ведь очень может быть, что он находится в Париже, остановился в отеле или у своего Друга Жана… Он не хочет ее больше видеть. Да нет, Даниель вернется, это же происходит с ним не впервые… И всякий раз, возвращаясь домой, Мартина испытывала безрассудную надежду – вдруг он там, наверху, ждет ее? Но сейчас даже лучше, что его нет, не придется ничего выдумывать сразу, без подготовки… Да, так лучше. Мартина заснула.
Надежда на то, что Даниель, быть может, ждет ее наверху, была не так безрассудна, как полагала Мартина, потому что он ее действительно ждал. Даниель не мог не вернуться, в нем не утихало какое-то странное беспокойство за Мартину. И, пока Мартина сидела в кафе на Елисейских полях, Даниель ждал у нее дома. В конце концов он задремал на маленьком диванчике в столовой, ведь он вечно недосыпал. Звонок у входной двери заставил его вскочить. Он пошел открыть: появилась Жинетта, та самая, с серо-голубыми глазами, которая была у них на свадьбе и работала вместе с Мартиной в «Институте красоты».
– Мартины нет? – спросила она, следуя за ним в столовую.
– Нет, я ее жду…
Жинетта в наглухо застегнутом теплом пальто, в темной фетровой шляпе, оттенявшей ее светлые волосы, нежно-розовые щеки, устало-синие глаза, нерешительно, бочком присела на диван.
– Вы ее не видели после работы? Странно, она ушла из «Института» около пяти часов…
– Ах, так… – Даниель не находил в этом ничего странного, Мартина могла пойти в тысячу различных мест. – Но почему она сегодня рано кончила работу?…
– Почему?… У нее был неприятный разговор с мадам Денизой. Мадам Дениза обнаружила кое-что, чего никто из нас не подозревал…
– Что же именно? – Даниель насторожился.
– У Мартины была частная клиентура.
– Ну и что?
– А то, что ее клиентки были раньше клиентками фирмы!
– Ну и что?
– Но, послушайте, мсье Донель, она сманивала их у нашей фирмы! Так не поступают! Мадам Дениза ее уволила. Обратите внимание, я пришла сюда исключительно для того, чтобы сказать Мартине: мне на все эти разговоры о корректности ровным счетом наплевать… Уж если я с кем-нибудь дружу… Дениза – просто-напросто свинья, она всегда на стороне хозяина…
Даниель набивал трубку. Очередная неприятность! Вечно с ней происходят какие-то истории…
– Но остальные считают, что Дениза права, – продолжала Жинетта, – они уверяют, что так поступать не полагается. Я вижу, вы огорчены, мсье Донель… Не расстраивайтесь, я как раз пришла сказать Мартине, что у меня есть подруга, которая работает в очень хорошей парикмахерской, она ее устроит. Не расстраивайтесь, мсье Донель…
Она положила руку без перчатки, мягкую, очень нежную, с розовыми перламутровыми ногтями, на руку Даниелю. И сама она, как и ее рука, тоже была нежная и мягкая, изящная и ароматная, похожая в своем пушистом пальто на розу, которая сильнее всего благоухает в тепле… Даниель взял Жинетту за руку и наклонился над ней, чтобы поцеловать ее в губы, красиво накрашенные, мягкие, нежные. Она не сопротивлялась.
– Пойдем? – сказал Даниель.
Она встала, ничего не сказав. Они молча спустились по лестнице, оба ясно ощущали, что они еще у Мартины. На улице Даниель предложил:
– Едем к вам? Где вы живете?
Даниель усадил Жинетту в машину. Мартина ему осточертела. Он был сыт Мартиной по горло. Она олицетворяла собой все, что ему было ненавистно вульгарная, пошлая, с пошлым образом жизни, с пошлыми мыслями, мещанка, исподтишка занимающаяся мелким мошенничеством… Все в ней было мелочно, пропитано дурным вкусом. Он резко тормозил и газовал, обращаясь с машиной так, как расправился бы с Мартиной, попадись она ему под руку. Жинетта жила в районе Терн, в обыкновенном доме, где на лестнице пахло луковым супом. Сквозь дверь проникали на площадку голоса, детский плач, звуки радио… Жинетта открыла одну из дверей.
– Не зажигай света… – попросил Даниель. Она осторожно повела его за собой, и они нашли постель в полней темноте.
У Мартины было достаточно времени, чтобы оправиться после удара, нанесенного ей увольнением с работы. Даниель не появлялся, никогда еще он так долго не отсутствовал. И ни слова, ни звука. Мартина решилась и позвонила на ферму, даже не один раз. Ей отвечали, что Даниеля нет, и это было похоже на сговор. С помощью Жинетты она очень быстро нашла себе работу в одной парикмахерской, платили ей там даже больше, чем в «Институте». Это было, однако, совсем не то, хотя заведение и дорогое, для богатых женщин, но «высший свет», который задает тон, здесь не бывал. Мартина, преисполненная своеобразного снобизма, воспринимала это как свое падение. Точно так же унижала ее в собственных глазах растущая напористая дружба Жинетты, которая никак не могла заменить ей дружбу мадам Денизы. Мадам Дениза была для Мартины представительницей «высшего света», а Жинетта неплохая бабенка, но кроме вечных жалоб на то, как трудно одинокой женщине воспитывать сына, и рассказов о случайных связях, обычно кончавшихся рассуждениями о непостоянстве мужчин, она была ни на что не способна. Теперь Мартина совсем не в настроении болтать с Жинеттой во время завтрака или бродить с нею для развлечения по магазинам, как они это делали тогда, когда Мартина еще работала в «Институте красоты». В поведении мадам Денизы был стиль, она не спала с кем попало, она выбирала, и притом всегда только людей хорошего тона-промышленников, кинопродюссеров… И у нее случались иногда мимолетные связи, но все-таки это были связи, а не встречи на одну ночь. К тому же она не особенно распространялась на эту тему, а только намекала – взглядом, улыбкой… А теперь, когда ей перевалило за сорок, она сумела так разумно выйти замуж за этого бывшего гонщика. Ей не нужен кредит! Одно только ее жалованье в «Институте красоты»…
Мартина горько сожалела об утерянном. Дениза ее выгнала, как зачумленную! И эта женщина была свидетельницей у нее на свадьбе! До чего же бессердечна эта деловая особа – не задумываясь, выгнала Мартину, которую сама так хвалила; «свою маленькую любимицу» – как она ее называла – такую красивую, такую красивую… «ее можно причесать как угодно, надеть на нее что угодно – все ей к лицу, этой Мартине!» Вот в каких похвалах она рассыпалась, и ее работа, и ее уменье себя держать – все тогда нравилось… Мадам Дениза обращала большое внимание на манеры своих служащих. И, ни на что не посмотрев, она все же безжалостно ее выгнала. Склонив голову над опухшими пальцами дамы, которая уже не может снять кольца, свободно надетые в молодости, Мартина предавалась горьким мыслям. После закрытия парикмахерской она ходила к клиенткам на дом. Нет худа без добра – теперь она может открыто обслуживать свою клиентуру, теперешние хозяева не имели к этому ровно никакого отношения. Мартина истязала себя работой, чтобы убить время. Она редко бывала у Орлеанских ворот, где полным ходом шли приготовления к свадьбе Сесили.
