Чарлз удивительно поддержал её в первые две недели её утраты, Джулия не представляла, что бы она делала без него. Он всегда был к её услугам. Его беседа, унося Джулию совсем в иной мир, успокаивала ей нервы. Душа Джулии была замарана грязью, и она отмывалась в чистом источнике его духа. Какой покой снисходил на неё, когда она бродила с Чарлзом по картинным галереям… У Джулии имелись все основания быть ему благодарной. Она думала о долгих годах его поклонения. Он ждал её вот уже двадцать с лишним лет. Она была не очень-то к нему благосклонна. Обладание ею дало бы ему такое счастье, а от неё, право, ничего не убудет. Почему она так долго отказывала ему? Возможно, потому, что он был беспредельно ей предан, его самозабвенная любовь – так почтительна и робка; возможно, только потому, что ей хотелось сохранить в его уме тот идеал, который сам он создал столько лет назад. Право, это глупо, а она – просто эгоистка. Джулию охватил возвышенный восторг при мелькнувшей у неё внезапно мысли, что теперь наконец она сможет вознаградить его за всю его нежность, бескорыстие и постоянство. Джулией всё ещё владело вызванное в ней добротой Майкла чувство, что она его недостойна, всё ещё мучало раскаяние за то, что все эти годы она была нетерпима по отношению к нему. Желание пожертвовать собой, с которым она покидала Англию, по-прежнему горело в её груди ярким пламенем. Джулия подумала, что Чарлз – отличный объект для его осуществления. Она засмеялась, ласково и участливо, представив, как он будет поражен, когда поймет её намерение; в первый миг он просто не поверит себе, но потом – какое блаженство, какой экстаз! Любовь, которую он сдерживал столько лет, прорвет все преграды и затопит её мощным потоком. Сердце Джулии переполнилось при мысли о его бесконечной благодарности. И всё же ему будет трудно поверить, что фортуна наконец улыбнулась ему; когда всё останется позади и она будет лежать в его объятиях, она прижмется к нему и нежно шепнет: «Стоило ждать столько лет?»
– «Ты, как Елена, дала мне бессмертье поцелуем»(65). Разве неудивительно даровать своему ближнему столько счастья?
«Я напишу ему перед самым отъездом из Сен-Мало», – решила Джулия.
Весна перешла в лето, и к концу июля наступило время ехать в Париж, надо было позаботиться о своих туалетах. Майкл хотел открыть сезон в первых числах сентября, и репетиции новой пьесы должны были начаться в августе. Джулия взяла пьесу с собой в Сен-Мало, намереваясь на досуге выучить роль, но та обстановка, в которой она жила, сделала это невозможным. Времени у неё было предостаточно, но в этом сером, суровом, хотя и уютном городке, в постоянном общении с двумя старыми дамами, интересы которых ограничивались приходскими и домашними делами, пьеса, как ни была хороша, не могла увлечь Джулию.
«Мне давно пора возвращаться, – сказала она себе. – Что будет, если я в результате решу, что театр не стоит всего того шума, который вокруг него поднимают?»
Джулия распрощалась с матерью и тетушкой Кэрри. Они были очень к ней добры, но она подозревала, что они не будут слишком сожалеть об её отъезде, который позволит им вернуться к привычной жизни. К тому же они успокоятся, что им больше не будет грозить эксцентричная выходка, которую всегда можно ожидать от актрисы, не надо будет больше опасаться неблагосклонных комментариев дам Сен-Мало.
Джулия приехала в Париж днем и, когда её провели в апартаменты в отеле «Ритц», удовлетворенно вздохнула. Какое удовольствие опять окунуться в роскошь! Несколько «друзей прислали ей цветы. Джулия приняла ванну и переоделась. Чарли Деверил, всегда шивший для неё и уже давно ставший её другом, зашел, чтобы повести её обедать в „Буа“.
– Я чудесно провела время, – сказала ему Джулия, – и, конечно, мой приезд доставил большую радость старым дамам, но у меня появилось ощущение, что ещё один день – и я умру со скуки.
Поездка по Елисейским полям в этот прелестный вечер наполнила её восторгом. Как приятно было вдыхать запах бензина! Автомобили, такси, звуки клаксонов, каштаны, уличные огни, толпа, снующая по тротуарам и сидящая за столиками у кафе, – что может быть чудесней? А когда они вошли в «Шато де Мадрид», где было так весело, так цивилизованно и так дорого, как приятно было снова увидеть элегантных, умело подкрашенных женщин и загорелых мужчин в смокингах.
– Я чувствую себя, как королева, вернувшаяся из изгнания.
Джулия провела в Париже несколько счастливых дней, выбирая себе туалеты и делая первые примерки. Она наслаждалась каждой минутой. Однако она была женщина с характером и когда принимала решение, выполняла его. Прежде чем уехать в Лондон, она послала Чарлзу коротенькое письмецо. Он был в Гудвуде и Каузе и должен был задержаться на сутки в Лондоне по пути в Зальцбург.
«Чарлз, милый.
Как замечательно, что я скоро вас снова увижу. В среду я буду свободна. Пообедаем вместе. Вы всё ещё любите меня?
Ваша Джулия».
Опуская конверт в ящик, она пробормотала: «Bis dat qui cito dat»(66). Это была избитая латинская цитата, которую всегда произносил Майкл, когда в ответ на просьбу о пожертвовании на благотворительные цели посылал с обратной же почтой ровно половину той суммы, которую от него ждали.
Утром в среду Джулия сделала массаж и завилась. Она никак не могла решить, какое платье надеть к обеду: из пестрой органди, очень нарядное и весеннее, приводящее на ум боттичеллевскую «Весну»(67), или одно из белых атласных, подчеркивающих её стройную девичью фигуру и очень целомудренное, но пока принимала ванну, остановилась на белом атласном: оно должно было послужить тонким намёком на то, что приносимая ею жертва была своего рода искуплением за её длительную неблагодарность к Майклу. Джулия не надела никаких драгоценностей, кроме нитки жемчуга и бриллиантового браслета; на том же пальце, где было обручальное кольцо, сверкал бриллиантовый перстень. Ей хотелось напудриться пудрой цвета загара, это молодило её и очень ей шло, но, вспомнив, что ей предстоит, она отказалась от этой мысли. Не могла же она, как актёр, чернящийся с ног до головы, чтобы играть Отелло, покрыть всю себя искусственным загаром. Как всегда пунктуальная, Джулия спустилась в холл в ту самую минуту, как швейцар распахнул входную дверь перед Чарлзом Тэмерли. Джулия приветствовала его взглядом, в который вложила нежность, лукавое очарование и интимность. Чарлз носил теперь свои поредевшие волосы довольно длинно, с годами его интеллигентное, аристократическое лицо несколько обвисло, он немного горбился, и костюм выглядел так, словно его давно не касался утюг.
«В странном мире мы живем, – подумала Джулия. – Актеры из кожи вон лезут, чтобы быть похожими на джентльменов, а джентльмены делают всё возможное, чтобы выглядеть, как актёры».
Не было сомнения, что она произвела надлежащий эффект. Чарлз подкинул ей великолепную реплику, как раз то, что нужно для начала.
– Почему вы так прелестны сегодня? – спросил он.
– Потому что я предвкушаю наше с вами свидание.
Своими прекрасными выразительными глазами Джулия глубоко заглянула в глаза Чарлза. Слегка приоткрыла губы, как на портрете леди Гамильтон кисти Ромни(68), – это придавало ей такой обольстительный вид.
Обедали они в «Савое». Метрдотель дал им столик у прохода, так что их было превосходно видно. Хотя предполагалось, что все порядочные люди за городом, ресторан был переполнен. Джулия улыбалась и кивала направо и налево, приветствуя друзей. У Чарлза было что ей рассказать, Джулия слушала его с неослабным интересом.
– Вы самый лучший собеседник на свете, Чарлз, – сказала она ему.
Пришли они в ресторан поздно, обедали не торопясь, и к тому времени, как Чарлз кончал бренди, начали собираться посетители к ужину.
– Господи боже мой, неужели уже окончились спектакли? – сказал он, взглянув на часы. – Как быстро летит время, когда я с вами. Как вы думаете, они уже хотят избавиться от нас?
– Не имею ни малейшего желания ложиться спать.
– Майкл, вероятно, скоро будет дома?
– Вероятно.
– Почему бы нам не поехать ко мне и не поболтать ещё?
Вот это называется понять намёк!
– С удовольствием, – ответила Джулия, вкладывая в свою интонацию стыдливый румянец, который, как она чувствовала, так хорошо выглядел бы сейчас на её щеках.
Они сели в машину и поехали на Хилл-стрит. Чарлз провел Джулию к себе в кабинет. Он находился на первом этаже. Двустворчатые, до самого пола окна, выходящие в крошечный садик, были распахнуты настежь. Они сели на диван.
– Погасите верхний свет и впустите в комнату ночь, – сказала Джулия. И процитировала строчку из «Венецианского купца»: – «В такую ночь, когда лобзал деревья нежный ветер…»
Чарлз выключил все лампы, кроме одной, затененной абажуром, и когда он снова сел, Джулия прильнула к нему. Он обнял её за талию, она положила ему голову на плечо.
