Ознакомительная версия.
Как-то раз я решил отправиться вместе с Эриком и тестем. Они разрезали червей пополам, вытаскивали улиток из их «домиков», брали своими толстыми липкими пальцами рыбьи потроха и нацепляли на крючки всю эту гадость. Домой возвращались с полной корзиной добычи, и, когда на большом блюде трепетали их рыбные трофеи с выпученными глазами, оба моих спутника указывали пальцем на самую мелкую рыбешку.
— А вот эту, — говорил тесть, — эту самую корюшку поймал Абель.
Иной раз мне случается погрузить девиц в свой старый автомобиль, наконец вернувшийся ко мне из ремонта, почтенный возраст которого вызывает шутки всех моих пассажирок, и мы совершаем поездку до Сарзо, Сент-Анн или Пор-Луи.
Иногда я пытаюсь побыть в одиночестве. Ухожу, отправляюсь в самый дальний конец бухты, где никогда и ничего не прибирают, где земля и вода сливаются в какой-то лохматой бахроме и несут друг другу свои отбросы. Море прибивает к берегу пену, «скелет» каракатицы, разбитые раковинки, слизистые водоросли, дерево; земля сбрасывает в море гравий, дохлую кошку, упавшую набок каменную глыбу, из которой бы у древних кельтов вышел превосходный менгир, засаленную бумагу, бидон из-под технического масла, коробку от сардин с завернутой в трубочку крышкой, апельсиновые корки и меня самого. Я поднимаю плоскую гальку, на которой перекрещиваются белые полосы, потом легкую розовую пластинку — это проделка моря, отшлифовавшего обломок кирпича, потом кусочек кровельного шифера. Адвокат Бретодо осматривается. Озирается. Нет, его здесь никто не увидит. Он наклоняется и, размахнувшись, бросает камушек. Увы, три посредственных рикошета — вот все, чего он добился.
— Плоховато! — кричит Тио, появившийся из-за скалы. Оказывается, он искал меня и послан захватить и увести с собой. Я снова попадаю в дамское общество, женщины устроились надолго, их языки и пальцы уже в действии, вязанье и сплетни продолжаются. Иногда я попадаю сразу на весьма любопытную историю.
— Ее первый муж умер, — рассказывает мамуля, — и это произошло при весьма странных обстоятельствах.
Кто? Впрочем, это не имеет значения. Теща продолжает:
— Представьте себе, у жены упало в воду обручальное кольцо. Она закричала: «Жером, пойди найди, пожалуйста. Ведь есть примета: если потерял обручальное кольцо, случится несчастье». А он не решался — и заметьте, он умел плавать, — но в этом месте было три метра глубины. Говорят, он ей пятнадцать минут твердил: «Куплю тебе новое». Но она была безутешна: «Нельзя покупать другое кольцо, как же ты не понимаешь, это то же самое, что снова замуж идти». Это его разволновало. Нырнул, поискал на дне, нашел кольцо и даже успел выбросить его на берег. И вдруг тут же утонул от внезапного кровоизлияния.
В другой раз я попал, как шмель в марлевый сачок, на эти дамские посиделки. Кругом шла обычная кутерьма, но у нас на участке в шесть квадратных метров было тихо.
— Вы с нами останетесь, Абель? — спросила теща.
— С удовольствием, мама.
Я разлегся. Мамуля облизнула языком губы, повернулась к Мариэтт, смотревшей в сторону, и, чтобы закончить прерванный разговор на какую-то общую тему, осторожно заметила;
— Да, верно говорится: брак создается руками мужчины, но семью-то, к счастью, создают женские руки.
О ком же речь идет? Это пока тайна. Может, не такая уж непроницаемая. Во всяком случае, во всех этих пословицах и поговорках бывают удивительные находки. Если брак — изобретение мужчины, то это подобно демократии, которая была создана буржуазией в 1793 году себе на потребу, а ныне ее пожирает. Снова тишина, значит, сейчас перейдут к другой теме. Обо мне забыли. Продолжают свою беседу, но не спорят всерьез, не обсуждают, как это делают мужчины. Я слушаю. Вот, стало быть, о чем они толкуют в течение всего года, когда я работаю и не бываю дома. Как я далек от их мыслей, от их забот, и, когда присутствую при их разговорах, мне это особенно ясно. Главное, о чем они сообщают друг другу, — кто родился, кто скончался, кто празднует свадьбу. Больше всего о свадьбах. Странно, что при их постоянных жалобах на тяготы замужества оно все же продолжает их так интересовать. Была свадьба или расстроился брак, предстоит ли венчание? Обсуждается чуть ли не весь пляж. Намазанные кармином ротики в форме сердечка обсасывают сплетни о чужих сердечных делах, говорят о какой-то молодой даме, которую — представьте — ни разу не видели с собственным мужем даже во время отдыха; о каком-то молодом человеке из палатки номер 65, он обнимается с девицей из палатки номер 47, любопытно, каковы его намерения? На мгновение пересуды отклонились от главной темы. А что поделывает Жиль? Давно его не видно. Хотя он где-то совсем недалеко со своей яхтой.
— Он все еще не женился, — говорит мамуля. Вот они и причалили. Мамуля продолжает:
— А ведь давно пора. Ему по меньшей мере…
Цифра не названа.
— Да он на два года моложе Абеля, — говорит Мариэтт.
— На шесть лет старше, чем Арлетт, — добавляет Габриэль.
Мадам Гимарш хмурится. Замужество Арлетт давно стало для нее тяжкой заботой. Мечта о замужестве Симоны волнует ее не менее, но по другим причинам. У Симоны не только имеется желание быть независимой, но и возможности для этого, которыми она широко пользуется.
Симона работает в качестве модельерши, на жизнь себе зарабатывает, оплачивает свое питание в доме, как и все взрослые, и, лишь только родители насупят брови, грозится, что переедет в Париж. Вон она, Симона, проходит мимо нас в сопровождении не знаю точно кого — какого-то молодого человека, — недавно она говорила о некоем Анри, затем об Армане, о Жермене, а в Анже, когда звонят по телефону, вызывают только ее одну. Мадам Гимарш смущенно провожает ее взглядом. Прошу вас, не будем говорить об упадке нравов. Симона, так же как и Анник, пользуется вниманием мужчин, возвращается домой в неурочный час, рассказывает довольно развязно о своем очередном флирте и даже слышать не хочет о замужестве. Что бы это значило? Должно быть, не нашла никого подходящего. Правда, ничто ей не мешает найти, и, поскольку у нее уйма поклонников, надо полагать, что она все еще ищет, прибегая к современному сравнительному методу…
Одержимые желанием расширить свой клан, мамаши все еще болтают меж собой, но я больше не слушаю. Снова проходят Симона вместе с Анник, которым сопутствует весьма нахальный белокурый эфеб. Глаза мои неотступно следуют за ней.
— Не стоило бы так упорно разглядывать ее, Абель, в моем присутствии, — вдруг замечает Мариэтт. В ее голосе скорей насмешка, чем упрек. Но я отвечаю с некоторой досадой:
— Если я не имею право взглянуть на то, чем любуются тысячи людей, так уж лучше выколоть мне глаза!
И вдобавок разрушить на площадях шедевры искусства, демонстрирующие нам чересчур нагих богинь, кормящих грудью младенцев под взором своих божественных и явно мужественных супругов, отлитых из бронзы! Право, вот когда видишь такую Анник среди этой выставки всяких уродств, становится легче дышать, она примиряет тебя с человечеством и даже воспламеняет мужей в пользу их собственных жен. Я очумел от глупой болтовни и нелепостей. Выждав для приличия несколько секунд, я подымаюсь, незаметно прохожу позади палаток. И вот я уже исчез из их поля зрения. Расправив плечи, втянув живот, я бегу рысцой и догоняю тех, кого женитьба сделала моими родственницами, — мою свояченицу и кузину.
Это было позавчера. Жиль в шортах и белой «водолазке», совершенно забыв о своей хромой ноге — так обычно и бывает, если он в автомобиле или на своей яхте «Миклу», — причалил к пристани Пор-Алиган. Бурный успех! Лихорадочная жажда приключений обуяла всех обитателей виллы Гимарш. Все захотели прокатиться, отказалась только Мариэтт, которую еще в детстве морская прогулка в Груа навсегда отвадила от желания ступить ногой на что-нибудь плавучее. На Мариэтт возложили обязанность надзирать за всеми ребятами, а Тио принес себя в жертву, предложив составить ей компанию. И вот «Мерседес», переваливаясь по дюнам, уже нес нас в Конгель.
— Только один круг, и все, — сказала мамуля, поднявшись на борт вместе со своим мужем.
Яхта «Миклу», нагруженная тяжеловесными супругами Гимарш, ограничилась скромной петлей в бухте. Тесть и теща сошли на берег гордые, как Христофор Колумб; место их занял Эрик, для которого Жиль, искусно манипулируя парусом, отправился подальше в открытое морс. Затем последовали Арлетт и Симона, которых здорово потрепало: резкие повороты яхты, парус, ложившийся вровень с волной, — Жиль угостил пассажирок острыми ощущениями, вызывавшими у них испуганный визг, и привез обеих на берег обрызганными с ног до головы. Я волей случая попал в последнюю партию вместе с Анник.
— А вы, — сказал Жиль, — вы не так-то легко отделаетесь! Я пойду до маяка Ла-Теньюз.
Пошли! Легкий ветерок, выстрачивая зыбь на море, ласково понес нас к островку. Но Жиль недостаточно учел силу прилива, бурлившего при выходе из бухты, и поздно спохватился: на полной скорости яхта «Миклу» встретила роковую мель и врезалась в нее.
Ознакомительная версия.
