Кто-то допустил ошибку.
Лорд Коппер повернулся к стоявшему за его спиной секретарю:
— Глумпост!
— Да, лорд Коппер?
— Запишите на завтра: «Вызвать Солтера».
— Слушаюсь, лорд Коппер.
«Банкет должен идти своим чередом», — подумал лорд Коппер.
Банкет шел своим чередом.
Жужжание голосов над обеденным столом делалось громче. Лорду Копперу этот звук был милее собачьего лая на охоте. Он старался не думать о своем загадочном и — в этом уже не было сомнений — неприятном соседе справа, но все-таки слышал масленый голос, звучавший то громче, то глуше и временами переходивший в хриплое хихиканье. Дядя Теодор после многих неудачных попыток нашел почву для разговора с важным гостем, сидевшим справа от него. Оба они в прошлом веке знали человека по имени Берти Вудхауз-Боннер.
Дядя Теодор наслаждался беседой и шампанским, но вежливость все-таки заставила его обратиться к лорду Копперу — редкому зануде, но как-никак хозяину.
Он наклонился к нему и доверительно спросил:
— Скажите, куда сейчас принято ездить?
— Что, простите?
Дядя Теодор игриво подмигнул ему.
— Ну, знаете… чтобы приятно завершить вечер.
— Лично я, — сказал лорд Коппер, — собираюсь без промедления лечь в постель.
— Прекрасно! Я тоже. Но где именно?
Лорд Коппер повернулся к секретарю:
— Глумпост!
— Да, лорд Коппер?
— Запишите на завтра: «Уволить Солтера».
— Слушаюсь, лорд Коппер.
Дядя Теодор обратился к лорду Копперу еще один раз. Он посоветовал ему есть утку с горчицей, чтобы не болела печень. Лорд Коппер промолчал, сделав вид, что не расслышал. Откинувшись на спинку стула, он обозревал банкетный зал — сегодня вечером его зал. Банкет должен идти своим чередом. Под прямым углом к его столу стояли еще четыре длинных стола, и лица гостей над белыми рубашками становились все краснее и краснее. Хор мужских голосов сделался оглушительным. Лорд Коппер начинал видеть себя в новом свете: всеми преданный вождь, он одиноко держал на своих плечах гигантское бремя Долга. Эта мысль успокоила его. Он изучал жизни других великих людей. Все они расплачивались за гениальность одиночеством, все, подумал он, обманулись в преданности тех, кто был ими осчастливлен. Цезарь и Брут, Наполеон и Жозефина, Шекспир и… Он не мог вспомнить, кто подвел Шекспира. Близился час его речи. Лорд Коппер испытал знакомое, невыразимо сладкое и радостное чувство, которое всегда предшествовало его банкетным речам. Лорда Коппера не посещали нервное вдохновение, отчаяние или экзальтация, свойственные более тщеславным ораторам. Он наслаждался глухой и безграничной свободой монолога. Он чувствовал, как по телу распространяется южное тепло. Он чувствовал себя способным на великодушие.
— Глумпост!
— Да, лорд Коппер?
— Что я вам продиктовал в последний раз?
— «Уволить Солтера», лорд Коппер.
— Чепуха! Вам следует быть внимательнее. Я сказал: «Понизить Солтера». Переведу его в другой отдел.
И наконец момент настал. Распорядитель стукнул по полу жезлом, и над залом прогремел его голос:
— Милорды и джентльмены! Сейчас будет говорить достопочтенный виконт Коппер!
Лорд Коппер встал. Грянули аплодисменты. Он с удовлетворением отметил, что даже официанты прилежно хлопают. Лорд Коппер наклонился вперед, упершись кулаками в стол, как всегда в эти минуты счастья, и дождался тишины. Секретарь произвел последние совершенно излишние манипуляции с микрофоном. Речь лежала перед ним увесистой бумажной пачкой. Дядя Теодор шепнул ободряюще:
— Мужайтесь! Это быстро.
— Джентльмены, — начал лорд Коппер, — на долю человека, занимающего мое положение, выпадает множество обязанностей, как приятных, так и тягостных. Сегодня мне чрезвычайно приятно представить вам нашего коллегу, который, хотя, — тут лорда Коппера резанули по глазам слова «еще совсем молод», но он вывернулся, — совсем недавно начал работать в «Мегалополитан», успел преумножить славу всеми нами любимой корпорации, — я представляю вам звезду «Свиста» Таппока!
Дядя Теодор, пополнивший штат «Свиста» менее шести часов назад, благосклонно улыбнулся и взглянул на лорда Коппера с интересом, подумав, что тот на редкость учтивый человек.
При имени Таппока присутствующие разразились аплодисментами, и лорд Коппер, выжидая, пока они стихнут, мрачно перелистал лежащие перед ним страницы. Последние месяцы несколько его газет рекламировали тренажер, с помощью которого можно было принимать экзамены на получение водительских прав. Человек садился в неподвижный автомобиль и глядел на экран, где под колеса ему летело шоссе, нашпигованное чудовищными препятствиями. Лорд Коппер лично освидетельствовал автомобиль, и теперь речь напомнила ему то экранное шоссе. Основной темой речи были возможности и достижения молодости. Оторвавшись от никчемных строк, лорд Коппер взглянул на сидевшего рядом почетного гостя (который в данный момент поднес к носу рюмку с коньяком и хрипло втягивал в себя его аромат) и отбросил листки в сторону. Банкет должен идти своим чередом.
Аплодисменты стихли, и лорд Коппер продолжил свою речь. Его слушатели уселись поудобнее и занялись каждый своим делом — рисовали на меню картинки, играли на скатерти в крестики-нолики, заключали пари, у кого дольше продержится пепел на сигаре, — а над ними, разбиваясь в радужную пыль о склоненную лысину дяди Теодора, взмывали океанские волны риторики. По часам мистера Солтера речь продолжалась тридцать восемь минут.
— Джентльмены, — сказал наконец лорд Коппер, — провозглашая тост за Таппока, я провозглашаю тост за будущее.
За будущее… Гости лучезарно переглянулись…
За будущее лорда Коппера, до отказа наполненное тем, что не нужно ни одному нормальному человеку, — бесконечными речами на нескончаемых банкетах, ежегодными выплатами фантастических налогов на сверхприбыль, увенчанными под конец неслыханным налогом на наследство; почтительно открывающимися и закрывающимися дверями, приглушенными звонками телефонов и почти неслышным стуком пишущих машинок.
За будущее дяди Теодора, которое всегда в глубине души казалось ему достижимым. Две тысячи в год, уютная холостяцкая квартирка, возможность бесконечно предаваться воспоминаниям, неторопливое шествие солнечным утром по Сент-Джеймс-стрит от портного к шляпнику, а затем — в клуб, любовные приключения на исходе дня, бутоньерка, шляпа с загнутыми полями, дымчатая трость, снисходительная улыбка посыльному и таксисту.
За будущее мистера Солтера, художественного редактора журнала «Все о вязании». Калорийные обеды, приготовленные женой, воскресный отдых дома, среди асфальтового безумия.
За будущее сэра Джона Таппока среди стриженых амазонок Антарктики.
За будущее миссис Ститч, украшенное сокровищами всех времен и континентов: чудесами техники из Нью-Йорка и эгейской бронзой, новыми блюдами и старыми друзьями.
За будущее Коркера и Свинти. Оставив позади шестьсот миль, они приближались к суданской границе. Скоро их, отмытых и обласканных соотечественниками, отправят с новыми запасами продуктов домой.
За будущее Кэтхен. В данный момент она сидела в салоне второго класса парохода, направлявшегося на Мадагаскар, и писала письмо:
«Дорогой Уильям!
Мы едем на Мадагаскар. У моего мужа там были друзья, и он говорит, что нам там будет лучше, чем в Европе, поэтому, пожалуйста, вышли деньги туда. Только не в консульство, потому что это неудобно, а до востребования. Мой муж говорит, что я не должна была продавать образцы, но я сказала, что ты заплатишь столько, сколько они на самом деле стоят, поэтому он больше не сердится. На самом деле они стоят пятьдесят фунтов. Лучше будет, если ты пришлешь франки, потому что в Англии тебе их обменяют больше, чем нам. Деньги нам очень нужны, поэтому, пожалуйста, вышли их поскорее. Когда мы добрались до французской территории, то получили за лодку очень мало. У меня все хорошо.
Любящая тебя Кэтхен».
За будущее Уильяма…
«от полей медленно движутся телеги, груженные золотыми снопами, — писал он, — взрослые грызуны заботливо ведут своих пушистых детенышей по жнивью…»
Он отложил ручку. «Луг и чаща» могли подождать до завтра.
Дом уже спал. Уильям взял со стола последнюю свечу и погасил свет в холле. Когда он поднимался наверх, ступени лестницы, покрытые выцветшей дорожкой, скрипели у него под ногами.
Перед тем как лечь спать, он отдернул занавеску и распахнул окно. Комнату заполнил свет луны.
В полях совы охотились на взрослых грызунов и их пушистых детенышей.
