Три часа между рейсами - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

— Вовремя он смылся! — взорвалась от возмущения мисс Кэгл, открыв конверт. — Десять баксов — жалкие десять баксов! — «от руководства» — и это после восемнадцати лет!

Пэт понял: этот момент нельзя упустить… И, усевшись на край секретарского стола, он вкратце изложил Хелен свой план.

— Каждый из нас получит теплое местечко по своему выбору, — сказал он. — К примеру, ты возглавишь сценарный отдел, а я стану помощником продюсера. Денег много, хлопот мало — живи в свое удовольствие! И никаких тебе дурацких сценариев, никакого стука по клавишам с утра до ночи. Мы даже… мы даже… если все пойдет как надо, мы даже сможем пожениться.

Она долго тянула с ответом. А когда вставила чистый лист в каретку пишущей машинки, Пэт решил, что вся затея пошла прахом.

— Я помню это письмо наизусть, — сказала она. — Он напечатал его — собственноручно — третьего февраля двадцать первого года. Потом заклеил конверт и дал мне его для отправки. Но поскольку в те дни он завел шашни с одной блондиночкой, мне захотелось узнать, почему он так секретничает с этим письмом…

Говоря это, она одновременно продолжала печатать и при последних словах протянула Пэту листок с текстом следующего содержания:

Пэт ошеломленно перечитал текст.

— Ну, что скажете? — спросила Хелен. — Первого февраля двадцать первого года кто-то прикончил Уильяма Десмонда Тейлора, режиссера. И убийца до сих пор не найден.

В течение восемнадцати лет Хелен хранила оригинал письма вместе с конвертом. А Бронсону она тогда отправила копию, подделав на ней подпись Гарри Гуддорфа.

— Детка, можешь считать, что наши дела устроены! — объявил Пэт. — А я-то всегда думал, что Тейлора шлепнула какая-нибудь девица.

Необычайно воодушевившись по сему поводу, он извлек из ящика стола полпинты виски, а чуть позже, когда прошла первая эйфория, спросил:

— Полагаю, письмо надежно спрятано?

— Надежнее некуда. Гарри ни за что его не найдет.

— Детка, теперь он у нас в руках!

Горы денег, лимузины, доступные красотки, вечеринки у бассейнов — все это ярким калейдоскопом замелькало перед глазами Пэта.

Он сложил бумагу, спрятал ее в карман, сделал еще один добрый глоток виски и потянулся за шляпой.

— Вы хотите встретиться с ним прямо сейчас? — спросила Хелен, несколько встревожившись. — Подождите хотя бы, пока я выйду со студии. Не хотелось бы сгинуть вслед за Тейлором.

— Успокойся и положись на меня. Встретимся через час в «Мунчери» на углу Пятой и Ла-Брея.

Идя по коридорам к кабинету Гуддорфа, он твердо решил не оглашать никаких имен и фактов в стенах студии. Когда-то, в свою недолгую бытность начальником сценарного отдела, Пэт выдвинул идею установки в офисах потайных диктофонов, дабы руководство имело возможность по нескольку раз в день проверять сотрудников на предмет лояльности.

Руководство эту идею высмеяло. Однако позднее, когда его вновь низвели до положения рядового сценариста, Пэт порой задумывался: а что, если этот план все же был втихую реализован? И не исключено, что причиной ссылки в убогую конуру, где он прозябал последние десять лет, стало какое-то его неосторожное высказывание, зафиксированное подслушивающим устройством. С мыслями о таких устройствах, незаметно включаемых нажатием кнопки под столом, Пэт и вошел в кабинет Гарри Гуддорфа.

— Гарри, — начал он, тщательно подбирая слова, — ты помнишь ночь на первое февраля двадцать первого года?

Заметно удивленный вопросом, Гуддорф откинулся на спинку вращающегося кресла:

— Ты о чем?

— Постарайся вспомнить. Это очень для тебя важно.

И Пэт уставился на былого приятеля с видом гробовщика, снимающего мерку на глазок.

— Первое февраля двадцать первого года, — задумчиво повторил Гуддорф. — Нет. Как я могу это помнить? Или ты думаешь, что я веду дневник? Я сейчас даже не могу сказать, в каком городе я тогда находился.

— Ты находился здесь, в Голливуде.

— Вполне возможно. Если тебе что-то об этом известно, просвети меня.

— Нет, ты должен вспомнить сам.

— Ладно, попробую. Я приехал на западное побережье в шестнадцатом году. До двадцатого работал на «Байограф». [87] Кажется, я в то время снимал какие-то комедии? Да, точно. Как раз тогда я делал картину «Кастет», съемки шли на натуре.

— Ты не все время проводил на натуре. Первого февраля ты был в городе.

— Да что все это значит, черт возьми? — Гуддорф начал выходить из себя. — Допрос с пристрастием?

— Нет. Однако у меня есть точные сведения о том, чем именно ты занимался в то самое время.

Лицо Гуддорфа побагровело — казалось, еще немного — и Пэт с треском вылетит вон, — но вдруг хозяин кабинета натужно вздохнул, облизал губы и замер, уткнувшись взглядом в поверхность стола.

— Вот оно что… — промолвил он через минуту. — Но это дело тебя совершенно не касается.

— Оно касается любого порядочного человека.

— И с каких это пор ты стал порядочным человеком?

— Всю жизнь им был, — заявил Пэт. — А если даже и нет, то, по крайней мере, я никогда не совершал ничего подобного.

— Кто бы мог подумать! — сказал Гарри презрительно. — Пэт Хобби обзавелся нимбом над макушкой! В любом случае, где улики? Не думаю, что у тебя имеется какое-то письменное свидетельство. Все это давно поросло быльем.

— Но не для порядочных людей, которые такое не забывают, — сказал Пэт. — Что же до письменного свидетельства — оно у меня есть.

— Очень сомневаюсь. А если и так, это будет нетрудно опровергнуть в суде. Думаю, ты просто блефуешь.

— Я видел эту улику, — отчеканил Пэт, чья уверенность возрастала с каждой секундой. — И ее достаточно, чтобы отправить тебя на виселицу.

— Клянусь Богом, если ты придашь это дело огласке, я выживу тебя из города!

— Ты — выживешь меня?!

— Я не хочу огласки.

— Тогда советую прямо сейчас пойти со мной. И на студии больше ни с кем не разговаривай.

— Куда ты хочешь пойти?

— Я знаю один бар, где мы сможем побеседовать без лишних ушей.

Бар «Мунчери» был пуст, не считая бармена и Хелен Кэгл, которая сидела за столиком как на иголках. Едва Гуддорф увидел Хелен, лицо его исказилось в мучительной гримасе.

— Это черт знает что, а не Рождество! — сказал он. — Я уже час как должен быть дома с семьей. Выкладывай, что у тебя есть, Пэт. Ты вроде говорил о чем-то написанном моей рукой.

Пэт вынул из кармана листок, развернул его и