толедском эскудеро, дабы воспользоваться его мудрыми речами, когда он жаловался, что никак не может найти знатного сеньора, который взял бы его на службу, и что ежели бы нашел такого, то уж знал бы, как извлечь из своей службы выгоду [154]. И я его советами воспользовался; так что были они для меня весьма пользительны, особенно его совет не говорить королю ничего такого, что его бы расстроило, а только то, что могло бы вызвать его к тебе расположение, так как он благоволит только к тому, кто, пускай сам по себе ничего не стоит, умеет ему угодить; и, напротив, с теми, к кому он не расположен, он обращается дурно и везде их поносит, хотя они того и не заслуживают, и не останавливает их, когда они делают, чего им хочется, хотя делать этого не стоило бы. Вспомнил я и уже упоминавшегося Каллисфена, которого его господин Александр за то, что тот говорил ему правду, велел предать ужасной смерти, каковой тот совсем не заслуживал ввиду справедливости его доводов; а коли жить охота, то будь что будет, и я, сколь мог, держался этого воззрения, из-за чего у меня была не жизнь, а малина, и мой дом ломился от добра; но я, хоть и был рыбой, сохранил человеческую сущность и разум, а также проклятое свойство — жажду наживы, царящую среди людей, так как все прочие твари, получая от природы всё им надобное, не хотят ничего большего и ни к чему большему не стремятся [155]. Петух, если у него вдосталь пшеничных зерен, почтет за ничто весь жемчуг Востока; вол, насытившийся травой, не нуждается в золоте Индий, и так все животные: и лишь зверский аппетит человека никогда не насыщается и всего ему мало, особенно если он одержим жадностью. Я говорю это к тому, что, невзирая на все мои богатства и достаток, ибо во всех морях не было короля богаче меня, я был пожираем жаждой наживы — любой ценой! Посему я послал одну армаду в Леонский залив [156] и в залив Йерес [157], а другую — на фламандские банки [158], где погибло немало кораблей со всеми, кто был на их борту, а также туда, где происходили крупные морские сражения, откуда мне доставили огромное количество золота — по моим прикидкам, более пятнадцати тысяч дублонов [159].
Король очень смеялся, видя, как я суечусь и кружусь над этими дублонами, недоумевая, для чего мне этот мусор: ведь его нельзя съесть, да и на себя не наденешь. Я же говорил про себя: «Зачем задавать вопросы, если всё равно понять не сможешь?» А вслух отвечал, что они мне нужны как счетные кружочки [160], чем он и удовольствовался. Позднее же, когда я вернулся на сушу, как далее будет рассказано, — глаза бы мои этого не видели! — обнаружилось, что все денежки, которые я собрал в морях, на земле давно не в ходу. А если где-то ими еще и пользовались, то в другом, не менее глубоком и потаенном месте! [161]
Но, живя в море, я страстно желал найти при возможности какой-нибудь корабль, который я нагрузил бы своей добычей, чтобы тот — пускай за половину ее стоимости — доставил бы груз в Толедо, к моей Эльвире, чтобы наша дочь с таким приданым вышла замуж за того, кто наверняка остался бы им доволен и не попрекал ее тем, что она — дочь глашатая; и вот, движимый этим желанием, я два или три раза всплывал на пути кораблей, шедших с Востока, криками над водой призывая их остановиться, думая при этом, что они меня поймут и заметят, и, хотя они так и не стали «верными гонцами», которые доставили бы мои сокровища или их половину в Толедо, где они пригодились бы людям, меня согревала любовь, каковую я продолжал питать к роду человеческому. Однако, когда я их звал, они или меня не замечали, или метали в меня гарпуны и дротики, чтобы меня убить, так что мне приходилось убираться восвояси в свое морское обиталище. Иногда же я хотел, чтобы Толедо стал морским портом, дабы я мог усыпать его своими богатствами, от коих хотя бы малая толика досталась бы жене и дочке. И вот в таких желаниях и мечтах проходила моя жизнь.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,
В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ТОМ, КАК ЛАСАРО ОТПРАВИЛСЯ В ЛЕС НА ОХОТУ, ОТСТАЛ ОТ СВОИХ И ВСТРЕТИЛ ПРАВДУ [162]
Когда я отбился от товарищей, я встретил Правду, которая мне сказала, что она — дочь Божия и спустилась с неба на землю, чтобы жить на ней и быть полезной людям, но что все ее попытки обжиться среди людей закончились ничем, ибо побывала она и у сильных мира сего, и у малых, и для нее не нашлось места в домах знати, и многие другие ее прогоняли, так что, видя такую к себе неприязнь, она удалилась на скалу посреди моря.
Она мне поведала о многих чудесах, происходивших с самыми разными людьми, но ежели бы я стал обо всех них Вашей Милости писать, это растянулось бы надолго и увело меня в сторону от рассказа об испытанном мною. Но ежели будет на то воля Вашей Милости, я пошлю Вам реляцию обо всём, что с ней случилось. Я же, вернувшись к своему королю, рассказал ему всё, что с Правдой произошло.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
ПОВЕСТВУЮЩАЯ О ТОМ, КАК ЛАСАРО, ПРОСТИВШИСЬ С ПРАВДОЙ И ОТПРАВИВШИСЬ С ДАМАМИ-ТУНЦАМИ ТУДА, ГДЕ ОНИ МЕЧУТ ИКРУ, ПОПАЛ В СЕТИ И ВНОВЬ СТАЛ ЧЕЛОВЕКОМ
Утешившись этими словами и вернувшись ко двору, я прожил в море в свое удовольствие еще какое-то время. И тут пришло время женам тунцов метать икру, и король приказал мне сопровождать их на нерест, так как с ними всегда должен был быть кто-то, кто бы их охранял и защищал. На ту же пору генерал Лиций, который, будь он здоров, отправился бы с ними в дорогу, заболел. А с тех пор, как я поселился в море, дамы-тунцы нерестились уже два, а то и три раза, откладывая икру каждый год. Я взял с собой две тысячи вооруженных тунцов, а сопровождали мы более пятисот тысяч беременных дам.
Простившись с королем, мы отправились в
