«В этом городе железа и огня…»
В этом городе железа и огня,
В этом городе задымленного дня,
Жизнь, тяжелыми доспехами звеня,
Оглушила злыми смехами меня.
Как мне жить среди одетых в камень душ,
Мне — влюбленному в березовую глушь?
Как найти в чаду гниющих луж
Солнца южного живительную сушь?
Я принес из неразбуженной страны
Капли рос с цветов ковыльной целины,
Лепет роз, лучи ленивые луны,
Мельниц скрип в плену бессильной тишины…
Все обуглил этот город и обнес
Сетью проводок и каменных полос.
Как мне жить в пучине грозных гроз,
Мне — влюбленному в безмолвие берез?!
Петербург, 1922
«Никто не вышел ночью темной…»
Никто не вышел ночью темной,
Не вспыхнул мутный глаз окна
Зрачком свечи, когда бездомно
К Тебе сегодня постучалась
Твоя двадцатая весна.
Никто не вышел. Оставалась
Глухой заржавленная дверь.
Будить ли мрак ты побоялась,
Иль было в жизни слишком много
Весной принесенных потерь?
Снег талый капал с крыш, и строго
Считала капли тишина.
Подснежник бросив у порога,
Ушла с заплаканной улыбкой
Твоя двадцатая весна.
Петербург, 1922
Никакие метели не в силах
Опрокинуть трёхцветных лампад,
Что зажёг я на дальних могилах,
Совершая прощальный обряд.
Не заставят бичи никакие,
Никакая бездонная мгла
Ни сказать, ни шепнуть, что Россия
В пытках вражьих сгорела дотла.
Исходив по ненастным дорогам
Всю безкрайнюю землю мою,
Я не верю смертельным тревогам,
Похоронных псалмов не пою.
В городах, ураганами смятых,
В пепелищах разрушенных сёл
Столько сил, столько всходов богатых,
Столько тайной я жизни нашёл.
И такой неустанною верой
Обожгла меня пленная Русь,
Что я к Вашей унылости серой
Никогда, никогда не склонюсь!
Никогда примирения плесень
Не заржавит призыва во мне,
Не забуду победных я песен,
Потому что в любимой стране,
Задыхаясь в темничных оградах,
Я прочёл, я не мог не прочесть
Даже в детских прощающих взглядах
Грозовую, недетскую месть.
Вот зачем в эту полную тайны
Новогоднюю ночь, я чужой
И далёкий для вас, и случайный,
Говорю Вам: «Крепитесь! Домой
Мы пойдём! Мы придём и увидим
Белый день. Мы полюбим, простим
Всё, что горестно мы ненавидим,
Всё, что в мёртвой улыбке храним.»
Вот зачем, задыхаясь в оградах
Непушистых, нерусских снегов,
Я сегодня в трёхцветных лампадах
Зажигаю грядущую новь.
Вот зачем я не верю, а знаю,
Что не надо ни слёз, ни забот.
Что нас к нежно любимому Краю
Новый год по цветам поведёт!
1922
О, этот бег последних лет,
Нас напоивший смрадным гноем…
Какими радостями смоем
С души своей печалей след?
Когда грядущее покоем
Сотрет тревогу острых бед,
Как на забытый нами свет
Глаза ослепшие откроем?..
Не стынет жертвенная кровь,
К России гневная любовь
Проклятьем иссушила губы.
К граниту чуждых берегов
Пяти расстрелянных годов
Плывут пугающие трупы…
1922
Разве это Ты?
Ты — осколок мечты,
Ты — печать прожитого, Ты — фантом, Ты — след
Миллионов столетий, бесчисленных лет,
Мимолетных падений и вечных побед…
У истоков миров
Из лианных лесов
Ты с зарей выбегала на девственный луг
И плясала, нагая, и в пляшущий круг
Соловьиного песнью сзывала подруг,
Вся из бурь и огня…
И, быть может, в меня,
Загорелого юношу в шкуре из коз,
Шаловливо бросала гирляндами роз
И зовущими взглядами — стрелами грез.
></emphasis>
Сквозь бессмертье времен
Тебя знал Вавилон,
Тебя знали Афины, и Рим Тебя знал…
У фонтана, в тени голубых опахал
Светом неба вечернего лик Твой сиял
И… погас, и поник —
В этот час, в этот миг
Я прошел мимо трона в хитоне жреца
И, проникнув в альков заповедный дворца,
Твое тело ласкал без конца, без конца.
></emphasis>
Из окошек резных,
В петушках золотых,
Ты глядела в жемчужном кокошнике в сад,
Где баян молодой жег любовью твой взгляд
И настраивал гусли на праздничный лад.
Из боярских затвор
К устью Волги, в шатер,
Я увез Тебя ночью на верном коне.
Ты шептала: «Люблю», прижимаясь ко мне,
Ты казалась русалкой при бледной луне…
И вот вновь Ты — моя…
Новый След затая,
Я таю еще глубже былые следы.
Разве Ты — это Ты? Ты — звено красоты
Из цепи неразрывной бессмертной мечты.
1922
МамеЖизнь ли бродяжья обидела,
Вышел ли в злую пору…
Если б ты, мама, увидела,
Как я озяб на ветру!
Знаю, что скоро измочится
Ливнем ночным у меня
Стылая кровь, но ведь хочется,
Всё-таки хочется дня.
Много не надо. Не вынести.
И всё равно не вернуть.
Только бы в этой пустынности
Вспомнить заветренный путь,
Только б прийти незамеченным
В бледные сумерки, мать,
Сердцем, совсем искалеченным,
В пальцах твоих задрожать.
Только б глазами тяжёлыми
Тихо упасть на поля.
Где золотистыми пчёлами
Жизнь прожужжала моя,
Где тишина сероокая
Мёртвый баюкает дом…
Если б ты знала, далёкая,
Как я исхлёстан дождём!
1922
2. Печальная песня (фр.).
Брату НиколаюТихо так. Пустынно. Звёздно.
Степь нахмуренная спит,
Вся в снегах. В ночи морозной
Где-то филин ворожит.
Над твоей святой могилой
Я один, как страж, стою…
Спи, мой мальчик милый,
Баюшки-баю!..
Я пришёл из дымной дали,
В день твой памятный принёс
Крест надгробный, что связали
Мы тебе из крупных слёз.
На чужбине распростёртый,
Ты под ним — в родном краю…
Спи, мой братик мёртвый,
Баюшки-баю…
В час, когда над миром будет
Снова слышен Божий шаг,
Бог про верных не забудет,
Бог придёт в наш синий мрак,
Скажет властно вам: проснитесь!
Уведёт в семью Свою…
Спи ж, мой белый витязь,
Баюшки-баю…
Даже в слове, в самом слове «невозвратное»,
Полном девичьей слегка наивной нежности,
Есть какое-то необычайно внятное,
Тихо плачущее чувство безнадежности.
В нём, как странники в раскольничьей обители,
Притаились обманувшиеся дни мои,
Чью молитву так кощунственно обидели
Новых верований дни неудержимые.
В ночь бессонную я сам себя баюкаю,
Сам себе шепчу тихонько: «невозвратное»…
И встаёт вдруг что-то с сладкой мукою
Одному мне дорогое и понятное…
«Все медленнее караваны…»
Все медленнее караваны
На запад вышедших годов,
Все тяжелей их груз нежданный,
Все чаще на гребне песков
Я в сердце впрыскиваю пряный,
Тягучий кокаин стихов.
О, капли звонкие отравы,
О, певчие мои слова!..
(стихотворение приведено не полностью…)
«Какая радость — любить бессвязно!..»
Какая радость — любить бессвязно!
Какая радость — любить до слёз!
Смотри — над жизнью глухой и грязной
Качаю стаю бессмертных роз!
Смотри — на горестных скрижалях,
Через горящий взором стих
О заплясавших вдруг печалях,
О наших далях золотых.
Смотри — взлетев над миром дымным,
В поляну синюю мою
Вбиваю я с победным гимном
Пять новых звёзд моих: люблю.
«Ты ушла в ненавидимый дом…»