Дарси».
Принимая письмо от мистера Дарси, Элизабет рассчитывала разве что на повторение предложения, прозвучавшего накануне, и никак не ожидала такого его содержания. Однако, зная о том, что находилось в конверте, легко можно предположить, как жадно вчитывалась она в строки, и какие противоречивые чувства вызывало у нее прочитанное. Впрочем, сама она точно не могла определить, что испытывает. С изумлением для себя она выяснила, что он искренне верит в полную свою невиновность, но тут же убедилась и в том, что за всеми его объяснениями совершенно очевидно стоит справедливое чувство стыда. С твердым предубеждением против всего, что он может ей сказать, барышня приступила к описанию событий в Незерфилде. Она лихорадочно вчитывалась в слова, но не могла понять их смысл, а нетерпение узнать, что говорится в следующем предложении, подхлестывало ее и без того невнимательное чтение, оставляя суть того, что лежало у нее перед глазами, вне пределов понимания. Его тезис о полном равнодушии сестры она немедленно заклеймила жалкой ложью, а когда Дарси приступил к изложению действительных, самых неприятных обстоятельств, препятствовавших союзу Бингли и Джейн, она слишком рассердилась и разнервничалась, чтобы составить хоть сколько-нибудь справедливое и объективное суждение относительно его мотивов. Он не жалел о сделанном, и это заставило барышню лишь злорадно усмехнуться. Весь стиль его послания дышал не раскаянием, но надменностью, за каждым словом стояла гордыня и оскорбительное высокомерие.
Однако, когда вслед за этой частью Дарси перешел к отчету о мистере Уикеме, страсти ее уже немного улеглись, а взгляд прояснился. Если все написанное им правда, мнение о нем обязано быть пересмотренным самым радикальным образом. Вчитываясь в волнующе правдоподобную историю собственных его злоключений, Элизабет снова смутилась и растерялась, а сердце ее заныло. Изумление, дурные предчувствия и даже ужас сковали ее тело. Она страстно желала, чтобы все оказалось ложью от первого до последнего слова, и непрерывно восклицала: «Это должно быть неправдой! Не может быть! Это самая чудовищная ложь!» Прочтя письмо до конца, и едва ли поняв прочитанное, она нервно смяла бумагу, почти плача и уверяя себя в том, что ни на йоту не верит Дарси и никогда больше не раскроет это письмо.
В таком вот крайнем смущении, с мыслями, лихорадочно ускользавшими от нее, она шла, вернее, мчалась вперед. Бег ей не помогал, и уже через полминуты смятый конверт был снова извлечен из-за пояса. Постаравшись в меру возможностей успокоиться, она снова вернулась к убийственной части о мистере Уикеме, заставляя собственный мозг анализировать каждое прочитанное слово. Что касается круга его общения с господами из Пемберли, то мистер Дарси практически слово в слово повторил все то, что Элизабет уже слышала от Уикема; а доброта покойного джентльмена, хоть и несколько уточненная его сыном, в целом соответствовала отзывам обиженного крестника. Пока версия одного вполне подкреплялась изложением другого. Огромная разница началась с предложения, касавшегося завещания. То, что говорил мистер Уикем относительно прихода, было достаточно еще свежо в ее памяти; и, поскольку она могла наизусть повторить каждое его слово, избежать констатации чьей-то лжи не удавалось. Несколько упоительных мгновений мисс Беннет тешила себя надеждой на то, что подозрения ее относительно Дарси не грешат против истины; но, когда она снова и снова читала и перечитывала строки о том, что мистер Уикем сам отказался от прихода, попросив взамен столь крупную сумму и, более того, ее же и получив, ей пришлось крепко задуматься. Она опустила письмо и принялась взвешивать каждое обстоятельство с тем, что казалось ей непредвзятостью, основанной на вероятности любой версии, но это упражнение успеха не принесло. С любой из сторон утверждения оставались по-прежнему голословными. Она снова припала к письму и с каждой прочитанной строкой все более приближалась к мысли о том, что, если принять на веру, будто мистер Дарси и правда не поступил так бесчестно, как это представил Уикем, всякая вина с первого снимается полностью.
Экстравагантность и безумная расточительность, масштабы которых он уточнить посовестился, хотя все же грехи эти вменял в вину мистеру Уикему, буквально шокировали Элизабет. К этому смущению добавилось еще и то, что доказать необоснованность таких заверений ей оказалось нечем. Она никогда не слышала о мистере Уикеме до его поступления в Хертфордширский полк, в котором он оказался по рекомендации молодого человека, случайно встретившего его в городе и обрадованного возможности возобновить прежнее мимолетное знакомство. О прошлой его жизни в их околотке ничего не знали, кроме того, что он сам о себе рассказывал. А что до его истинного характера, то, говоря по правде, этот вопрос не особенно занимал ее в ту пору. Черты, голос, манеры – все это зарекомендовало молодого человека в образе воплощенной добродетели. Мисс Беннет попыталась вспомнить примеры его доброты, яркий след целостности натуры и щедрости души, которые смогли бы защитить того от нападок мистера Дарси; она искала превосходство достойных качеств, способных оправдать лень и пороки, которые, если верить письму, длились многие годы. Ничего подобного ей на ум не пришло. Она живо представляла себе образ мистера Уикема; очарование его черт и манер стояли у нее перед глазами; но она не могла припомнить ни одного из достоинств, не считая одобрения соседей и уважения за общим столом, получаемого им по праву положения в обществе. Сделав на этом небольшой перерыв, она постаралась отвлечься, а потом снова приступила к чтению. Увы! история о его видах на мисс Дарси находила косвенное подтверждение в беседе с полковником Фитцуильямом, состоявшейся не далее позавчерашнего утра. Кроме того, сам Дарси направлял ее к кузену за подтверждением справедливости каждого написанного им слова, а сомневаться в порядочности Фитцуильяма у Элизабет поводов не было. В отчаянии она даже почти было решилась воспользоваться этим советом, но тут же смутилась, представив собственную неловкость при объяснении причин расспросов, и вскоре от затеи отказалась, заверив себя в том, что мистер Дарси не стал бы подвергать такой опасности собственную репутацию, не будь он уверен в полном подтверждении своего рассказа.
Мисс Беннет доподлинно помнила все, что прошло в разговоре между ней и мистером Уикемом во время самой первой встречи у мистера Филипса. Многие его выражения до сих пор отчетливо звучали у нее в ушах. Но только сейчас ее поразила та готовность, с которой он спешил раскрыть свое сердце совершенно посторонней барышне. Элизабет удивилась, отчего эта мысль не приходила ей в голову раньше. Только теперь она замечала нетактичность, с которой тот распространялся о своих несчастьях, несоответствие между его чувствами и поступками. Она вспомнила, как Уикем похвалялся, будто нисколько не боится встречи с мистерам Дарси, говорил, что тот может уехать из Хертфордшира, тогда как сам он останется там, где ему удобно, но на следующей же неделе сбежал от бала в Незерфилде. Вспомнила она и то, что до самого отъезда Бингли и его близких о бедах своих Уикем поведал только ей, но сразу же после того, как Дарси не стало, коварство последнего немедленно сделалось злобой дня; и то, как, несмотря на недавние свои заверения, будто память о покойном благодетеле не позволит ему поносить его сына, в последующих своих рассуждениях о мистере Дарси Уикем в выражениях не стеснялся.
Как иначе стало выглядеть все, в чем он оказался замешан! Только сейчас его увивания вокруг мисс Кинг оказались омерзительно корыстными, а за показным равнодушием его к богатству, точно по волшебству, выросло чудовищное, животное стремление ухватиться за первый же лакомый кусок. Отношение Уикема к самой Элизабет отныне также не имело никаких оправданий: либо он просто заблуждался относительно размеров ее приданого, либо его самолюбию льстила привязанность, которую он возбуждал в любой избранной жертве. Каждая ее новая попытка найти хоть какое-нибудь оправдание красавцу-лжецу становилась все слабее и слабее. В продолжение искупления вины перед мистером Дарси она даже припомнила, как уже очень давно сам мистер Бингли уверил Джейн в том, что совесть его друга по отношению к этому проходимцу чиста. Определенно гордыми и отталкивающими были его манеры, и на протяжении всего их знакомства – знакомства, закончившегося полным их сближением и доверительностью, мисс Беннет так и не видела ничего, что могло бы опровергнуть обвинение в беспринципности и несправедливости, в неверии и аморальности. То, что друзья его ценили и уважали, даже сам Джордж приписывал слепоте армейского братства, а то, как часто и вдохновенно он говорил о ее сестре, подтверждало лишь одно: Уикем вполне мог быть к ней неравнодушен. Окажись правдой все утверждения Уикема, такую правду едва ли удалось бы сокрыть от света, а дружба между человеком, способным на подлое предательство, и таким славным созданием, как мистер Бингли, вряд ли была бы возможна.
