— Мисс Миллер говорит, что она вам все объяснила. Несомненно, вы сможете ему помочь. Я вижу это как великий роман, роман о грандиозной индустрии, выросшей практически на ровном месте. Когда я впервые приехала в Голливуд, Лльюэлин-Сити был просто кучей лачуг. Если я скажу, сколько я тогда получала, вы мне не поверите. Буквально крохи. Кстати, о жаловании. Мы не сможем платить вам очень много.
Она назвала цифру, которая даже Монти, сущему ребенку в таких вопросах, показалась не слишком щедрой. Конечно, это было жалование, и тем самым подходило под условия Дж. Б. Баттервика. Главное — увернуться от этого Дж. Б., подумал Монти, и принял предложение без малейшей критики, а хозяйка снисходительно улыбнулась, выражая этим, что он прав.
— Тогда все улажено, — быстро сказала она. — Теперь я вас оставлю. Иду в парикмахерскую. Не уходите. Подождите немного здесь. Я хочу, чтобы вы увиделись с моим мужем.
— А когда?…
— Начнутся ваши обязанности? Нескоро. Мы съездим в Канны на недельку-другую, а потом уж осядем в деревне.
— Мисс Миллер сказала, что вы сняли там дом.
— Да, в Сассексе. Такой Меллингем-холл. Моя дочь уехала туда позавчера посмотреть, все ли в порядке. Очень приятный старый дом в очень тихом месте, как раз для работы моего мужа.
— Да, вроде бы — ничего.
— Замечательные соседи! Лорд Риверхэд, лорд Вокинг, сэр Перегрин Вуэлс. Совсем другое дело, а?
Она оставила его, и он углубился в размышления. Думать без нее было легче, что само по себе неплохо, но пришлось остаться один на один с мыслями о неминуемой встрече. Честно говоря, он ожидал ее с беспокойством. Хотя Санди и сказала, что принятый женской частью семьи, он может не опасаться мужской, к главе всемирно известной кинокомпании Монти всегда относился примерно так, как относится нервный новобранец к сердитому сержанту, и словесные заверения не могли убедить его, что брак, даже на такой женщине, одарил Лльюэлина сладостью и светом, которых ему так не хватает.
Казалось бы, самое время кровь разогреть и стиснуть кулаки, но как раз в тот момент, когда Монти этим занялся, звякнул ключ, и вошел Лльюэлин. Он остановился, вытер лоб и уставился на гостя с восторгом человека, увидевшего Тадж-Махал в лунную ночь.
— Привет, Бодкин! — сказал Айвор Лльюэлин.
Уточним. Такое слабое слово как «сказал», не должно бы употребляться, когда в запасе у летописца есть слова «возгласил», «пропел» и даже «нежно вывел». Мистер Лльюэлин издал те самые звуки, которые издает голубь, увидев особенно приятную голубку, и протянул гостю руку, явно очарованный встречей.
Монти испугался. Он ожидал увидеть космическое чудище, а перед ним оказался истинный ребенок, радостный и добродушный, как будто только что из Диккенса. Таких изменений он понять не мог.
— Здрасьте, мистер Лльюэлин, — слабо выговорил Монти.
Рука, двигавшаяся ему навстречу, крепко сжала его руку, а другая, тоже принадлежавшая мистеру Лльюэлину, нежно погладила его плечо.
— Очень рад тебя видеть! Встретил жену в холле, и она говорит, ты хочешь помочь мне с этой книгой. Замечательно! Поразительно! Гениально! Слушай, Бодкин, тут такое дело. Ты мне случайно не одолжишь пятьсот фунтов?
Один из двух состоятельных членов клуба «Трутни», (другим был Пуффи Проссер), Монти часто спасал неимущих друзей и знакомых, и не удивлялся их покушениям на его карман. Но впервые мультимиллионер обращался к нему с
такой просьбой, а потому, как сказал бы Китс, он поглядел на него с ужасным подозреньем, а глаза его уровнялись размером с обычными мячами для гольфа.
— А? — выговорил Монти, и то с трудом.
Человеку решившемуся попросить взаймы, легко спутать удивление с нерешительностью. Мистер Лльюэлин так и сделал; и его непомерное дружелюбие окрасилось нетерпением.
— Ну, не валяй дурака, Бодкин. Уж пятьсот фунтов ты накопил, когда выуживал из меня по тысяче долларов в неделю. Столько не растратишь!
Монти поспешил очистить себя от обвинения в распутстве и пьянстве.
— Нет, нет. Что вы! Деньги у меня есть.
— И ты ими поделишься?
— Конечно, конечно.
— Молодец. Чековая книжка тут?
— Да, да.
— Тогда — к делу!
Пока Монти выписывал чек, мистер Лльюэлин сохранял благоговейное молчание, будто малейшая помеха могла сорвать их сделку, но как только он положил чек в карман, он расцвел с прежней силой.
— Ну спасибо, Бодкин. Кстати, как у тебя дела? Совсем забыл спросить.
— Хорошо. А у вас как, мистер Лльюэлин?
— Да не очень. Домашние дрязги.
— Мне очень жаль.
— А мне то! Слушай, Бодкин. Ты, наверное, удивился, что человек с моим состоянием занимает деньги. Оригинально, подумал ты. Объясню в двух словах: «Общий счет».
— Прошу прощения?
— У нас с женой общий банковский счет. Она его открыла, когда ты поступил на студию.
— Да? — сказал Монти, а Лльюэлин нахмурился.
— Вот ты говоришь «Да?» так это легкомысленно, и не подозреваешь, что нет на свете более печальных слов. Они значат, что я не могу оплатить ни малейшей покупки без того, чтобы жена не спросила: «А это тебе зачем?». Нет для мужчины слов горше этих. Не знаю, говорила она тебе, что мы ездили во Францию?
— Да, вроде бы — в Канны.
— Верно. Ты в этих Каннах бывал?
— Конечно. Кстати, если помните, мы там и познакомились.
— Именно. Значит, тебе известно, что в Каннах —просто сказочные возможности по части азартных игр. Два казино, а за углом — само Монте-Карло. Бодкин, я очень люблю рулетку. Как раз сейчас я изобрел новую систему и должен ее опробовать. Но если я выпишу чек, а она меня спросит, на какие нужды, и я ей отвечу: «На рулетку», она… она очень образно выразится. Бодкин, моя жена не любит азартных игр. Против выигрыша она, конечно, не возражает, но проигрывать — не хочет, а самая лучшая система все же предполагает некоторые издержки. В общем, она не хочет, чтобы я развлекся за зеленым сукном, и тут ничего не поделаешь.
— Могу себе представить.
— Надеюсь, что нет. Кстати, у нас то же самое, если ей еще что-нибудь не нравится.
— Видимо, миссис Лльюэлин очень сильная личность.
— Железная женщина. Возьми к примеру, эту штуку, которую она заставляет меня писать. Мне это не нравится, Бодкин, совсем не нравится. Разве напишешь историю киностудии, скрывая самое интересное? Если бы я приоткрыл некоторые дела, которые творились у нас поначалу, книга вызвала бы такой восторг, что меня бы просто посадили. Думаешь, ей что-нибудь можно втолковать? Не думай. Если она приказала — спорить бессмысленно. Мне, конечно, будет немножко легче работать с таким старым другом. Кстати, почему тебе опять нужна работа? Насколько я знаю свою жену, она платит мало.
— Это точно.
— Такая… скажем, практичная.
— Я заметил.
— Как же ты согласился?
Если Монти и колебался, то не больше мгновенья. Что-то в этом новом, улучшенном Лльюэлине превращало желание поделиться с ближним почти в обязанность. В Лльюэлин-Сити он бы и представить себе не мог, что говорит о своих невзгодах шефу, но сейчас — дело другое.
Он рассказал ему все. Он рассказал о великой любви к Гертруде, о ее послушании отцу и о кознях этого самого отца, а мистер Лльюэлин мрачно и внимательно слушал.
Наконец он произнес:
— На твоем месте я бы дважды подумал перед тем как жениться.
Монти ответил, что он уже подумал больше двух раз; по правде говоря, он последнее время только об этом и думает. Мистер Лльюэлин заметил, что он не совсем то имел в виду. Он хотел сказать, что супружество — это тебе не шутка. Не стоит бросаться туда, очертя голову, да еще верещать, будто ты сорвал банк в Монте-Карло. Да, супружество — вещь хитрая. Есть в нем такие ловушечки. Сразу не разглядишь, а потом — слишком поздно.
— А тут, — заверил он Бодкина, — до превращения в полный ноль — один шаг. И еще. Главное — смотри, чтобы у твоей избранницы не было никаких дочерей.
Монти сказал, что он будет очень осторожен.
— Жены сами по себе не сахар, особенно если они были пантерами, но до падчериц им далеко. Моя падчерица, дочка Грейс от предыдущего брака, умудряется командовать даже своей матерью, а со мной она обращается как с мексиканским… ну, этим, вроде пиона…
— Пеоном?
— Именно. Ох уж эти современные девушки! А все школа, школа! Там они этого и набираются. Я просил-молил Грейс, не посылать Мэвис в Нью-Йорк, в такой, знаешь, особенный колледж. Вернется оттуда, говорю, чистой
воображалой, как будто она царица Савская или кто там еще. Все без толку. Не слушает. Ладно, что тебе мои беды? Спасибо за пять сотен.
— Да не за что.
— Тогда, может, дашь тысячу?
— Пожалуйста.
— Я так и думал. Молодец ты, Бодкин!
— Спасибо, мистер Лльюэлин.
— Какой там мистер!
— Спасибо, Лльюэлин.
— Зови меня просто Айвор.
— Спасибо, Айвор.
— Или даже Джумбо. Это такое прозвище.
