— Вы что-нибудь ищете?
— Я буфетчик, — сказал Моррис.
— И долго вы этим делом занимались?
— Тридцать лет.
Владелец агентства рассмеялся.
— Ну, да вы просто чемпион! — сказал он. — Но им нужен молодой парень, которому они будут платить двадцать в неделю.
— А нет у вас чего-нибудь для человека с таким стажем, как у меня?
— Вы умеете резать мясо для сэндвичей на тонкие ломтики?
— Еще как!
— Приходите на следующей неделе; может быть, я что-нибудь для вас найду.
Бакалейщик вышел на улицу и продолжал свое путешествие. На Сорок седьмой улице он предложил свою кандидатуру на должность официанта в кошерном ресторане, но оказалось, что место уже занято, просто в агентстве забыли вовремя стереть надпись с доски.
— Что-нибудь еще у вас для меня найдется? — спросил Моррис.
— А что вы умеете делать? — спросил клерк.
— У меня была своя лавка: бакалея и деликатесы.
— А почему вы хотите стать официантом?
— Я не видел, чтобы где-нибудь был нужен буфетчик.
— Сколько вам лет?
— Пятьдесят пять.
— Если вам пятьдесят пять, так я проживу сто лет, — сказал клерк.
Моррис уже повернулся было, чтобы уйти, но тут клерк предложил ему сигарету; Моррис отказался, сказав, что у него от курения разыгрывается кашель.
На Пятидесятой улице он поднялся по темной лестнице и сел на деревянную скамью в дальнем конце длинной комнаты.
Управляющий — человек с широкой спиной и таким же широким задом — держал во рту потухшую сигару и, положив ногу на стул перед собой, вполголоса беседовал с двумя филиппинцами в серых шляпах.
Увидев Морриса, сидящего на скамье, он подозвал его:
— А вам что угодно, папаша?
— Ничего; я просто устал и хочу посидеть.
— Идите домой, — сказал управляющий.
Моррис спустился на улицу и выпил чашку кофе в кафе-автомате.
Америка!
Моррис доехал на автобусе до Тринадцатой улицы в нижнем Ист-сайде, где жил Брейтбарт. Он надеялся застать разносчика дома, но дома был только его сын Хайми. Хайми сидел на кухне, ел кукурузные хлопья с молоком и читал комикс.
— Когда твой папа приходит домой? — спросил Моррис.
— В семь, а то и в восемь, — пробормотал Хайми.
Моррис сел, чтобы дать отдых ногам. Хайми продолжал есть, читая комикс. У него были большие, тревожные глаза.
— Сколько тебе лет?
— Четырнадцать.
Бакалейщик встал. Он вытащил из кармана два четвертака и положил на стол.
— Будь хорошим мальчиком. Твой папа тебя любит.
Он спустился в метро на Юнион-сквер и поехал в Бронкс, где в большом многоквартирном доме жил Эл Маркус. Почему-то Моррису казалось, что Эл Маркус сможет ему помочь. «Ведь мне же, — думал он, — совсем немного надо: может, место ночного сторожа, или что-нибудь в этом роде». Когда он позвонил в дверь Эла Маркуса, ему открыла хорошо одетая женщина с печальными глазами.
— Простите, — сказал Моррис, — меня зовут мистер Бобер. Я — старый клиент мистера Маркуса. Мне нужно с ним повидаться.
— Я его свояченица, меня зовут миссис Марголис.
— Если его нет дома, я подожду.
— Вам долгонько придется ждать, — сказала миссис Марголис. — Его вчера положили в больницу.
Понимая, что ничего уже не изменишь, Моррис все-таки не удержался от того, чтобы спросить:
— Как жить тому, кто умер?
Когда он в сумерки вернулся домой, Ида, только взглянув на него, сразу заплакала.
— Ну, что я тебе говорила?
Вечером, после того как Ида, простоявшая весь день на ногах, пошла наверх, Моррис задержался в лавке и почему-то ощутил непреодолимое желание выпить густых, сладких сливок. Он вспомнил, с каким удовольствием в детстве ел хлеб, обмакнутый в сливки. Он достал из холодильника полпинты сливок и, чувствуя себя преступником, выпил их в задней комнате лавки с куском белого хлеба. Налив сливок в блюдечко, он макал в них хлеб и жадно поедал его.
В лавке раздался какой-то шум. Моррис быстро сунул сливки и хлеб в духовку.
Около прилавка стоял тощий человек в потертой шляпе и черном пальто — длинном, до самых лодыжек. У него был длинный нос, тощая шея, и на костлявом подбородке торчали рыжие клочья бороды.
— А гут шабес! — сказало это огородное пугало.
— А гут шабес! — ответил Моррис, хотя суббота была позавчера.
— Здесь пахнет, — сказал тощий незнакомец, сузив и без того маленькие глазки, — как в открытой могиле.
— Торговля не идет.
Незнакомец облизал языком губы и прошептал:
— А страховка есть? Вы застрахованы от пожара?
Моррис испугался.
— Что вам за дело?
— Сколько?
— Что сколько?
— Умный человек слышит одно слово, а понимает два. На сколько вы застрахованы от пожара?
— Лавка на две тысячи.
— Фу!
— Дом на пять тысяч.
— Просто стыдно. Надо на десять.
— Кто же даст десять за такой дом?
— Это еще неизвестно.
— Что вам тут нужно? — спросил Моррис, начиная раздражаться.
Незнакомец потер свои костлявые руки, поросшие рыжеватым пушком.
— Что нужно махеру?
— Какому махеру? Что вы такое делаете?
Незнакомец пожал плечами.
— Я зарабатываю на жизнь, — проговорил он почти беззвучно. — Я делаю пожары.
Моррис так и отпрянул.
— Мы люди бедные, — пробормотал махер, прикрыв глаза, и выжидательно замолчал.
— Чего вы от меня хотите?
— Мы — люди бедные, — сказал махер извиняющимся тоном. — Бог любит бедных, но помогает он богатым. Страховщики — богачи. Они берут твои деньги, а что они тебе дают? Ничего. Зачем же надо жалеть страховщиков?
Он предложил Моррису устроить в лавке пожар. Он сделает это быстро, безопасно, экономно — прибыль гарантирована.
Он вынул из кармана пиджака кусок целлулоида.
— Знаете, что это?
Моррис решил промолчать.
— Целлулоид, — прошептал махер.
Он чиркнул большой желтой спичкой и зажег целлулоид. Целлулоид сразу вспыхнул. Махер подержал его секунду и уронил на прилавок. Целлулоид быстро догорел и исчез. Махер дунул, но дуть было не на что. Только в воздухе остался легкий запашок.
— Волшебство! — сказал махер громким шопотом. — Никакого пепла. Поэтому мы работаем с целлулоидом, не с бумагой, не с тряпками. Только сунуть кусок целлулоида в щель — и через минуту пожар. А потом приходят детективы, которые работают на страховщиков, и что они находят? Ничего они не находят. А за ничего они платят деньги — две тысячи за лавку, пять тысяч за дом.
По лицу махера проползла улыбка.
Морриса передернуло.
— Вы хотите, чтобы я сжег свой дом, чтобы взять страховую премию?
— Я хочу, — вкрадчиво сказал махер, — цу вы хотите.
Бакалейщик промолчал.
— Возьмите семью, — продолжал махер, — и езжайте на Кони-Айленд. Когда вы вернетесь, все будет сделано. С вас пятьсот.
Он слегка потер двумя пальцами.
— Наверху живут еще муж с женой.
— Они когда-нибудь уходят?
— Иногда в кино. В пятницу вечером.
Он говорил глухим голосом, сам не понимая, зачем он все эти секреты выкладывает незнакомцу.
— Ну, пусть будет канун субботы. Я не праведник.
— У кого есть пятьсот долларов?
Махер нахмурился и вздохнул.
— Я возьму двести. Я сделаю работу. Вы получите шесть или семь тысяч. Потом заплатите мне триста.
Но Моррис был неколебим.
— Нет! — сказал он.
— Вам не нравится цена?
— Мне не нравятся пожары. Мне не нравится жульничество.
Поубеждав Морриса еще с полчаса и ничего не добившись, махер ушел.
На следующий вечер к парадной двери подъехал автомобиль, и бакалейщик увидел, как Ник и Тесси, одетые по-парадному, сели в него и куда-то уехали. Через двадцать минут Ида и Элен сошли вниз и сказали, что идут в кино. Элен попросила мать пойти вместе с ней, и Ида, видя, что дочь нервничает, согласилась. Когда Моррис понял, что остался в доме один, он неожиданно почувствовал какое-то непонятное возбуждение.
Пробыв в лавке десять минут, он поднялся наверх и порылся в пахнувшей камфорой шкатулке, пытаясь найти целлулоидный воротничок, который когда-то носил. Ида никогда ничего не выбрасывала; но найти воротничок Моррис не сумел. Он порылся в комоде у Эллен и нашел конверт с негативами фотографий. Оставив несколько снимков Элен в школьные годы, он взял пленку с какими-то дурацкими юнцами в плавках. Потом он захватил спички и спустился в погреб. Сначала Моррис подумал, что лучше всего запалить какой-нибудь ларь — их было в погребе несколько, — но потом решил, что больше подходит шахта подъемника: пламя сразу же взовьется вверх и через открытое окно туалета прорвется в лавку. От страха Моррис весь похолодел. Он решил, что зажжет огонь и будет ждать в прихожей. Когда пламя хорошенько займется, Моррис выбежит на улицу и поднимет тревогу. Позже он скажет, что уснул на кушетке и проснулся, почувствовав запах дыма. Пока приедут пожарники, дом успеет сильно пострадать, а пожарные шланги и топоры доведут дело до конца.
