Пока ты будешь писать свое признание, мы посоветуемся относительно формулировки заявления в газеты.
Эмма молча кивнула в знак согласия. Без дальнейших уговоров она тут же начала свою исповедь, голос ее звучал ровно, без всяких эмоций.
— Лучше, если я сразу расскажу мистеру Эллину о том, что вы, Августин и Лоуренс, возможно, помните, хотя Гай, наверное, никогда не слышал об этом: а именно, что Гарриет Дирсли, с которой я дружила с детских лет, очень рано вышла замуж, а после того как узнала от медицинских светил, что не может иметь детей, она словно рассудка лишилась. Ее даже пришлось поместить в частную лечебницу. Вскоре после ее выздоровления «Роща» так сильно пострадала от пожара, что временно там нельзя было жить. Мистер Дирсли, который — по обыкновению — находился в стесненных денежных обстоятельствах, отбыл во Францию поправлять свои дела в игорных домах Парижа, куда к нему должна была приехать жена, как только она будет в силах перенести это путешествие. По моему предложению мы наняли на несколько недель небольшой меблированный дом в Груби. Я была рада возможности побыть рядом с отцом, чему миссис Чалфонт, по счастью, не могла чинить препятствий, — она ждала ребенка.
Она едва не умерла родами, поэтому младенцем, который, как было объявлено, родился мертвым, было некому заняться. Отец поручил мне устройство похорон. Он беспричинно, как я считаю, разгневался, когда я заметила, что, не будучи крещен, младенец должен быть похоронен на неосвященной земле, в углу церковного двора. Мы горячо заспорили, как вдруг его позвали по делам. Я осталась одна, раздосадованная и оскорбленная. Сиделка, а не старая няня Энни, принесла младенца и отобранную для похорон одежду. Я заметила у младенца признаки жизни, но не стала звать слуг. Взяв с полки первую попавшуюся под руку книгу, я надежно обернула ее какими-то рубашечками, положила в гроб и захлопнула крышку. Скрыв младенца и часть оставшейся одежды под плащом, я, никем не замеченная, приехала к Гарриет Дирсли и сунула ей ребенка, воскликнув: «Это тебе!» Она приняла этот дар без колебаний, с необычайной радостью.
На этом месте Эмма прервала рассказ, словно ожидая, что ей придется оправдываться. Считать себя полностью невиновной она не могла, но у нее была возможность сослаться на внезапное безумие, помешавшее ей понять чудовищность своего поступка, либо на то, что она и миссис Дирсли были слишком молоды, чтобы полностью сознавать собственную жестокость, либо на то, что она было доведена до отчаяния резкими словами отца и воспоминаниями об участии мачехи в разрыве двух ее помолвок. Но поскольку никто не расспрашивал ее о мотивах, каковы бы они ни были, она продолжила свое повествование, которое мистеру Эллину показалось предельно сухим и официальным. Он мог только прийти к выводу, что это было заявление, подготовленное как раз на такой случай. Сколько раз, думал мистер Эллин, она мысленно повторяла его в бессонные ночные часы. У нее была возможность подготовиться: прошло почти одиннадцать лет с того часа, как она вихрем ворвалась в нанятый домик, держа на руках похищенное сокровище. У него не было и тени сомнения, что тогда она была так же безумна, как и однажды уже лишившаяся рассудка Гарриет. Ему понравилось, что Эмма не пыталась переложить вину на подругу, которая из них двоих была не менее, а, возможно, более виновна. Эмма приводила только факты, факты, факты.
— Горничная Гарриет, пожилая и опытная женщина, умела ухаживать за детьми. Через час и мы сами, и наш багаж уже находились в просторном фаэтоне, который привез нас из Парборо; мы уехали как можно быстрее в отдаленный город, где никто не знал ни меня, ни Гарриет. Перед отъездом я расплатилась с владельцем дома и объяснила, что миссис Дирсли необходимо срочно отбыть к мужу в Париж.
Августин, который до до сих пор слушал исповедь Эммы молча, прервал ее:
— У вас должны были быть еще служанки. Как вы поступили с ними?
— Нам прислуживали две девушки, нанятые владельцем дома. Они приходили каждый день, но когда я принесла домой младенца, никого из них не было. Я пошла к ним домой, расплатилась и попросила одну из них передать моему отцу наспех написанную записку, в которой говорилось, что я, придя в отчаяние от его жестокости, решила вернуться в Парборо-Холл, и сделаю это, как только удостоверюсь, что Гарриет благополучно отправилась в путешествие к мужу.
Приехав вместе с Гарриет в город, где нас никто не знал, и устроившись в гостинице, я пробыла с ней весь следующий день, затем вернулась в Парборо-Холл. Хозяйка, простодушная и нелюбопытная, не задавала щекотливых вопросов. Она легко поверила в рассказанную горничной историю, согласно которой миссис Дирсли, ехавшая навестить больную подругу, вынуждена была остановиться в убогом пристанище из-за неожиданных родов. Лачуга оказалась настолько грязной и отвратительной, что, несмотря на риск, они предпочли покинуть ее как можно скорее.
Миссис Августин издала сдавленный крик ужаса. Эмма не обратила на это ни малейшего внимания.
— Хозяйка гостиницы оказалась полезна в одном отношении: она порекомендовала нам подходящую няню — достойную молодую вдову, только что потерявшую ребенка.
— В другом отношении ее помощь оказалась не слишком по душе миссис Дирсли, — заметил мистер Эллин. — Мартину пришлось окрестить в церкви рядом с гостиницей.
Если Эмма и была удивлена тем, что мистеру Эллину известна эта подробность биографии Мартины, то она не показала этого.
— Да, Гарриет боялась, что могут возникнуть подозрения, если она не согласится на настоятельное предложение хозяйки. Она пробыла в гостинице две недели, а затем медленно двинулась в Париж в сопровождении няни, которая была рада покинуть город, связанный для нее с одними только печальными воспоминаниями.
Наша с отцом размолвка вскоре забылась, и ни он, ни кто другой не счел странным то, что Гарриет отправилась к мужу, а не осталась в Груби. Это выглядело совершенно естественно.
Появление миссис Дирсли в Париже вызвало у ее мужа гнев и страх. Представив себе, каковы будут последствия, если о краже ребенка станет известно, он пришел в смятение. У него уже была возможность убедиться в том, что отец мой отличается жестким, неумолимым нравом.
При этих словах Лоуренс беспокойно заерзал на стуле. Мистеру Эллину вспомнилась история миссис Тидмарш о юноше, которого негодующий отец спас из тенет мошенника-игрока. Эмма между тем продолжала.
— Ни только что миновавший приступ безумия, ни невозможность иметь детей не могли служить оправданием этого поступка. Снисхождения ждать не приходилось. Поэтому мистер Дирсли молчаливо согласился с тем, что сделала Гарриет, став тем самым в глазах закона ее соучастником. Я думаю, он так и не простил ей этого. Меня же он возненавидел с того самого дня, но благоразумно удержался от того, чтобы отказать мне от дома. Ведь если бы все раскрылось, не одной Гарриет пришлось бы отвечать.
Няня не вернулась в Англию вместе с семейством Дирсли. Когда они перестали нуждаться в ее услугах, она получила место в английской семье, живущей во Франции. Спустя какое-то время она вышла замуж за человека, состоявшего на службе в британском посольстве и вряд ли когда-нибудь покинет эту страну.
Спустя год семья Дирсли вернулась в «Рощу». Ходили сплетни, что ребенок, должно быть, приемный; но подобных разговоров при таких обстоятельствах можно было ожидать, к тому же их легко было не замечать.
Тут мистер Эллин задал вопрос, на который нужно было либо ответить сразу, либо оставить его без ответа.
— Миссис Чалфонт захочет знать, была ли девочка счастлива. У нас есть основания сомневаться в этом.
Эмма откинулась на спинку кресла.
— Это не имеет никакого отношения к моим признаниям.
— Имеет, и самое непосредственное, — настаивал мистер Эллин.
— Отвечай, Эмма, — приказал Августин. Эмма уступила.
— Разве дети бывают счастливы, за исключением редких моментов? Впрочем, мне кажется, она была вполне счастлива, пока была с няней Этель Терьер, которую взяли для нее после возвращения семьи в Англию.
— А когда няню рассчитали?
— Я думаю, вы могли бы задать эти вопросы Мартине. В свои одиннадцать лет она в состоянии ответить на них.
Мистер Эллин перестал спрашивать. Нежелание Эммы отвечать само по себе служило достаточным ответом.
— К несчастью, по мере того, как Мартина росла, стало проявляться фамильное сходство. Более всего она напоминала Гая, хотя он был здесь совершенно ни при чем. Ходили разные слухи, мне это известно. Затем, когда Мартине исполнилось пять лет, умер мой отец. Мистер Дирсли, избавившись от гнетущего ужаса перед расследованием, скандалом, наказанием, немедленно стал настаивать на том, чтобы мы во всем признались миссис Чалфонт. Он был уверен в ее мягкосердечии. Дело легко можно будет уладить, считал он, все скоро забудется.
