дверям. Он сделал это с известным достоинством, но в его глазах было загнанное выражение.
– Это было бы невозможно, – сказал он.
– Совершенно верно, – сказала сестра. – Я очень рада, что вы признаете это.
Лорд Маршмортон достиг дверей и стоял, держась за ручку. Казалось, что он хочет набраться сил от прикосновения к ней.
– Я собирался сказать вам об этом.
– По поводу мисс Дор. Я сам женился на ней в среду – сказал лорд Маршмортон и исчез за дверью.
Глава XXVI
В четверть пятого, вечером, через два дня после памятного званого обеда, за которым лорд Маршмортон вел себя с таким заметным недостатком рассудительности, Мод сидела в кафе «Приятный уголок», поджидая Джоффрея Раймонда. Он телеграфировал, что встретится с ней в половине пятого, но нетерпение привело ее к месту встречи на четверть часа ранее условленного времени. И печальный вид всего окружающего уже побуждал ее сожалеть об этой импульсивности. Угнетенное состояние духа охватило ее. Она была полна предчувствий. Знающим Лондон название «Приятный уголок» сразу подскажет мысль о кафе на Ворд-Стрите, которое принадлежит бедной благородной даме в Лондоне, когда дама из общества разоряется, а это случается теперь чрезвычайно легко, она соединяется с двумя или тремя другими благородными дамами и открывает кафе в Вест-Энде, под названием: «Дубовый лист», «Старая ива», «Под липами», или «Уютная Гавань», – сообразно их личным вкусам. Там, одетые тирольками, японками, в норвежские или экзотические костюмы, она и ее совладелицы подают прохладительные напитки в дневное время с гордой томностью. Здесь вы не найдете ни многолюдности, ни исправности ресторанов Лайонса и Ко, ни блеска и веселья Румпельмейера. Эти места имеют свою собственную атмосферу. По-видимому, они рассчитывают на недостаточное освещение, на полное отсутствие вентиляции, на шоколадный кекс, которого вы не в состоянии разрезать, и на медленное ожидание заказанного. Сомнительно, есть ли что-либо на свете более унылое Лондонского кафе этого рода, не считая, конечно, другого лондонского кафе того же типа. Мод посмотрела на свои часы. Было двадцать минут пятого. Ей не верилось, что она была здесь всего пять минут, но тиканье часов убеждало ее, что они не остановились. Ее уныние становилось все глубже. Почему Джоффрей просил ее встретиться в такой мрачной пещере, вместо того, чтобы встретиться в «Савойе»? Ей было бы так приятно в «Савойе». Здесь же ей казалось, что она потеряла безвозвратно ту веселую пылкость, с которой должна была встретить здесь человека, которого любила. Внезапно она почувствовала страх. Какой-то злой дух, казалось, нашептывал ей, что она сделала глупость, придя сюда, и подсказывал ей сомнение в том, на что она до сих пор смотрела, как на самый незыблемый факт в мире, – на ее любовь к Джоффрею. Неужели она могла измениться с тех пор, как была в Уэллсе? В живости последних событий, те дни в Уэллсе казались ей очень отдаленными, а она – самой себе – казалась отличной от той девушки, которой была год назад. Она поймала себя на том, что думала о Джордже Бэване. Это было странно, что, как только она начала думать о Джордже, она почувствовала себя лучше. Это было, как если бы она заблудилась в дикой чаще и вдруг встретила друга. Было что-то такое положительное, такое успокаивающее в Джордже. И как хорошо он держал себя во время последнего свидания. Джордж каким-то образом стал частью ее собственной жизни. Она не могла вообразить себе жизни, в которой он не принимал бы участия. А между тем, в настоящий момент, он, вероятно, укладывался, чтобы вернуться в Америку, и она никогда больше никогда не увидит его. Что-то кольнуло ее сердце. Она как будто в первый раз ясно представила себе, что собирается сделать. Она попробовала успокоить боль своего сердца, думая об Уэллсе. Она закрыла глаза и нашла, что это помогает ей вспоминать. С закрытыми глазами она все могла восстановить все в своей памяти – дождливый день, грациозную, гибкую фигуру, которая вышла ей навстречу из тумана, прогулки по холмам… Если бы только Джоффрей пришел! Видеть его – вот в чем она нуждалась.
– Вы уже здесь!
Мод, вздрогнув, открыла глаза. Голос звучал, как голос Джоффрея. Но у ее столика стоял незнакомец. И не особенно пленительный незнакомец. B тусклом свете «Приятного уголка», к которому еще не привыкли ее открывшиеся глаза, все, что она могла заметить, это то, что человек был чрезвычайно тучен. Она боязливо сжалась. Это было то, чего должна была ожидать девушка, сидящая одна в кафе.
– Надеюсь, я не опоздал, – сказал незнакомец, садясь и тяжело дыша. – Я думал, что небольшой моцион будет мне полезен, и потому пришел пешком.
Каждый нерв у Мод, казалось, внезапно ожил. Она задрожала с головы до ног. Это был Джоффрей! Он смотрел через плечо и старался щелчком пальцев привлечь внимание одной из кельнерш. И это дало Мод время прийти в себя от ужасного потрясения, которое она получила. Головокружение покинуло ее и сменилось паническим ужасом. Это не мог быть Джоффрей. Было бы ужасно, если бы это оказался он. И все же это был Джоффрей. В течение года она молилась, чтоб Джоффрей вернулся к ней. И боги услышали ее молитвы. Они вернули ей Джоффрея и с бесконечной щедростью. Она ожидала стройного Аполлона, которого любила в Уэллсе, а вместо него появился этот колоссальный человек. Каждый из нас имеет свои предрассудки. Мод имела предубеждение против толстых людей. Быть может, вид ее брата Перси, с каждым годом толстевшего все больше и больше, был причиною этой странности ее характера. Во всяком случае, оно существовало, и она смотрела в болезненном молчании на Джоффрея. Теперь он вновь повернулся, и она имела возможность хорошенько разглядеть его. Он был не только полным, он был толстяком. Тонкая фигура, о которой она мечтала в течение года, безобразно расплылась. Тонкие черты его лица совершенно изменились. Его щеки превратились в розовое желе. Одна из несчастных благородных дам приблизилась с медленным пренебрежением и остановилась возле столика. Казалось, было бесчеловечно беспокоить ее.
– Чаю или шоколаду? – спросила она гордо.
– Чаю пожалуйста, сказала Мод, обретя голос.
– Одну порцию? – вздохнула кельнерша.
– Шоколад для меня, сказал Джоффрей живо, с видом человека, беседующего на близкую ему тему. – Я хотел бы побольше взбитых сливок. И, пожалуйста, посмотрите, чтобы он был горячим.
– Один шоколад!
Джоффрей размышлял. Это было для него серьезным вопросом.
– И принесите немного кекса. Я люблю с глазурью… И пирожных… И гренков с маслом. Пожалуйста, присмотрите, чтобы на них было побольше масла.
Мод задрожала. В лексиконе человека, сидевшего перед нею, не должно было быть слова «масло».
– Хорошо, – сказал Джоффрей, нагибаясь, когда высокомерная
