— Простил ты нас? — пробормотал он, искоса глядя на соседа.
— Да, — просто ответил Адам, налегая на весло. — Вас простил — давно уже.
В то время как куттер, который буксировал лодку с Адамом, Емельяном и другими, все дальше уходил в туманное серое море, Симион Данилов отправился разыскивать своего братца. Он нашел его в одиночестве. Облокотившись о планшир, Прикоп глядел вниз, на темно-зеленые волны, которые, разбиваясь о борт парохода, закипали тысячами мелких пузырьков. Палуба то поднималась, то опускалась под его ногами. Симион подошел и встал рядом с братом. Босой, оборванный, небритый, лохматый рыбак, — он нарочно ходил в таком виде, чтобы люди как-нибудь не вспомнили его кулацкого происхождения, — резко отличался от свежевыбритого, упитанного, аккуратного моряка в старой, заплатанной, но чистой и выглаженной спецовке. Прикоп окинул брата беглым взглядом и продолжал глядеть на море.
— Видел его? — спросил Симион, двигая грязными пальцами босых ног с отросшими, вымазанными смолой ногтями.
— Видел, — мрачно ответил Прикоп.
— Этот-то как в партию попал?
Прикоп промолчал.
— Хотя, в конце концов, из таких, как он, и выходят коммунисты… — задумчиво пробормотал Симион.
— Помалкивай, — чуть слышно проговорил Прикоп.
— Остерегайся его!
— Чего мне остерегаться? — проворчал Прикоп, холодно улыбаясь.
Симион удивился:
— Да ты что, одурел, что ли? Думаешь, он забыл? Думаешь, он нас простил?
— Это его дело, — уверенно сказал Прикоп. — Встречали мы таких, не страшно… Ступай — не годится, чтобы нас видели вместе…
Симион удалился с деланно равнодушным видом, а Прикоп продолжал свои размышления, облокотившись на холодное железо планшира и не отрывая глаз от моря. Немного погодя, он выпрямился и пошел разыскивать Прециосу.
Вечером, под темнеющим небом, вернулся куттер, ведя на буксире брошенные лодки, которые были найдены на якорях, над большими глубинами. Снасть тоже вытащили и даже с уловом. Рыбаки, несмотря на усталость, еще остались на палубе — посмотреть, как поднимают лодки, — а Адам Жора, бледный и с темными кругами под глазами, в промокшей одежде, отправился за спецовкой и резиновыми сапогами. Артельщик, он же буфетчик, — все тот же маленький, худосочный человек с желтым лицом и бритой головой, — ответил, что у него нет ни того, ни другого. Адам так и остался в мокром костюме и, дрожа от холода, пошел в каюту парторганизации, где он нашел Прециосу и Прикопа, принявших его вежливо, но с преувеличенной важностью. Прикоп посмотрел на его мокрую одежду, но ничего не сказал. Адам спросил, скоро ли состоится заседание бюро, чтобы он мог ознакомиться с делами. Ему ответили, что когда угодно — хоть сейчас.
— Из кого состоит бюро? Из вас двух? — спросил Адам. — Кажется был еще один член — Продан… если не ошибаюсь.
— Продан на вахте, — сказал Прециосу.
— Подождем, пока он сменится.
— Тогда начнется наша вахта, — сказал Прикоп, которому не хотелось при Продане говорить о некоторых вещах с Адамом.
— В таком случае я поговорю с ним отдельно и потом сообщу вам его мнение.
Прикоп с Прециосу переглянулись: «Мало ли что наговорит ему Продан, пожалуй, уж лучше, чтобы говорил при нас» — думали оба.
— Пойду посмотрю, нельзя ли его сменить, — решил Прикоп и вышел из каюты.
Прециосу, прикрыв один глаз от дыма, который струился от приклеившейся в углу его рта папиросы, принялся медленно, растягивая слова, осведомлять Адама:
— Продан — хороший товарищ, — начал он, — но, к сожалению, находится под влиянием одной компании, свившей себе гнездо на этом пароходе.
— Что это за компания? — удивился Адам.
— Вы сами увидите: мне не хотелось бы вам об этом говорить. Тут подобралась одна компания. К сожалению, в ней участвуют даже члены партии, подпавшие под чужое влияние. Да, да…
— Под чье влияние? Какие члены партии?
— Во-первых, сам Продан. Потом старший помощник капитана Николау, боцман Мариникэ, механик Маня… Но парторганизация разоблачила их и задала им хорошую головомойку. Раскритиковали их в пух и прах, знаете, безжалостно…
— Что же они делали? Чего они добиваются?
— … Они оторвались от организации, перешли на сторону капитана, идут против партии…
— Как? Здесь у вас капитан действует против указаний партии?
Прециосу снисходительно улыбнулся:
— Вы еще молоды. Сколько вам лет?
— Лет тридцать будет…
— Вот видите. А мне под пятьдесят и я был связан с рабочим движением еще в тридцатых годах… Я этих господ хорошо знаю. Неужели вы думаете, что они, в душе, преданы нашему строю? Что вы!
Адам Жора сдержанно улыбнулся:
— Не знаю, что делается в душе капитана, но какого мнения о нем отдел кадров? Конкретно, как он себя ведет?
— Конечно, если судить по поведению…
— А почему же еще?.. — чуть слышно пробормотал Адам.
Прециосу сделал удивленные глаза. Он почувствовал себя задетым.
— На этом пароходе мы должны быть более бдительны, — произнес он сентенциозно.
Это звучало как упрек: ты, мол, недостаточно бдителен.
Но Адама это нисколько, по-видимому, не смутило:
— Очень хорошо, — согласился он. — Будьте более бдительны. Но все-таки, какую же именно позицию занимают товарищи, о которых вы говорите? В частности, капитан?
— Я вам уже объяснил: они оторвались от партийной организации, не считаются с линией партии.
— В чем это фактически сказывается? Чего они конкретно хотят? Или не хотят? — допытывался Адам.
Потом как будто задумался и, глянув в упор на Прециосу, словно ударив его кулаком в грудь, спросил:
— А скажите, пожалуйста, какова, по-вашему, линия партии?
Прециосу так удивился, что даже вынул окурок изо рта:
— Как так?
— Какие задачи у партии здесь, в рыболовной флотилии? — спросил Адам Жора совершенно спокойно, пристально глядя в глаза своему собеседнику.
Прециосу растерялся, не зная, что отвечать. Он никогда не задумывался над этим вопросом, который его, собственно, даже не интересовал. Он попробовал увильнуть, обратившись к Адаму свысока:
— Как, товарищ Жора? Неужели вы воображаете, что у партии одни задачи в стране вообще и другие — в рыболовной флотилии?
Прециосу иронически рассмеялся. Адам улыбнулся невеселой улыбкой:
— Я этого не думаю… Я только хотел знать, какие практические цели ставит партия здесь, в рыболовной флотилии…
— Во-первых, флотилия нас не касается. Мы — судовая первичная организация. Во-вторых, зачем нам обсуждать эти вопросы на ходу? Обсуждать их следует на заседании, обстоятельно, организованно, а не так…
Он хотел сказать: «Ты парень еще молодой, легкомысленный, и подходишь к важным вопросам партийной жизни с кондачка. Даже методов партийной работы как следует не знаешь — какой же ты после этого активист?!» — При этом у Прециосу был высокомерный вид человека, поучающего новичка-молокососа.
Адам помрачнел. «Да, здесь, действительно, нужен инструктор, — думал он. — Что-то у них, действительно, хромает…» Все это он подумал про себя, а громко, посмотрев с некоторым сожалением на Прециосу, он сказал другое:
— Я думаю, что даже если вас разбудят ночью и спросят: какие, конкретно, задачи партии на вашем рабочем месте, вы должны, не задумываясь, ответить. Потому что задачи эти совершенно ясны. И мне кажется странным, что вы отделяете политическую работу на судне от политической работы среди рыбаков…
— Так с самого начала организовано партией, — с важностью ответил Прециосу.
— Партия может организовать и иначе, если мы предложим другое. Подумали ли вы об этом? Предлагали?
— Вы, кажется, пришли нас судить, — ядовито заметил Прециосу, который начинал трусить. — Сначала посмотрите, как мы работаем, проанализируйте нашу работу, а потом уже и критикуйте…
— Не обижайтесь, — мягко сказал Адам, — конечно, мы все это вместе обсудим, проанализируем, решим, что делать…
В эту минуту вошли Прикоп с Проданом. Прикоп нарочно не торопился вызывать Продана, чтобы дать время Прециосу рассказать Адаму про первичную организацию и вообще про команду и преподнести ему заранее подготовленное мнение о положении на судне. Пока Адам здоровался с Проданом, он успел мельком взглянуть на Прециосу и заметил, что секретарь парторганизации несколько даже изменился в лице, вспотел и имел смущенный, а может быть даже, — чему Прикопу трудно было поверить, — и испуганный вид. «Так или иначе, — думал он, — если Адам Жора нечто более, чем обыкновенный человек, которого нетрудно обвести вокруг пальца, то необходимо с самого начала дать ему подножку в расчете на то, что его промах заткнет глотку Продану, Иначе Продан еще решит, чего доброго, что наконец появился человек, с которым можно поговорить по душам…» — План действий был готов у Прикопа:
