— Но объясни, в чем суть обиды?
— Это не так просто, боюсь, вам не понять. То, что для магнолии жизненно важно, вам может показаться пустяком.
— Извини за настойчивость, но не расскажешь ли без всяких околичностей?
— Прошлой осенью во время садовых работ, как я слышала, вы запретили садовнику подстригать деревья в заднем саду, велев оставить их в естественном виде. Это правда?
— Да, я распорядился ничего не делать в заднем саду — из экономии.
— Узнав об этом, магнолия, бывшая тогда нашей старшиной, возрадовалась. Думаю, вам не трудно понять, что для деревьев нет большего счастья, как расти естественно, согласно своей природе. Поэтому у нас появилась надежда, что и с деревьями в переднем саду отныне будут обращаться иначе…
Сказав это, слива немного задумалась, но потом вновь продолжила свой длинный рассказ. Она напомнила о том, что, когда я, отстроив этот дом на пепелище, занялся садом и позаботился, чтобы в нем высадили магнолию и сливу, всем этим, по счастью, занимались садовники, отец и сын, которые знали толк в садовом искусстве, хорошо понимая душу природы и деревьев.
Когда по прошествии двух лет отец внезапно скончался, сын принял на себя его обязанности и, что бы ни случилось, будь то ураган или ливень, тотчас спешил в сад, чтобы всячески позаботиться о деревьях. Благодаря ему одряхлевшая слива, хоть и стала трухлявой от корня до ствола, не падала, напротив, точно возродившись, пустила множество новых боковых ветвей, распускавшихся цветами. Во всей Японии было не сыскать таких замечательных садовников, но, увы, вскоре безвременно скончался и сын… С той поры сменилось немало садовников, но все как один оказались дилетантами, деревья хирели. И вот наконец появился нынешний молодой садовник. Он только недавно окончил специальный садоводческий колледж, и потому деревья, хоть и не без некоторых опасений, все же питали надежду, что теперь-то для них настанет новая эра.
Однако молодой садовник со своим подручным за весь год появился в саду лишь дважды — в сентябре и в середине зимы. В сентябре он за пять дней обработал деревья, а зимой за два дня внес удобрения… Деревья пришли в ужас от его методов, совершенно не похожих на то, как с ними обращались прежде. Этот молодой господин для ухода за деревьями вместо садовых ножниц пользовался электропилой. Вечнозеленые деревья точно побывали в парикмахерской. Не успели они опомниться, как их оболванили, подкорнав ветви с листьями. Только магнолия и старый дуб в восточной части сада избежали общей участи, и то потому, что из-за их высоты трудно было достать электропилой верхние ветки. Все другие вечнозеленые деревья, как только на них набрасывались с электропилой, не могли сдержать горестных слез. В результате с приходом нового садовника все эти деревья через пару лет утратили свой прежний вид, приняв шарообразную форму. Может быть, для человеческого взора это и красиво, но для сада — прискорбно и противоестественно. А вот о деревьях, сбрасывающих зимой листья, таких как сливы, садовник не слишком заботился, предоставив их своему подручному, человеку старой школы, благодаря чему они избежали электропилы и сберегли свой прежний вид.
Что касается зимних удобрений, то в прежние времена никто этим не занимался, когда же появились садовники, они для деревьев, нуждающихся в подпитке, готовили компост из прелых листьев и сорняков в специальной яме на заднем дворе. Но теперешний господин совершенно пренебрегает компостом и без разбора щедро наваливает деревьям всякую гадость, называемую химическими удобрениями. Завершив садовые работы, он посыпает землю сильнодействующими химикалиями, уничтожающими сорную траву, разбрасывает яд, убивающий насекомых. Будучи старшиной сада, магнолия всякий раз тревожилась, считая это противоестественным, и делилась своими опасениями с другими деревьями. Но они успокаивали магнолию, говоря, что садовник — знаток своего дела, беспокоиться не о чем.
Прошлой осенью, узнав о моем распоряжении не трогать деревья на заднем дворе и дать им расти естественным образом, магнолия возрадовалась. Она решила, что я осознал благость природы и отныне, избегая искусственных методов, позволю деревьям в переднем саду развиваться естественно. Все другие деревья также были рады, но методы садовника отнюдь не претерпели изменений. Едва деревья вздохнули с облегчением, решив, что его работа закончилась, как на следующий день он вновь явился со своим подручным, приставил к магнолии длинную лестницу и, не имея возможности пользоваться электропилой, безжалостно срезал ножницами и ручной пилой ее ветки и один за другим ее великолепные листья, точно обрил наголо. На следующий день та же участь постигла старый дуб.
— Какое уж тут возвращение к природе! Не зря магнолия затаила обиду! — воскликнула слива и спросила меня напрямую: — Признайтесь, было ли это сделано по вашему распоряжению?
— Да нет… Я привык во всем полагаться на специалистов, вот и в уходе за садом я во всем доверился специалисту-садовнику…
— Значит, вы здесь ни при чем.
— В то время я с головой ушел в работу над третьим томом трилогии и даже ни разу не вышел в сад, когда там был садовник. Жаль, что так получилось с магнолией.
— Вы меня успокоили. Что ж, возвращайтесь в свой кабинет и приходите в сад вечером. Я за это время поговорю с магнолией и постараюсь ее утешить. Надеюсь, и вам тогда, как в прежние годы, удастся найти с ней взаимопонимание. Иначе нам всем неспокойно.
— Хорошо, будьте так любезны, — сказал я и вернулся в свой кабинет.
Из окна его виднелась магнолия — облысевшее дерево выглядело печальным и несчастным. Я был полон раскаяния, понимая, что виной его несчастья моя подлая натура бедняка.
Прошлой осенью садовник явился через два дня после того, как моя младшая дочь отправилась в Судан. Ее мужа перевели в Судан по службе, и перед отъездом они, вместе со своей единственной дочерью, моей внучкой, почти месяц прожили в моем доме. Пока я проводил лето на даче в Каруидзаве со своей третьей дочерью, супруги, живя у меня, перестроили ванную и озаботились ремонтом дома, но, разумеется, платить за все пришлось мне, а для старика со скудными доходами это довольно тяжелое бремя. Накануне прихода садовника я получил от властей района Накано благотворительную пенсию. Деньги хоть и небольшие, но я был рад, поскольку никак на них не рассчитывал.
Однако на следующее утро, когда я увидел садовника, при мысли, что почти половину этой суммы придется отдать ему, во мне взыграла моя врожденная скупость. Разве позволительно мне, старику, получающему от государства пенсию, тратиться на благоустройство сада? Вот почему, в целях экономии, я попросил садовника не трогать деревья в заднем саду, оставив их расти так, как им дано от природы. Надо было прямо сказать ему: я на мели и вынужден экономить на излишествах, но, по своей склонности пускать пыль в глаза, я этого не сделал.
По словам садовника, в Токио остается все меньше домов с садом, поэтому, дорожа клиентурой, он составил годовой план, назначив для каждого дома свой срок, и следует ему неукоснительно, чтобы никого не беспокоить понапрасну. В моем саду он наметил работать в течение пяти дней начиная с десятого сентября. Коль скоро я велел ему не трогать деревья в заднем саду, на все про все ему понадобилось от силы три с половиной дня, после чего он не знал, чем заняться. В результате, чтобы не сидеть полтора дня сложа руки, он обкорнал магнолию и старый дуб.
Словом, моя скупость, моя отвратительная склонность к показухе привели к тому, что величественные деревья превратились в жалких лысых уродцев. Известно, что магнолия особенно гордится своей красотой. Недаром в знаменитом американском романе «Унесенные ветром» с ней сравнивают главную героиню Скарлетт О’Хару. И действительно, крупные белые цветы магнолии, издающие тонкий аромат, славятся благородством и изяществом. Но и само дерево с большими глянцевыми листьями выглядит величественно, поэтому его так любят в Америке и высаживают в парках. Посадив магнолию в переднем саду, я втайне ощущал самодовольство и, выделяя ее среди прочих деревьев, обращался с ней как со старшиной сада. Так что не зря гневалась магнолия, когда ее унизили, обрив наголо наподобие жалкого кустика. Глядя на нее из окна кабинета, я испытывал угрызения совести.
Вечером я вышел в сад. Только спустился с крыльца, как меня весело окликнула старая слива:
— Сэнсэй, не беспокойтесь. У магнолии улучшилось настроение.
— Я рад. Спасибо.
— Если позволите, я бы хотела вам еще кое о чем рассказать, — добавила слива многозначительно.
Я невольно остановился.
Магнолии не понравилось то, что садовник подстриг все вечнозеленые деревья под одну гребенку, придав им шарообразную форму. Слива упомянула об этом еще утром, сейчас же она остановилась на этом подробнее. До войны слива росла на заднем дворе графской усадьбы, расположенной в километре отсюда, на холме Касюэн, и все вечнозеленые деревья в обширном графском саду были, как и здесь, подстрижены шарообразно. Отец графа в начале эпохи Мэйдзи[2] ездил учиться в Европу и был потрясен красотой французских садов. Вернувшись на родину, он решил разбить у себя сад на французский манер и, после долгих трудов, добился желаемого и очень гордился своим успехом. Во время войны графская усадьба сгорела в результате бомбардировок, а после войны и прекрасный обширный сад был распродан на отдельные участки.
