Триумф зла - Стенбок Эрик

Часовня была богато украшена. На стенах висело множество картин, но мне удалось разглядеть только три. Они изображали историю Каина. На первой гордый, юный и красивый Каин предлагал в подношение плоды земли. На второй злобный, грубый Авель с кровожадной усмешкой закалывал ягненка, чьи глаза молили о жалости. На третьей картине Каин триумфально стоял над телом брата, и какой-то старик с гримасой нарочитого раздражения накладывал ему на чело печать в виде монограммы, которую я видел на серебряном диске. Тут в часовню вошел священник, сопровождаемый двумя необыкновенно красивыми прислужниками. Оцепенение овладело мною, я был не в силах пошевелиться, чувствуя приближение чего-то ужасного. Началась месса без пения, которую на незнакомом мне языке служил священник, облаченный в пышную ризу. Когда месса началась, послышалась странная музыка, исполняемая на скрипках и флейтах. Кто исполнял ее, было не видать. Мелодия была чарующе прекрасной и очень печальной. Ее приносило как бы порывом ветра, точно звуки эоловой арфы, и так же мягко она затихала. Священник приготовился прочесть послание, и музыка стихла. Он читал на незнакомом языке. Затем при звуках печального гимна два прислужника вынесли из-за алтаря нечто похожее на свиток еврейской Торы и развернули его перед священником, повернувшимся лицом к собранию. С изумлением узнал я в нем известного, очень богатого дворянина. Люди поднялись на ноги, но никто и не думал креститься. Я забыл упомянуть, что пол был усыпан распятиями, но предназначение этого стало мне понятно позже. Священник вслух прочел отрывок из Книги, тогда как третий прислужник бросал зерна ладана на угли треножника перед алтарем. Когда подошло время зачитывать отрывок из Евангелия, я вдруг заметил сидящую на резном троне прекрасную смуглую женщину в черном одеянии. Голову ее венчала серебряная диадема, украшенная рубином необыкновенного блеска. На коленях ее свернулся змей, сиявший всеми цветами радуги. Женщина начала проповедовать или, скорее, пророчествовать на незнакомом языке. Собрание восторженно ей внимало; затем громко произнесло символ веры; в одном месте все принялись дружно топтать и плевать на распятия на полу. Вновь зазвучала музыка, и начался сбор пожертвований, как и во время обычной мессы. Остальная часть ритуала также соответствовала обычной мессе, если не считать отсутствия колокольного звона во время Санктуса. Прислужник вновь бросил ладан на треножник. Священник громко произнес на латыни: «Hoc est corpus meum^[87]» и остальную часть освящения. Когда он поднял чашу с дарами, я заметил, что гостии были черного цвета, с той же монограммой, отпечатанной на них. При вознесении чаши случилось самое страшное. В наступившей тишине змей соскользнул с колен женщины и вполз на алтарь. Там он пожрал одну из гостий и обвил кольцами остальные. Попробовав вина из чаши, он вернулся обратно. Месса продолжилась как обычно. В момент, сопоставимый с пением «Domine non sum dignus»^[88], двое мужчин подхватили меня под руки так, что я не мог сопротивляться, подвели к алтарю и сняли с меня одежду. Священнику подали острый инструмент. Он дважды уколол меня, причинив острую боль: один раз под левой грудью, другой — в правую руку.

— Положи меня, как печать на сердце твое, — произнес священник, — как перстень, на руку твою, ибо крепка, как смерть, любовь^[89].

Боль была секундной, и я увидел, что к обоим местам приложили монограмму. Меня облачили в надушенную мантию из мягкой материи, и другие прихожане начали приближаться к алтарной ограде. Все происходило в абсолютном молчании. Вино было ало, как кровь, изыскано на вкус. Выпив его, я почувствовал внезапный прилив сил. Причастившись, я ощутил то же восхитительное состояние, которое я пережил, когда мне было видение. Ваал и Астарта показались мне прекрасными; даже Молох, несмотря на ужасный вид, казался величественным и благожелательным. Вновь заиграла музыка. На этот раз ее сопровождали далекие голоса, певшие на незнакомом языке; однако теперь я понимал его. Это была литания: «О милосердный благой Боже, Спаситель человечества, Святой дух, человеколюбец, Утешитель страждущих, податель наслаждений, светоч вдохновения, обитель знания» и так далее, а собрание бормотало в ответ: «Помилуй нас».

Не могу сказать, как все кончилось. Мною овладел экстаз. Помню только, что я пришел в себя уже на улице, когда с глаз моих сняли повязку; двое мужчин вошли в дом, и экипаж умчался прочь. Я отправился домой. Но как моя походка стала такой легкой и пружинистой? Я зашел в кафе спросить дорогу, и увидел себя в зеркале — неужели это был я? Осталось лишь отдаленное сходство. Мое лицо помолодело и похорошело. Все смотрели на меня словно в удивлении. Я прошел через весь город без малейшей устали, Я боялся, что меня не узнает прислуга, но меня не только узнали, но и передали книгу, кем-то оставленную для меня. Она была прекрасно переплетена и отпечатана, с эмблемой змеи, душащей орла, и надписью «APADNO». Я заглянул внутрь. Книга была написана на том незнакомом языке, который я странным образом научился распознавать, и состояла из нескольких евангелий, повествующих об истории вселенной и о нем, низверженном. В Приложении приводился метод преобразования всех металлов в золото; а далее объяснялся способ изготовления Эликсира жизни. Первый метод, оказавшийся донельзя простым, я однажды опробовал и добился полного успеха. Другой — никогда: он ужаснул меня. На форзаце книги были начертаны красным несколько строк: «От меня ко мне. Взамен прошу лишь каждую пятницу приходить на причастие».

Так я и делал. Каждый раз повторялось то же самое. Никто не заговаривал со мной.

Наконец, однажды священник сказал мне:

— Вы должны прийти на Жертвоприношение. После этого вы станете полностью посвящены, и повязка на глазах будет уже не нужна. Приходите, — и он назвал тот же самый адрес, — за три часа до полуночи, в день летнего солнцестояния.

В указанное время я пришел к уже знакомому дому. У дверей стоял экипаж с белыми лошадьми. На стук почти сразу же появился священник. Поманив меня за собой, он, не говоря ни слова, уселся в экипаж. Лошади сразу взяли с места. Поездка была долгой, путь пролегал через просторные унылые поля, чье однообразие оживлял лишь случайный крик дикой птицы.

Наконец, экипаж встал у каких-то ворот, которые пропустили его и сразу затворились. Мы въехали на длинную аллею. Все вокруг казалось заброшенным и необитаемым. По пути экипаж вспугнул стадо задремавших овец. Над аллеей с печальным криком пролетела большая белая сова. Летучая мышь ударилась в стекло дверцы. В конце концов, мы подъехали к старинному замку, по виду необитаемому, лишь в окнах одной из верхних комнат, да на башне горел красный огонь. Дверь открыл молчаливый привратник. Поднявшись по длинной лестнице, я оказался в огромной, роскошно обставленной спальне с громадным камином, в котором пылало пламя. Воздух был тяжел от духоты и благовоний. Пол устилал мягкий, темно-красный ковер с густым, длинным ворсом. Таким же ковром, скрадывающим шаги, была покрыта и лестница. На стенах висели красные гобелены, украшенные великолепными узорами из золота и драгоценных каменьев. Над камином было изображение гибельного Молоха. В помещении была также огромная роскошная кровать и стол, на котором были разложены всевозможные сладости и расставлены графины с кипрским вином. Священник передал мне наполненный бокал. Отпив глоток, я почувствовал, как первоначальный страх отпускает меня. В комнате находилось несколько молодых красивых прислужников, а также мрачного вида мужчина, закутанный в темную мантию мага. Священник был одет в обычную сутану. Все молчали, словно ожидали кого-то. Через некоторое время дверь открылась, и похожая на ведьму старуха ввела в спальню двух детей. На спине у нее была корзина с игрушками; у детей в руках тоже были игрушки. Женщина крадущейся походкой приблизилась к священнику и прошипела:

— На этот раз я приготовила для монсеньера вкусненький кусочек.

Священник молча отдал ей деньги — довольно значительную сумму, схватив их, старуха исчезла.