Я снова огляделся по сторонам и увидел, что в правом нижнем углу дверцы буфета прогрызена дыра в форме полумесяца. У меня тут же возникло подозрение, что она может служить им удобным входом и выходом. Я приблизил к ней нос и почувствовал запах мышей. Если они появятся отсюда, то, стоя за столбом, я пропущу их мимо себя, а потом нападу с фланга. «А вдруг они свалятся с потолка», — подумал я и взглянул вверх: потолок был черным от копоти, и при всей своей ловкости я не смог бы ни забраться туда, ни слезть оттуда. «Навряд ли они станут прыгать с такой высоты», — успокоил я себя и решил не сосредоточивать внимание на этом направлении. Но все равно оставалась опасность нападения еще с трех сторон. Появись они только с одной стороны, мне бы было достаточно взглянуть на них, чтобы они обратились в бегство. Если они появятся с двух сторон, то все равно я уверен, что мне так или иначе удастся рассеять их колонны. Но если они нагрянут сразу с трех сторон, то даже я могу оказаться бессильным, хотя считается, что кошки ловят мышей машинально. Тем не менее мой престиж не позволяет мне просить помощи у типов, подобных Куро. Как же быть?! Когда думаешь, как быть, и ничего не можешь придумать, самый верный способ успокоиться — решить, что того, чего ты опасаешься, не случится. И мне захотелось думать, что ничего из ряда вон выходящего не произойдет. Оглянитесь вокруг себя. Разве исключена возможность, что твоя молодая жена, с которой вы только вчера поженились, сегодня умрет? И все-таки молодой муж не проявляет никаких признаков беспокойства, а только радостно напевает: «Как прекрасны цветы камелии, мы будем жить с тобой тысячу лет и еще восемь раз столько». А не волнуется он не потому, что из-за этого не стоит волноваться. Просто сколько ни волнуйся, все равно делу не поможешь. В моем положении тоже нет достаточных оснований утверждать, что нападение с трех сторон ни за что не состоится, но такое предположение помогает обрести душевное спокойствие. Спокойствие необходимо всем. Я тоже хочу спокойствия. Поэтому я и решил, что нападения с трех сторон не произойдет.
И все— таки мне не удавалось избавиться от тревоги. Я принялся размышлять, в чем тут дело, и наконец понял. Мои мучения объяснялись тем, что я никак не мог решить, на каком из трех планов лучше всего остановиться. Я принял необходимые меры на тот случай, если мыши появятся из шкафа; у меня будет чем их встретить, когда они выйдут из ванной; возле умывальника их тоже ждет хороший сюрприз, но необходимость сосредоточить внимание на каком-то одном плане ставила меня в тупик. Говорят, адмирал Того очень беспокоился, не зная, каким путем двинется балтийская эскадра -то ли через Цусимский пролив, то ли через пролив Цугару, то ли предпочтет далекий обход через пролив Соя. Теперь я легко могу представить, в каком он тогда находился положении. Я не только вообще похожу на его превосходительство Того, но в данной конкретной обстановке страдаю и от неизвестности точно так же, как страдал он.
Не видя никакого выхода, я призывал на помощь всю свою изобретательность. В это время дырявое сёдзи распахнулось, и показалось лицо служанки. Я говорю «лицо» совсем не потому, что у нее нет рук и ног. Остальные части ее тела в темноте не были видны, а необычно сверкающее лицо я увидел совершенно отчетливо. Щеки служанки, и без того достаточно красные, теперь, когда она вернулась из бани, стали еще краснее. Наученная горьким опытом прошлой ночи, она поспешила запереть черный ход. Из кабинета послышался голос хозяина: «Положи мою трость рядом с подушкой». Мне было непонятно, для чего он вздумал украшать свое изголовье тростью. Вряд ли хозяин способен на такой экстравагантный поступок, чтобы корчить из себя наемного убийцу с берегов реки И-Шуй [106]. Вчера дикий батат, сегодня трость, а что же будет завтра?
Ночь только началась, и мыши пока не появлялись. Перед битвой мне необходимо немного отдохнуть.
В нашей кухне нет вытяжного окна. Вот в гостиной имеется отверстие шириной в одно сяку, и зимой и летом оно служит для проветривания. Испуганный налетевшим порывом ветра, принесшим с собой лепестки вишни, я открыл глаза. Наверное, в окно проникал лунный свет, потому что тень очага косо легла на крышку погреба. «Уж не проспал ли, чего доброго», — подумал я и, несколько раз дернув ушами, осмотрелся. Было тихо, и, как всегда, слышалось лишь тиканье стенных часов. Пора бы мышам выходить из укрытий. Вот только откуда они появятся?
Из буфета послышался какой-то шум. Похоже, мыши пожирают что-то, опершись лапами на край блюдца. «Отсюда они и вылезут», — подумал я и застыл в ожидании. Но мыши и не думали вылезать. Шум вскоре прекратился. Время от времени раздавался тяжелый стук. Все это происходило прямо тут, за дверцей, на расстоянии меньше трех сунов от моей морды. Иногда их дробные шаги приближались к самой дыре, но тут же удалялись снова, и ни одна мышь не высовывалась наружу. Довольно длинная история: пока мои враги бесчинствуют вовсю под защитой дверцы, я должен притаиться у дыры и ждать. Мыши устроили настоящий бал. Какая все-таки тупица наша служанка: не могла немного приоткрыть дверцу буфета, чтобы я смог пролезть в него.
Теперь за очагом загремела моя раковина. И там были враги! Я подкрался ближе, но увидел только мелькнувший между кадушками хвост — мышь мгновенно шмыгнула под умывальник. Через некоторое время я услыхал, как в ванной о медный таз ударилась полоскательница. Теперь они зашли с тыла. Я оглянулся и увидел, как здоровенная мышь, уронив мешочек с зубной щеткой, юркнула под галерею. «Ой, убежит», — пронеслось в моем сознании, и я кинулся за ней, но ее уже нигде не было видно. Оказывается, ловить мышей труднее, чем я думал. Может, я от рождения такой неспособный.
Иду в ванную — враги выбегают из буфета, сижу возле буфета — выпрыгивают из-под умывальника, стою, готовый к броску, посреди кухни — они начинают понемногу появляться со всех трех сторон. Я выбился из сил, но, тяжело дыша, продолжал носиться по кухне. Однако сколько я ни носился, мои старания не увенчались успехом. Очень жаль, но когда имеешь дело с такими ничтожествами, то будь хоть самим адмиралом Того, все равно ничего не сможешь добиться. Вначале я испытывал жгучую ненависть к врагу и прекрасное благородное чувство трагического, но потом понял всю нелепость своего положения и, будучи не в силах побороть усталость, неподвижно уселся посреди кухни. Если даже не двигаться, а только напустить на себя грозный вид и сердито посматривать по сторонам, враг не осмелится предпринять какой-либо серьезный шаг, ибо он ничтожество. Мыши, о которых я думал, как о достойном противнике, неожиданно оказались какими-то жалкими негодяями; надежда на то, что битва с ними принесет мне славу, развеялась прахом, и теперь я не испытывал к ним ничего, кроме отвращения. А поэтому они утратили для меня всякий интерес. Теперь делайте что хотите, все равно у вас ничего не получится. Мне захотелось спать. Это желание явилось лучшим выражением моего презрения. Буду спать, решил я. Отдых необходим даже в стане врага.
В открытое окно снова ворвалось облако лепестков и, рассыпавшись, метелью закружилось по кухне. В эту самую минуту из буфета выскочила мышь и, прежде чем я успел увернуться, со свистом прорезав воздух, вцепилась в мое левое ухо. Вслед за этим какая-то черная тень незаметно подобралась ко мне сзади и повисла у меня на хвосте. Все это произошло в мгновение ока. Сам не зная зачем, совершенно непроизвольно я метнулся вверх. Собрав все силы, я попытался стряхнуть с себя этих чудовищ. Та, что вцепилась в ухо, покачивалась сбоку моей морды. Кончик ее мягкого, как резиновая трубка, хвоста неожиданно для меня самого оказался у меня во рту. «Тут я тебя съем», — подумал я и, не выпуская хвоста из зубов, замотал головой; в зубах у меня остался только хвост, сама мышь ударилась о стену, оклеенную старыми газетами, и отскочила от нее на крышку погреба. Когда она хотела подняться, я не растерялся и навалился на нее всем телом, но она отскочила от меня, как мяч от ноги, отлетела, слегка задев мой нос, на край полки и остановилась там, поджав лапы. Она смотрела на меня с высоты полки, я смотрел на нее с крышки погреба. Нас разделяло расстояние в пять сяку, а также полоса лунного света, похожая на натянутый в воздухе широкий оби. Собрав все силы, я оттолкнулся от пола и попробовал вспрыгнуть на полку. Однако я смог ухватиться за край полки только передними лапами, задние повисли в воздухе. Черная мышь, уцепившаяся за мой хвост, кажется, была готова скорее умереть, чем расстаться с ним. Я очутился в тяжелом положении и решил покрепче уцепиться передними лапами за полку. Но мышь, висевшая у меня на хвосте, тянула вниз, и я в любую минуту мог упасть на пол. Я изо всех сил впивался когтями в полку. «Так больше нельзя», — подумал я и оторвал от полки левую лапу, чтобы ухватиться ею покрепче, но моя попытка провалилась, и я повис на одном-единственном коготке правой лапы. Тяжесть моего собственного тела и тяжесть прицепившейся к хвосту мыши заставляли меня все больше и больше сползать вниз. Чудовище, которое доселе неподвижно сидело на полке и только внимательно следило за мной, улучило момент и камнем ринулось мне на лоб. Коготок соскользнул с полки. Слившиеся воедино три тела прошли через полосу лунного света и рухнули на пол. Стоявшая на полке ступка, находившаяся в ней кадочка и пустая банка из-под варенья, захватив по пути гасилку, тоже одной сплошной грудой полетели вниз, причем часть этой утвари попала в бак с водой, а другая часть рассыпалась по полу. Все это сопровождалось страшным грохотом, особенно отчетливо прозвучавшим в ночной тиши. У меня даже мороз пробежал по коже. Я был в полном отчаянии.
