Кроме немецких и польских газет, газет на идише, почтальон привозил и газеты на иврите. Когда-то в Шибуше было довольно много подписчиков на последние, теперь же в город доставлялось всего два экземпляра газеты на иврите — один для Сионистского общества, другой для молодого человека, писавшего стихи на священном языке. Одному Богу известно, что внушило шибушскому юноше любовь к ивриту. Неужели он считал, что это выигрышный билет, который обеспечит ему богатство и славу?
Времена изменились. Веками евреи любили язык предков и берегли его, как драгоценность в своей короне. Не один Йона Тойбер, но и Себастьян Монтаг, самый замечательный гражданин города, в молодости написал статью на иврите. Он до сих пор расплывается в улыбке, вспоминая эту статью в журнале «А-магид», название которой представляло собой цитату из пророка Ишайи: «На Его великодушии человек держится». Но кто из молодых знает сейчас иврит? Ведь нынче все, как сионисты, так и социалисты, изучают только то, что может принести практическую пользу.
Популярность сионизма возрастала. Тем не менее со стороны Себастьяна Монтага не было тактической ошибкой цепляться за свои универсалистские взгляды: даже если предположить, что лет через пятьдесят или сто появятся сионистские политические деятели, столь же значительные, как он сам (один из которых, несомненно, будет его вторым или третьим перевоплощением), — обеспечивает ли сионизм простор его талантам на данном этапе? Эти соображения не мешали ему вести дружбу с сионистами, пить с их лидерами кармельское вино, доставленное из Палестины, шутить с ними, рассказывать им анекдоты, с которыми не сравниться их собственным, поскольку анекдоты Монтага были пронизаны еврейской ученостью и произносились звонким голосом. Себастьян был так музыкален, что иногда выступал в роли кантора в Большой синагоге, и это, как поговаривали в Шибуше, тешило его тщеславие даже больше, чем все его «небахлах». Короче говоря, если Себастьяну и было кого бояться, то скорее социалистов, чем сионистов.
Маленький и живой, как эльф, гладко выбритый д-р Кнабенгут носился по городу, организуя рабочих. После того как его подержали под арестом за распространение нелегальной пропаганды, он преисполнился отчаянной дерзости. Однажды, наткнувшись на Себастьяна Монтага, он сказал ему:
— В Шибуше есть два человека, по которым тюрьма плачет, — я и вы. Единственная разница между нами в том, что меня следует посадить за стремление сделать мир лучше, вас же — за жульничество в картах.
Кнабенгут не щадил никого в Шибуше. Зажиточных он бил весьма ощутимо, а бедных — нежно и ласково. Заканчивая свои субботние лекции в клубе социалистов, он любил пройтись по городу в сопровождении своих последователей, которые не сводили с него глаз. Его собственные глаза тем временем все подмечали, потому что, глядя одним на свою свиту, он другим смотрел во все стороны. Порой, увидев интересную девушку, шедшую в одиночестве, он покидал своих учеников и присоединялся к ней. Кому-то могло показаться, что это его последовательница, поскольку она была горничной, а значит, пролетаркой. Однако, если бы кто-то действительно так подумал, он ошибся бы.
…Гиршл смотрел перед собой, прервав на полуслове оживленный разговор с Миной. Прошло шесть месяцев с тех пор, как он в последний раз видел Блюму, — и вот она перед ним! Мина тоже, хотя у нее не было привычки обращать внимание на незнакомых людей, остановилась, чтобы посмотреть на девушку, которая шла в сопровождении д-ра Кнабенгута. Ей хотелось спросить, кто эта девушка, но губы ее дрожали, и она не могла произнести ни слова.
Гиршл стоял как вкопанный, будто ангел махнул перед его глазами своей волшебной палочкой. Так мужчина, который долго не видел любимую женщину и мечтал о встрече с ней, увидев ее, воспринимает это как видение или сон.
Софья Гильденхорн, присоединившаяся к совершавшим прогулку Гиршлу и Мине, тоже обратила внимание на Блюму с Кнабенгутом. Находясь в своем обычном состоянии, Софья не преминула бы прокомментировать увиденное, но сегодня она чувствовала себя очень скверно. Что могло привести ее в такое подавленное состояние? В последнее время она не могла решить, что хуже — одиночество, когда мужа нет в Шибуше, или этот кавардак, возникавший с его появлением дома. У кого хватит сил переходить от одной крайности к другой? Мина делала все, что было в ее силах, для своей бывшей советчицы, которая теперь сама нуждалась в такой помощи. Софья проводила много времени в ее доме — она уже не боялась помешать новобрачным, ведь Гиршл и Мина были женаты больше года. Правда, она уже больше не сообщала подруге городские новости, от которых у той широко раскрывались глаза. Все, что ей было нужно, — это побыть с ребенком Мины. Хотя Отец Небесный не дал ей собственного ребенка, Он по крайней мере дал ребенка ее лучшей подруге, так что она могла играть с ним и отводить тем самым свою душу.
Наконец на небо высыпали звезды, и открылись лавки. Мина и Гиршл пошли домой, затем Гиршл отправился в лавку, чтобы передать отцу полученную почту. Это были деловые письма, счета, просьбы о пожертвованиях, официальные и личные письма, приглашения на свадьбу и, сверх всего прочего, еще два письма — одно из Шибуша, другое из-за границы. Одно письмо, адресованное Гиршлу, было написано на иврите. Его автор, прежний раввин Шибуша, который сейчас занимал эту должность где-то еще, написал книгу о еврейских законах и один экземпляр ее прислал Боруху-Меиру с просьбой сделать пожертвование, чтобы помочь покрыть расходы на ее издание. Увидев эту книгу у отца, Гиршл заказал еще один экземпляр, приложив пожертвование лично от себя, и сейчас автор благодарил его за уважение к науке и финансовую поддержку ученого. Нельзя сказать, чтобы Гиршлу требовалась еще одна книга, посвященная еврейским законам. Он не мог бы вспомнить содержание и тех книг, которые читал раньше. Просто ему хотелось помочь достойному делу, а появление нового юридического комментария было, безусловно, делом достойным.
Что касается письма из-за границы, то его автором был Арнольд Цимлих, кузен Гедальи. Сомневаясь в том, что Маликровик имеет почтовое отделение, и даже не зная, как правильно пишется слово «Маликровик», он просил Боруха-Меира сообщить отцу Мины о своем намерении приехать к нему на зимние праздники. В отличие от Цирл, Борух-Меир был уверен, что кузен выполнит свое намерение, ведь всякий немец всегда держит слово и, можете не сомневаться, сделает то, что сказал.
Оставалось одно последнее письмо, посланное из Шибуша в Шибуш же. Никогда в истории этого города ни один шибушец не писал другому, но, как продемонстрировал сумасшедший аптекарь, что-то всегда бывает впервые. Несколько месяцев назад он подал в суд на Гурвицев за то, что они продают нюхательные соли без лицензии, и вот он уведомляет их по почте, что решил взять назад свой иск. Возможно, Себастьян Монтаг мягко намекнул ему, что так будет приличней, а может быть, он не надеялся выиграть дело. Во всяком случае, одной тревогой меньше для Боруха-Меира, который был этим очень доволен.
Одна крупная неприятность с плеч долой — и одна мелкая! Сколько он пережил, боясь, что к Гиршлу никогда не вернется рассудок, и вот его сын снова поглощен делом, ведет себя как нельзя лучше: знает, когда быть в лавке и когда дома, когда заниматься делами, а когда отложить их в сторону ради дружеской беседы.
Снова дом молодых Гурвицев был полон гостей. Но если раньше Гиршл приглашал их, чтобы проявить гостеприимство, сейчас он делал это ради того удовольствия, которое доставляло ему их общество.
Вернулась, однако, не вся компания.
Однажды, когда Гиршл спросил Мотши Шайнбарда, почему он перестал бывать в его доме, тот ответил, что старому костылю стало трудно подниматься по лестнице. Тогда это, конечно, была шутка, а сейчас Мотши подводит уже и оставшаяся нога. Он все еще частенько появлялся у Гильденхорнов, которые жили на первом этаже. Да и без Мотши Шайнбарда у Гурвицев было достаточно оживленно. В городке с численностью населения пятнадцать тысяч человек, более половины которых составляли евреи, ног хватало.
Перестал ходить к Гиршлу и Лейбуш Чертковер. Правда, место Лейбуша занял его сын Вови, газетный корреспондент, — это благодаря ему Шибуш попал на географическую карту. Что делал Шибуш на карте? Ведь он был такой же городишко, как и многие другие, по улицам которых шествовали гуси и бедняки. Но в Шибуше жил человек по имени Кнабенгут, чья деятельность давала прекрасный материал для печати: не проходило месяца без того, чтобы Вови не посылал о нем корреспонденцию в свою газету. Дружба Гиршла с Вови тревожила Цирл. Возможно, она боялась, что ее сын превратится в опасного радикала. Борух-Меир, наоборот, относился к Вови с уважением, и не потому, что боялся, как бы тот не написал о нем в газете, а потому, что придерживался правила ладить со всеми.
