— Вот-вот. Так он...
— Насколько я понимаю, эта женщина, хотя, конечно, я о ней ничего не знаю, — обыкновенная проститутка.
— Вот-вот, — сказал Кэрри, — это я и хотел от вас услышать. — Он крикнул: — Все в порядке, ребята. Ну, что, еще по одной?
Приятель Блу сказал:
— Я угощаю.
— Нет, ты ставил прошлый раз, сейчас моя очередь.
— Бросим монетку.
Пока они спорили, Д. смотрел на стеклянную дверь, которую они загораживали своими плечами. У входа горели яркие фонари, заливая светом газон перед дверью, а дальше стояла тьма. Отель выставлял себя на обозрение миру, но сам мир оставался невидимым. А где-то там, в темноте, шло судно. Оно отправлялось к нему на родину. Вот когда он по-настоящему пожалел, что отдал в Бендиче свой пистолет: ребятишки неплохо сделали то, что нужно, а все-таки один патрон прекратил бы сейчас этот запутанный и скучный спор.
Появилась стайка девиц. Они принесли с собой в жарко натопленный зал холодный воздух зимней ночи. Девицы вели себя шумно, были ярко накрашены, но держались несколько неуверенно: они явно старались походить на юных леди из высшего общества, к каковому, увы, не принадлежали. Они громко и радостно загалдели:
— Хэлло, вот и наш капитан Красавчик!
Кэрри покраснел до самого воротника. Он сказал:
— Рад вас видеть, девочки. Выпейте где-нибудь в другом месте. У нас тут мужской разговор.
— Как это понять, Красавчик?
— Да тут такое дело...
— Понятно, анекдотики похабные.
— Нет, девочки. Тут дело посерьезней.
— Почему они зовут вас Красавчиком? — спросил Д.
Кэрри снова залился румянцем.
— Представьте нас этому очаровательному иностранцу, — не унималась толстая девица.
— Я сказал: успокойтесь. Ничего не выйдет.
Два человека в макинтошах распахнули дверь и заглянули в клуб. Один из них сказал:
— Кого здесь зовут Д.?
Капитан Кэрри сказал:
— Слава богу. Вы из полиции?
Они взглянули на него, и один из них сказал:
— Да.
— Вот ваш подопечный.
— Вы Д.?
— Да. — Д. встал.
— У нас ордер на ваш арест по обвинению в...
— Не продолжайте, — сказал Д. — Я знаю, в чем меня обвиняют.
— Предупреждаем, — все, что вы сейчас скажете...
— Да, да, это мне известно. Пойдемте, — и, повернувшись к девушкам, которые стояли, раскрыв от изумления рты, добавил: — Теперь Красавчик к вашим услугам.
— Сюда, — сказал полицейский, — машина ждет у ворот.
— Наручники наденете?
— Не думаю, чтобы в этом была необходимость. — Полицейский, улыбнувшись, подтолкнул его к дверям. — Быстрее.
Второй полицейский незаметно взял его под руку. Они вполне могли бы сойти за дружескую компанию, возвращающуюся после вечеринки.
Тактичная Англия, подумал Д., все боятся скандала.
Они вышли на улицу; ночная темнота обступила их со всех сторон. Огни этого фантастического отеля — последнего увлечения мистера Форбса затмевали собой звезды.
Где-то далеко в море мерцал огонек. Смешно, если это тот самый корабль, на котором он должен был уехать. Уехать из этой страны, освободив ее от заразы, которую привез в себе, избавить друзей от неудобств, от опасности разоблачения, постоянной необходимости держать язык за зубами. И что скажет за утренним кофе мистер Форбс, прочитав в газете, что его поймали.
— Быстрее, — снова подтолкнул его один из полицейских, — у нас мало времени.
Они вывели его через неоновую арку, махнув рукой портье. А все-таки одним грехом в его черном списке будет меньше: теперь они не смогут, по крайней мере, сказать, что он не уплатил по счету. Машина стояла поодаль от ворот, у бордюра газона, с предусмотрительно выключенными фарами — нет нужды компрометировать отель и выставлять перед всеми полицейскую машину. В этой стране всегда охраняют спокойствие налогоплательщика. За рулем сидел третий. Как только они подошли, он включил мотор и фары. Д. сел на заднее сиденье между обоими полицейскими. Они выехали на дорогу к Саут-Кролу.
Один из тех, кто был сзади, вытащил платок и принялся вытирать лоб.
— Черт возьми, — пробормотал он.
Внезапно они свернули с шоссе. Тот же человек объяснил:
— Когда мне сказали, что вас стерегут, у меня подкосились ноги.
— Вы не из полиции? — Он даже не почувствовал радости: опять все сначала.
— Да какая там полиция! Задали вы нам задачу: ну, думаю, сейчас потребует ордер. Вот это была бы петрушка...
— А ведь они ожидали полицейский патруль.
— А ну-ка, Джо, поднажми.
Машину затрясло на ухабах. Шум моря нарастал: где-то совсем рядом разбивался о камни прибой.
— Вы хорошо переносите качку? — спросил второй сосед.
— Сносно.
— Вот и прекрасно. Ночь бурная, а в заливе будет еще хуже.
Машина остановилась. Свет фар освещал каменистую тропинку и исчезал в пустоте — дальше был обрыв. Они вышли на край невысокого утеса.
— Быстрее, — опять сказал один из них. — Нам нужно поторапливаться. Теперь на счету каждая минута.
— Но ведь они в море могут нас задержать.
— Ну, пошлют пару радиограмм вдогонку. А мы ответим, что в глаза вас не видели. Вряд ли они отправят за вами крейсер. Велика честь!
Они осторожно спустились с утеса. Внизу на цепи плясала моторная лодка.
— А как же машина? — спросил Д.
— Бог с ней.
— Но ведь они могут выяснить, кому она принадлежит?
— Пусть отыщут магазин, где мы ее сегодня утром купили за двадцать фунтов. И конфискуют, если она им понравится. Ни за что больше не сяду в такой драндулет, даже за миллион.
Вот так. Миллион не миллион, но кое-что они на него потратили. Мистеру Форбсу, по крайней мере, пришлось раскошелиться. Лодка отошла от берега, и ее тут же стало трепать. Волны бросались на нее то справа, то слева. Иногда наступало короткое затишье, и потом опять начиналась качка. А потом снова затишье. У Д. не было ни времени, ни возможности оглянуться на берег, и только один раз, когда волна подняла их, казалось, на крышу мира, он увидел, как под тусклой луной вспыхнули огни отеля.
Больше часа добирались они до грязного суденышка водоизмещением примерно в три тысячи тонн под датским флагом. Д. подняли на палубу лебедкой и тут же отвели в каюту. Моряк в старом свитере и грязных серых брюках предупредил:
— Посидите внизу часок-полтора. Так будет лучше.
Каютка была крохотная, рядом с машинным отделением. Кто-то догадался принести пару старых брюк и непромокаемый плащ: на Д. и нитки сухой не было. Иллюминатор был плотно закрыт, по железной переборке бегали тараканы. «Ну вот, — подумал Д., — почти дома. И, кажется, в безопасности. Если вообще существует на свете безопасность». Ведь он удалялся от одной опасности, но приближался к другой. Он присел на край койки: голова кружилась. В конце концов, подумал он, годы уже не те. Он не годится для такой жизни. Ему вспомнился мистер К., который так мечтал о тихой жизни в университете подальше от фронта. Что ж, по крайней мере, одна его мечта сбылась — он не умер в своем крохотном классе на курсах энтернационо, в присутствии какого-нибудь мистера Ли, которого возмутил бы перерыв в заранее оплаченном уроке. Другое дело — Эльза. Но и для нее самое страшное позади, во всяком случае все дурное, что могло бы с ней случиться, ее уже не коснется. Мертвым можно только позавидовать. А вот живые страдают от одиночества и недоверия. От недоверия и одиночества... Он встал и вышел на палубу — ему хотелось на воздух.
Палуба была открытая, и ветер швырнул ему в губы пригоршню колючих брызг. Он облокотился о поручни. Белые гребни волн вздымались на мгновение перед носом судна и уносились куда-то в невидимую бездну. Вдали мигал огонек — Лэндс-Энд? Нет, так далеко от Лондона они еще не могли уйти. Мистер Форбс едет по темной ночной дороге, и его ждет Роз. Или Салли?
Внезапно он услышал знакомый голос:
— Это Плимут.
Он не обернулся. Он боялся. Сердце у него заколотилось как у мальчишки. Он сказал:
— А мистер Форбс?..
— Фурт, — сказала она, — отверг меня.
Так вот они — его слезы и этот полный ненависти взгляд.
— Он сентиментален, — сказала она, — и предпочел красивый жест. Бедный Фурт.
Одной фразой она покончила с ним, и он удалялся от них в соленую и рокочущую темноту со скоростью десять узлов.
Д. сказал:
— Я старик.
— Если уж мне это все равно, — сказала она, — какая вам-то разница? Вы живы, для меня это главное. Это вы умеете сохранять верность тем, кто в могиле, а я не умею любить мертвых и не буду.
Он быстро взглянул на нее. Ее волосы намокли и висели влажными прядями. Она выглядела старше, чем раньше, — старше и проще. Как будто она хотела убедить его, что отныне весь блеск ее молодости не имеет никакого значения. Она сказала:
— Когда ты умрешь, она снова получит тебя. Тогда я не смогу с ней соперничать.
Последний огонек потерялся за кормой. Теперь впереди были только волны, долгий путь и темнота. Она сказала:
— Ты можешь очень скоро погибнуть, я знаю, но сейчас...
