на самом интересном месте.
– Ну, и что же произошло? – спросил Перси.
– Молодой человек, продолжал Кэггс, был молодым человеком большой привлекательности. У него были карие глаза и атлетическая гибкая фигура, развившаяся на скэтинг-ринге. Не было ничего удивительного, по мнению всех слуг, что ее сиятельство влюбилась в него. В особенности после того, как она заявила за парадным обедом, что катанье на роликовых коньках – единственная вещь, из-за которой стоило жить на свете. Но когда она объявила, что помолвилась с этим молодым человеком, произошло замешательство. Я, конечно, не имел чести принимать участия в многочисленных совещаниях, последовавших вслед за этим, но заметил, что таковые происходили чрезвычайно часто. В конце концов, его сиятельство сделал хитрый шаг, выразив свое согласие и пригласив молодого человека погостить у нас в Шотландии, и не прошло и десяти дней после его приезда, как его дело было проиграно. Он вернулся на свой скэтинг, а ее сиятельство занялась благотворительностью и, в конце концов, сделала вполне приличную партию, выйдя замуж за лорда Рональдо Споффарта, второго сына его светлости герцога Горбальского и Стратбумского.
– Как это произошло?
– Видя молодого человека в обстановке ее собственного дома, ее сиятельство скоро стала замечать, что она слишком романтически смотрела на него раньше. Он принадлежал к тому классу, который называется мелкой буржуазией, и его манеры не соответствовали манерам того класса, к которому принадлежала ее сиятельство. У него не было ничего общего с остальными гостями, и он ошибался в выборе ножей: в первый вечер, за обедом, он взял стальной нож к закуске, и я заметил, что ее сиятельство взглянула на него очень пристально. Можно сказать, что с ее глаз упала завеса. Не потребовалось много времени, чтобы ей убедиться, что ее сердце обмануло ее.
– Так, что вы думаете?..
– Не мое дело предлагать что-либо, но осмеливаюсь почтительнейше указать, что подобное поведение было бы наилучшим в настоящем случае.
Лорд Бельфер размышлял. Недавние события показали ему всю трудность задачи, которую он принял на себя, когда решился следить за поведением сестры. Происшествие со священником и кузнецом повлияло на него и физически и духовно. Его ноги до сих пор еще болели, и его самоуверенность значительно поколебалась. Мысль бесконечно продолжать свой шпионаж была не особенно приятна. Насколько проще и более действительно было принять предложенный ему совет.
– Мне кажется, что вы правы, Кэггс.
– Благодарю вас, ваше сиятельство, я убежден в этом.
– Я сегодня же поговорю с отцом.
– Очень хорошо, ваше сиятельство.
– Я очень рад, что мог услужить вам.
– Негодный Альберт, – твердо сказал Кэггс на следующее утро вскоре после завтрака. – Отнеси эту записку м-ру Бэвану в коттедж возле фермы Платт и передай ее без твоих обезьяньих штук. Подожди ответа и принеси его мне, а также лорду Маршмортону. Я могу тебе сказать, для того чтобы сэкономить тебе труд вскрытия письма, что я уже сам сделал это. Это – приглашение пообедать с нами сегодня вечером.
Альберт сдался. В первый раз в своей жизни он почувствовал себя покоренным. Он понял, как он заблуждался, когда предполагал, что сможет противопоставить свой пигмейский ум этому безбородому творцу чудес.
Глава XXIII
Жизнь подобна расхлябанной машине, которая идет то слишком медленно, то слишком быстро. С колыбели и до могилы мы попеременно попадаем то в Саргассово море, то в быстрины порогов, то в штиль, то в шторм. Мод казалось, когда она смотрела через обеденный стол, чтобы в двадцатый раз убедиться, что против нее, действительно, сидел Джордж Бэван, что после многих месяцев, в течение которых ничего не случалось, наступил такой период, когда все случилось сразу. За чинной рутиной, которая тянулась с того времени, когда ее вернули домой из Уэллса, последовал сумасшедший вихрь событий, завершившийся сегодняшним чудом. Она начала несколько поздно одеваться к обеду и вследствие этого вошла в гостиную как раз тогда, когда Кэггс объявил, что обед подан. Первое потрясение она получила, когда влюбленный Плюммер, отделившись от толпы родных и друзей, сказал ей, что он должен вести ее к столу. Она не ожидала, что Плюммер будет здесь, хотя он и жил по соседству. В их последнее свидание Плюммер выразил намерение отправиться за границу, чтобы залечить свое разбитое сердце; чуткая девушка была немножко смущена, видя свою жертву, так неожиданно появившуюся. Она не знала, что, по мнению Плюммера, положение теперь изменилось. Анализируя мотивы ее отказа, Плюммер решил, что существовал другой, и что этим другим был Реджи Бинг. С самого начала он смотрел на Реджи Бинга, как на главного соперника, а теперь Реджи убежал с мисс Фарадэй, вследствие чего Мод, по его мнению, должна была утешиться с более достойным человеком. Он пришел сегодня в замок мрачным, но не без надежды. Второй сюрприз заставил Мод совершенно забыть первый. Ей не было ничего сообщено ни ее отцом, ни Перси о приглашении Джорджа и, видя его стоящим в комнате и беседующим с теткой Каролиной, она едва не потеряла сознания. Жизнь, которая в течение нескольких дней была похожа то на сон, то на кошмар, стала теперь еще более нереальной. Она не могла придумать никакого объяснения присутствию Джорджа здесь. Он не мог быть здесь, это все, что она знала. И все же, несомненно, он был здесь. Ее обращение, когда она шла с Плюммером вниз по лестнице, было так ослепительно ласково, что ее кавалер подумал, что, явившись сюда, сделал самую умную вещь в своей жизни, не особенно богатой умными поступками. Плюммеру казалось, что Мод стала много мягче по отношению к нему. Безусловно, кое-что в ней изменилось. Он не мог знать, что она просто задавалась вопросом, не спит ли она. Джордж, между тем, сидя по другую сторону стола, также не в состоянии был охватить умом быстрый ход событий. Он бросил попытки догадаться, зачем он был приглашен на этот обед, и теперь старался найти какое-нибудь объяснение, которое вязалось бы с тем фактом, что Билли Дор в замке. В этот самый час, по всем правилам, Билли должна была заканчивать свое переодевание в театре. Между тем, она сидела здесь, прекрасно себя чувствуя в этом аристократическом обществе и так скромно одетая в черное платье, что он сначала ее не узнал. Она беседовала с епископом. Голос Кэггса пробудил его.
– Хереса или рейнвейна прикажете?
Джордж не мог объяснить себе, почему присутствие дворецкого успокоило его. Но это было так. В Кэггсе было что-то солидное и успокаивающее. Он и раньше заметил это. Первое ощущение, словно его оглушили каким-то тупым орудием, начало проходить. Казалось, что Кэггс одной только интонацией своего голоса, сказал ему: «Все это кажется вам
