— А, Юджинио! — приветливо встретила его девушка. Юджинио оглядел Уинтерборна с головы до ног, потом степенно склонился перед мисс Миллер.
— Имею честь доложить мадемуазель, что завтрак подан.
Мисс Миллер не торопясь встала со скамейки.
— Юджинио, знаете что? — сказала она. — Я все-таки поеду посмотреть этот старинный замок.
— Шильонский замок, мадемуазель? — спросил агент. — Мадемуазель уже условилась о поездке? — добавил он тоном, в котором Уинтерборну послышалась наглость.
Этот тон заставил даже мисс Миллер признать некоторую сомнительность ее поведения. Она повернулась к Уинтерборну, зардевшись легким, совсем легким, румянцем.
— Вы не раздумаете?
— Я не успокоюсь до тех пор, пока мы не съездим! — воскликнул Уинтерборн.
— Вы остановились в нашей гостинице? — продолжала мисс Миллер. — Вы на самом деле американец?
Агент стоял, все еще бросая оскорбительные взгляды на Уинтерборна. Молодому человеку они казались оскорбительными, по крайней мере для мисс Миллер, так как агент явно осуждал ее за то, что она заводит «случайные знакомства».
— Я буду иметь честь познакомить вас с одной дамой, которая сообщит обо мне все, что вы пожелаете узнать, — с улыбкой сказал Уинтерборн, имея в виду свою тетку.
— Так мы поедем в один из ближайших дней, — сказала мисс Миллер. Она одарила его улыбкой, повернулась. Потом подняла зонтик над головой и пошла к гостинице рядом с Юджинио. Уинтерборн долго смотрел ей вслед, и, глядя, как она шагает, волоча по дорожке пышные воланы своего платья, он признал мысленно, что у этой девушки поистине царственная осанка.
Однако Уинтерборн взял на себя слишком много, пообещав познакомить свою тетушку миссис Костелло с мисс Дэзи Миллер. Лишь только эта леди оправилась от мигрени, он зашел к ней, с должной заботливостью осведомился о ее здоровье, а потом спросил, не заметила ли она здесь, в гостинице, одно американское семейство — мать, дочь и маленького мальчика.
— И еще их агента? — сказала миссис Костелло. — Как же, конечно заметила — видела, слышала их и старалась держаться от них подальше.
Миссис Костелло, богатая вдова и особа весьма почтенная, не раз высказывала мысль, что, если б не ее подверженность головным болям, она, возможно, сыграла бы более видную роль в современной ей эпохе. У миссис Костелло было длинное бледное лицо, нос с горбинкой и пышные, на удивление белые волосы, которые она укладывала вокруг головы валиком и крупными буклями. Двое женатых сыновей жили в Нью-Йорке, третий сын был в Европе. В данное время этот молодой человек развлекался в Хомбурге,[16] и хотя он часто переезжал с места на место, его редко можно было увидеть в том же городе, на котором останавливала свой выбор его родительница. Следовательно, племянник, приехавший в Веве только для того, чтобы повидаться с тетушкой, проявил к ней, как она говорила, гораздо больше внимания, чем ее родные дети. Живя в Женеве, Уинтерборн проникся твердой уверенностью, что к тетушкам надо относиться со вниманием. Миссис Костелло, не видавшаяся с племянником уже много лет, осталась очень довольна им и, выказывая ему свое расположение, посвятила его в тайные причины того могущественного влияния, которое, как следовало понимать, исходило из ее апартаментов в Нью-Йорке. Она призналась Уинтерборну, что круг ее знакомых подобран с большой осмотрительностью, и подчеркнула, что, зная Нью-Йорк несколько лучше, он вряд ли счел бы такую разборчивость излишней. И картина строжайшей иерархии, на которой зиждилось светское общество этого города, картина, всесторонне освещенная миссис Костелло, показалась Уинтерборну чуть ли не удручающей.
Он сразу же понял по тону тетушки, что место, занимаемое мисс Миллер, находится на самом низу общественной лестницы.
— Увы! Я вижу, вы их не одобряете, — сказал Уинтерборн.
— Это семейство на редкость вульгарно, — заявила миссис Костелло. — Они принадлежат к той категории американцев, с которыми даже… даже знаться не следует.
— Даже знаться не следует? — повторил молодой человек.
— Дорогой мой Фредерик. Мне приходится так поступать. Что поделаешь?
— А эта девушка такая хорошенькая, — сказал Уинтерборн после минутной паузы.
— Да, очень хорошенькая. Но она на редкость вульгарна.
— Я вас понимаю, — сказал Уинтерборн, снова помолчав.
— Она прелестно выглядит, как и все подобные девицы, — продолжала его тетушка. — Откуда у них это берется, не понимаю. Одевается она великолепно, впрочем тебе этого не оценить. Откуда у них такой вкус, я тоже отказываюсь понимать!
— Но, тетушка, ведь в конце концов это не дикари племени команчей![17]
— Эта молодая девушка, — сказала миссис Костелло, — держится на короткой ноге с разъездным агентом своей мамаши!
— На короткой ноге с агентом? — воскликнул молодой человек.
— А маменька ничуть не лучше дочки! Они относятся к своему агенту как к близкому другу, как к джентльмену.[18] Я нисколько не удивлюсь, если мне скажут, что он обедает с ними за одним столом. Вероятно, им не приходилось видеть человека с лучшими манерами, более изысканно одетого и столь похожего на джентльмена. Эта молодая девушка, видимо, такими рисует себе титулованных аристократов. По вечерам он сидит с ними в саду. И, кажется, даже курит в их присутствии.
Уинтерборн с интересом выслушал эти обличительные речи; они помогли ему составить окончательное представление о мисс Дэзи. По-видимому, она была действительно сумасбродка.
— Я хоть и не агент, — сказал он, — но тем не менее она была очень мила со мной.
— Тебе следовало бы признаться с самого начала, — с достоинством проговорила миссис Костелло, — что ты имел честь познакомиться с ней.
— Мы просто встретились в парке и немного побеседовали.
— Tout bonnement![19] Разрешите полюбопытствовать, о чем?
— Я сказал ей, что возьму на себя смелость представить ее моей милой тетушке.
— Чрезвычайно тебе признательна!
— Надо же было как-то доказать свою добропорядочность, — сказал Уинтерборн.
— А разрешите спросить, кто мне докажет ее добропорядочность?
— Не будьте так жестоки! — воскликнул молодой человек. — Она вполне благонравная девушка.
— В твоих словах не чувствуется уверенности, — возразила миссис Костелло.
— Мисс Миллер не хватает воспитания, — продолжал Уинтерборн, — но она поразительно хороша собой и вообще очень мила. Искренность моего отзыва подтверждает то, что я поеду с ней в Шильонский замок.
— Вы собираетесь ехать туда вдвоем? По-моему, это доказывает как раз обратное. Интересно, сколько же времени прошло с начала вашего знакомства, до того как вы составили этот увлекательный план? Ты и суток не прожил у нас в гостинице.
— Я беседовал с ней полчаса, — улыбнувшись, ответил Уинтерборн.
— Бог мой! — воскликнула миссис Костелло. — Она просто немыслима!
Племянник несколько минут сидел молча.
— Значит, вы думаете, — наконец заговорил он уже серьезно, — вы действительно думаете, что… — и снова умолк.
— Что я думаю, сэр? — спросила миссис Костелло.
— По вашему, она принадлежит к числу тех девушек, которые рассчитывают, что рано или поздно мужчина похитит их сердце?
— Я не имею ни малейшего понятия, на что рассчитывают такие девицы. Но по моему, тебе не следует заводить знакомства с молоденькими американками, которым как ты выражаешься, не хватает воспитания. Ты слишком давно не был в Америке. Так можно совершить серьезную ошибку. С твоей-то невинностью![20]
— Дорогая тетушка! Я далеко не такое невинное существо, как вам кажется, — запротестовал Уинтерборн, смеясь и покручивая усы.
— Значит, ты существо греховное.
Уинтерборн продолжал задумчиво покручивать усы.
— Так вы не разрешите мне представить вам эту девушку? — спросил он наконец.
— А она действительно собирается ехать с тобой в Шильонский замок?
— По-моему, у нее не было никаких колебаний на этот счет.
— Тогда, мой дорогой Фредерик, — сказала миссис Костелло, — я должна отказаться от знакомства с ней. Уволь меня от этой чести. Я стара, но, благодарение Богу, не настолько, чтобы не возмущаться таким поведением.
— Но разве же молоденькие девушки не поступают точно так же у нас, в Америке? — спросил Уинтерборн.
Миссис Костелло уставилась на него в упор.
— Хотела бы я посмотреть, как поступили бы в таком случае мои внучки! — грозно проговорила она.
Это несколько разъяснило положение, ибо Уинтерборн помнил, что его хорошенькие кузины слыли в Нью-Йорке «отчаянными ветреницами», следовательно, если мисс Дэзи Миллер превышала свободы, дарованные этим девицам, значит, от нее можно было ожидать всего.
